— Молока?

— Да, пожалуйста. Но без сахара.

Голос Зои был хрипловатым, низким и сексуальным, но совершенно безжизненным.

А птица-то ранена, задумчиво сказала себе Марина. Не смертельно, но очень серьезно.

Она села под прямым углом от Зои — достаточно недалеко, чтобы все видеть, но в то же время и не слишком близко, чтобы не казаться назойливой.

Так вот ты какая, таинственная и легендарная Зоя Пич. Таинственная, потому что Франсуа ни словом не упомянул о том, что ты из себя представляешь. А легендарная, потому что Леонора взахлеб рассказывала о тебе как о героине любимой сказки и отчаянно хотела, чтобы ты стала ее новой мамой.

Марина была очарована. И дело было вовсе не в Зоиной пленительной внешности, хотя ошеломляющий контраст между темными волосами, белой кожей и яркой одеждой приковывал к себе взоры и вызывал всеобщее восхищение. Ее заворожила пугающая эфемерность и хрупкость молодой женщины.

Но не только. В ней было кое-что еще — и, на взгляд Марины, самое важное. Сидя рядом с Зоей Пич, дыша одним с ней воздухом, глядя в ее необычные аквамариновые глаза, Марина испытывала острое, возбуждающее ощущение, что этот человек обладает развитыми способностями экстрасенса. Эту силу Марина распознавала без труда, потому что когда-то тоже владела ею.

Интересно, знает ли об этом даре сама Зоя. А если знает, то чем считает его — добром или злом?

Протянув гостье коробку с печеньем, разнообразие и качество которого благодаря визитам Леоноры в последнее время сильно улучшилось, Марина приказала себе бросить дурацкие фантазии и сосредоточиться на том, что происходит сию минуту.

Отказавшись от печенья, Зоя спросила:

— Вы не знаете, куда уехал Франсуа?

— Знаю. Улетел в Нью-Йорк.

В аквамариновых глазах вспыхнули страх и тревога.

Марина задумалась, стоит ли развивать эту тему. Много ли знает Зоя? Неизвестно. А что следует делать, когда в чем-то сомневаешься? Правильно, держать язык за зубами.

Зоя опустила глаза. Когда она снова подняла чашку, ее руки дрожали.

Марина сделала глоток и вспомнила, как Франсуа два вечера назад пил виски и говорил, что не может «не казнить других». Теперь было ясно, кого он казнил.

— Смерть — это круги на воде, — наконец сказала Марина. — Особенно внезапная и насильственная смерть кого-то молодого.

Зоя подняла взгляд и кивнула:

— Я знала, что случится что-то ужасное. Знала несколько недель. — Она поднесла руку к глазам. — Можете считать, что я не в своем уме. Но я действительно знала, что будет катастрофа. Только не думала, что ее жертвой станет Поппи.

Марине понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное.

— А кто же? Кто, по-вашему, должен был погибнуть?

Зоя вздрогнула, словно укушенная осой.

— Это не моя вина, — просто сказала она.

Марина сосредоточенно размешивала сахар.

— Попробуйте объяснить.

— Вы сочтете, что я сумасшедшая.

— Все мы временами тихонько сходим с ума. Я выслушаю вас и попытаюсь понять. Доверьтесь мне.

— Мне снятся сны, — сказала Зоя. — Катастрофы и смерти. Ужасные предчувствия. И я знаю, что они сбудутся.

Вот так, сказала себе Марина. Твои дурацкие фантазии попали в яблочко.

— Теперь вы точно считаете меня сумасшедшей, — пробормотала Зоя, видя, что пауза затягивается.

— Нет. Я и сама испытывала нечто подобное. Очень много лет назад.

Зоя нахмурилась.

— А что именно? — осторожно спросила она.

— Предчувствия. Только это были не сны. Я ощущала их во время бодрствования. И это не были картины катастроф, как у вас, а образы, которые позволяли мне предсказывать будущее людей — брак, смену дома, работы и так далее.

Действительно, очень безобидно. Особенно по сравнению с тем, что видела Зоя…

Молодая женщина посмотрела на нее искоса, словно боялась, что ее разыгрывают.

— Франсуа считает, что Поппи погибла из-за моего сна, — вяло сказала она. — Он почему-то решил, что я хотела этого.

— Он пережил шок. Очень горевал, чувствовал свою вину и гнев. Естественно, ему был нужен стрелочник. Кроме того, вы должны знать, что большинство мужчин скептически относится к таким вещам, как «умственная энергия». Они шарахаются от этого, как черт от ладана.

— Да… — едва слышно пролепетала Зоя.

— Его взгляды смягчатся. В свое время.

— Нет! — резко и решительно ответила Зоя.

— Почему вы так думаете?

— Я не вижу пути к нему. Мои картины полны тьмы. Он во тьме. Я ясно вижу его, знаю, что нужна ему… и не могу помочь.

— Картины могут измениться.

— Не думаю.

— Вы должны помнить, — мягко промолвила Марина, — что эти картины порождены вашим собственным сознанием и, как всякое создание разума, по прошествии времени способны приобретать другую форму.

Но Зоя то ли не слушала, то ли не хотела слышать. Она думала только о Франсуа и своей ужасной потере.

— Он так любил меня, — тихо сказала она. — Глубоко и искренне, хотя мы знали друг друга совсем недолго. А сейчас ненавидит. Он тоже видит картины, и в этих картинах я кажусь ему убийцей Поппи.

— Это пройдет. Все изменится.

Зоя промолчала, отвернулась, и ее взгляд упал на колоду карт «таро», лежащую поверх шелкового шарфа.

— Моя мать ходила к гадалкам «таро». Раз в год, в январе, — сказала молодая женщина. — И верила в эти гадания так, что даже страшно становилось. — Она поднесла чашку ко рту, но, не сделав ни глотка, поставила обратно. — Бедная мама верила всему, что ей говорили. Даже если предыдущее гадание не сбывалось, в следующем январе она гадала снова. В детстве я боялась января, потому что не знала, будет мама плакать или смеяться.

— И что, прогнозы никогда не сбывались?

— Пара сбылась. Гадалки говорили, что ей предстоят путешествия и небольшие проблемы со здоровьем.

— Продолжайте.

Зоя улыбнулась — впервые с тех пор, как вошла в дом.

— Моя мать любила устраивать себе несколько каникул в год и страдала чем-то вроде ипохондрии. Так что тут карты ошибиться не могли.

— Значит, в один прекрасный день вы стали скептиком?

— Нет. Скорее беспристрастным наблюдателем.

— Может быть, только истинно беспристрастным людям и являются картины и предчувствия, — заметила Марина. — Ваша мать еще жива?

— Нет, — вздрогнула Зоя и подозрительно спросила: — А почему вы спрашиваете?

— Мне интересно. Потому что это может иметь отношение к тому, что происходит с вами сейчас.

Зоя прикинула, что можно рассказать, а что нет.

— Она погибла в своей машине. Увидела в саду сороку, летевшую в ее сторону, а потом уехала и попала под трактор.

Марина сидела молча. Зоя смотрела на нее во все глаза.

— Вам не нужно было спрашивать, правда? Вы знали ответ заранее?

— У меня было такое чувство. В молодости я имела талант к ясновидению.

— А сейчас?

— Сейчас меньше. Но все еще есть.

— Я хочу, чтобы этого больше не было! — гневно воскликнула Зоя. — Хочу жить! Даже если я потеряла Франсуа, я хочу, чтобы жизнь вернулась ко мне!

В ее голосе звучала пылкая страсть, неожиданная в столь хрупком существе.

— Не говорите, что вы потеряли его. Нужно надеяться.

— Вы не видели его лица, — тихо уронила Зоя. — Когда вы говорили с ним по телефону, я обо всем догадалась по его выражению. В нем что-то умерло. Его любовь ко мне.

Она встала:

— Мне пора. Иначе опоздаю на работу.

У Марины сжалось сердце. Она вспомнила, что сегодня днем ей предстоит поработать в магазине, чтобы компенсировать время, проведенное с Леонорой.

Она стояла в дверях и следила за Зоей, отпиравшей машину. О, как ей был знаком этот твердый взгляд! Взгляд человека, идущего по избранному им пути. Эта девочка инстинктивно стремилась к другому, но выбрала то, что считала более важным.

Когда-то Марина тоже была такой. Только едва ли в ней была фанатическая решимость и сила похожей на газель Зои. И ее тогдашний избранник ничем не напоминал отлитого из чистой бронзы таинственного Франсуа.

Ярко-желтый автомобильчик уехал. Марина повернулась и пошла на кухню. Риск не отходил от нее ни на шаг. Она наклонилась и погладила его.

— Ты все знаешь, верно? Особенно когда я собираюсь сорваться с цепи?

Внезапно у нее возникло поразительно сильное убеждение, что пришла пора вылезти из своего болота и еще раз взять жизнь за шкирку. В последние дни благодаря Леоноре, Франсуа, а теперь и Зое Пич она вновь почувствовала себя полезной. Необходимой. И вновь обрела чувство времени. Нельзя попусту терять часы и недели, если ты должен многое сделать, многое вспомнить и многое узнать заново.

— Я справлюсь, — сказала она Риску, который немедленно сел, выпрямился, поднял ясные глаза и застучал хвостом по полу. — Ну, если ты согласен со мной, значит, так тому и быть.

Она позвонила в магазин и, ликующе размахивая трубкой, заявила своей работодательнице об уходе. Там к этому отнеслись очень спокойно: оказывается, на ее место претендует целая очередь.

Марина, ошеломленная собственной прытью, пересчитала свои скудные сбережения и поискала, что можно было бы продать, если ей будет угрожать голодная смерть. Старинные часы? Стереосистему Колина?

Когда возбуждение и страх дошли до предела, Марина сказала себе: что-то случится еще до того, как закончатся деньги. Что-то хорошее. Она обрела свободу, а свобода дороже денег. И все же нужда ей не грозит. Все будет хорошо.

Преследуемая Риском, она поднялась в чулан и принялась рыться в куче старых папок, хранившихся со студенческих лет.

«Обучение», «Восприятие», «Экспериментальное изучение сна»… О Боже, неужели когда-то она все это знала? Отпихнув ненужные материалы, она с жаром углубилась в остальное. Не может быть, чтобы ее драгоценная папка исчезла! Закон Мэрфи. То, что ищешь, всегда находишь в последнюю очередь.