Легкость долго не наступала, но все же он поддержал разговор «могучей кучки», затеянный самым заводным художником из Ярославля Кириллом.

— Нет, ты только представь, Илья, мы будем жить на этом острове коммуной! Никакой цивилизации, связи с внешним миром! Ни-че-го!

— Это кайф, — кивнул Илья, мельком взглянув в горящие глаза Кирилла. Так ли давно он сам испытывал щенячий восторг от предложения войти в содружество художников по восстановлению монастыря на острове под Вологдой. О такой возможности мечтает любой художник. Реставрация фресок! Близость дикой природы, озера, неимоверная красота!

Сегодня же словно какой-то волшебник спутал все карты в душе Ильи Шубникова, он не мог настроиться и наслаждаться приятными мгновениями. И волнующей перспективой.

Он глотнул вина и подцепил на вилку кусок козьего мяса.

— А охота там какая! — взахлеб продолжал Кирилл. — Говорят, в тамошних лесах, кроме лосей и росомах, полно еще кабанов и медведей! Ты охотиться любишь?

— Не пробовал, — признался Илья и почувствовал на своих плечах тонкие пальцы Ирмы. Оглянулся и улыбнулся ей. Девушек в коммуну не приглашали, а она очень хотела. Исключение сделали только для Юрия из Питера — он был женат, причем его жена по образованию реставратор.

— Как я вам завидую! — призналась Ирма и наклонилась к самой голове Ильи. — И все-таки я приеду к вам на остров. Что? Прогоните?

Кирилл погрозил ей пальцем.

— Я люблю рыбалку, — сказал Илья, чтобы не выглядеть совсем уж изнеженным в глазах товарища. Им ведь предстояло прожить на этом острове длительное время.

— Ну! — Кирилл чуть не подавился. — Это классно! Там есть озерный лосось и полно карася!

Ирма громко рассмеялась и обняла Илью за шею.

— Как я умею готовить карася в сметане, мальчики… Возьмите меня с собой!

Илье стало весело. Он засмеялся, вторя смеху Ирмы. Он подхватил ее и унес в середину зала, в гущу танцующих. Они стали двигаться, легко попадая в зажигательные испанские ритмы. Ирма щелкала пальцами, Илья встряхивал волосами. Он с удовлетворением отметил, что легкость и веселье наконец-то достигнуты.

Вся тоска, ностальгия и чувство вины надуманны и сентиментальны. У него все — о'кей! Он перспективный художник. Все его работы проданы. Его, одного из немногих, пригласили в коммуну на остров. О таком приключении он мог только мечтать в своих мальчишеских снах. Кстати, о снах. Ему ни разу за последние два месяца не приснилась Лика. Вокруг полно красивых женщин. Взять хотя бы Ирму. Какой дурак откажется от такой экстравагантной девчонки?

Словно читая его мысли, художница поворачивалась перед ним как юла. Ее красная прическа почти сливалась с рыжим свитером, а острые клинья алой юбки колыхались, создавая эффект огня. У Ильи закружилась голова. Ирма сразу заметила что-то неладное и сказала:

— Пойдем в гостиницу. Тебе нужно лечь.

— Только с тобой! — попытался шутить Илья. Ирма ничего не ответила, обняла его за талию и вывела на воздух.

Илья проснулся от неприятных ощущений. Левое плечо затекло, боль отдавала в лопатку.

Он хотел пошевелить левой рукой, но понял, что на ней что-то лежит. Повернул голову и уткнулся взглядом в красную макушку. Ирма. Он все вспомнил. Сколько же он выпил, чтобы довести себя до подобного состояния? Вчерашней легкости и беззаботности как не бывало. Хотелось помассировать затекшее плечо, хотелось остаться одному. Хотелось, чтобы не было Ирмы, не было Испании, предстоящего перелета, ничего. В голове звенела мутная пустота.

Тело рядом пошевелилось. Илья воспользовался моментом и освободил руку.

— Ты любишь мужчин? — Прибалтийский акцент Ирмы неприятно резанул слух.

— С чего ты взяла? — опешил Илья.

— Ты называл меня мужским именем.

— Что?

Ирма выскользнула из-под простыни и, совершенно не стесняясь, пошла по комнате к окну голышом.

— Ты говорил: Саша. Да, Саша.

— Это женское имя, — вздохнул Илья и повторил вслед за Ирмой:

— Саша. Александра.

— Так зовут твою девушку?

Ирма продолжала смотреть в окно, не торопясь одеваться.

— Да, — ответил Илья. Он завернулся в простыню и пошел в ванную.

Сегодня они улетают. Рейс до Москвы. Оттуда «могучая кучка» планирует сразу отправиться в Вологду. Илья включил душ и услышал, как щелкнула дверь. Ирма ушла.

В этот момент Илья уже твердо знал: перед тем как отправиться в Вологду, он должен увидеть Сашу.

Глава 20

— Настенька! Ты забыла выключить чайник!

Надтреснутый голос Антонины Терентьевны заставил ее вздрогнуть.

— Я уже выключила и чай тебе заварила, — поспешно добавила старушка, увидев Настану невольную реакцию.

— Не беспокойтесь, Антонина Терентьевна. Я уже расхотела пить чай.

За окном повисли сумерки. Настя и не заметила, как они успели заполнить комнату.

Настя отодвинула от себя серый том известного русского критика и включила настольную лампу.

Старушка кивнула на книги:

— А я думала, теперь уже Белинского не изучают.

— Еще как изучают! — вздохнула Настя. — И Белинского, и Аристотеля, и Гегеля.

Насте тяжело было поддерживать разговор с хозяйкой — она только лишь из вежливости отвечала на вопросы. Сама ситуация казалась ей унизительной, квартира, что сняли для нее родители, — тюрьмой, а Антонина Терентьевна — ничего не подозревающей о своей роли тюремщицей. Насте хотелось заплакать или же взорваться, нагрубить, нахамить старушке, и только овладение азами актерского мастерства позволяло ей справиться с собой. Они не понимают, как ей тяжело, одиноко, как невыносимо слушать чинную тишину старости! Она давит на нее, душит. Самое главное — она не может, как прежде, запросто позвонить Мише, сама дала зарок не вешать больше на него свои проблемы! Это злополучное объяснение стоит теперь между ними, и отношения не могут быть прежними. Миша больше не будет подружкой. А она, черт возьми, уже не может обходиться без него!

Вот уже почти месяц Настя не рассказывает Мише каждый свой день, в подробностях, до мелочей, как раньше. И это невыносимо тяжело. Последнее время она стала замечать, что разговаривает сама с собой, то есть нет, конечно, не с собой, а с воображаемым Мишей. Однажды хозяйка застала ее за этим занятием и была обескуражена. Настя соврала ей, что репетирует. А сегодня Настя как-то особенно подпала под настроение природы — ноябрь за окном бросался остатками листвы, бил в окна дождем, устраивал во дворе грязные лужи.

— Смотрю, ты скучаешь, Настенька. — Старушка проигнорировала Настин отказ от чая и приволокла в комнату поднос с чашками и нарезанной «витушкой». — Позвала бы подружку, я разве против? Ваше дело молодое, вам болтать хочется, смеяться. Не все же умные книжки читать.

Старушка поставила чашки, бесцеремонно потеснив Белинского.

— Моя подружка уехала, — удрученно вздохнула Настя. Антонина Терентьевна словно читала ее мысли! Как было бы здорово жить сейчас вдвоем с Сашей, обсуждать все на свете, выдумывать развлечения! Но Сашка исчезла не попрощавшись, уехала, не оставив даже адреса!

Поначалу Настя не поверила родителям. У них политика такая: поворачивать факты так, как, по их мнению, лучше. В целях воспитания. Мама сказала, что приходила Саша, принесла деньги, тот самый долг, и просила передать Насте, что уезжает. Настя выслушала мать довольно спокойно, но в уме отредактировала ее речь. Выходит, Сашка рассказала родителям про деньги. Те, конечно, потребовали вернуть долг. И Сашка… Да, но где она могла достать такую сумму? Сразу? Тут Настя вспомнила про Каштановых. Раньше Сашка рассказывала о них. И если обо всем, даже об Илье, Сашка говорила сдержанно, как бы оберегая, то о Каштановых рассказывала взахлеб — в такой восторг ее приводила дружба с ними.

Сразу после отъезда родителей Настя отправилась к Каштановым. Там Сашки не оказалось. Возвращаясь в медлительном трамвае, Настя в глубочайшем недоумении размышляла о том, насколько разными могут быть оценки людей. Каштанова произвела на нее впечатление, прямо противоположное тому, что она же произвела на Сашу. Во-первых, Александра утверждала, что Каштанова — образец гостеприимства. Хорош образец! Она даже не пригласила Настю в дом! На порог не пустила! Когда охранник доложил о том, что пришли гости, Каштанова торопливым шагом продефилировала по дорожке и вышла за чугунную калитку к Насте на улицу. А на дворе, мягко говоря, не лето. При том, что Настя замерзла, еще стоя на остановке, а ведь в трамвае тоже не согреешься. Но Каштанова словно не замечала Настиного синего носа. Ее надменное лицо стало непроницаемой маской, когда Настя стала спрашивать о Саше.

— А почему вы, девушка, утверждаете, что Александра может находиться у нас? Мы едва знакомы…

— Но Саша столько о вас рассказывала! Вы очень тепло к ней отнеслись…

У Насти не было слов. Да и к чему слова, если чувствуешь, как они скатываются с человека, словно вода с полированной поверхности.

Каштанова деланно рассмеялась.

— Некоторые люди склонны принимать за любовь простую воспитанность.

— А…

Насте больше не интересна была Каштанова. А вот Сашка… Куда она могла подеваться?

— Ну, тогда извините.

— Скорее всего она уехала, — сказала Каштанова, когда Настя уже сделала шаг в сторону дороги. — Она говорила что-то насчет возвращения к бабушке, домой.

— А адрес ее бабушки… У вас его нет? — встрепенулась Настя.

Но Каштанова уже закрыла калитку, и из-за фигурной решетки донеслось:

— К сожалению, адреса у меня нет. Зачем он мне? Действительно, зачем? Человек исчез из поля зрения, и никому нет дела до него!

Настя ехала в трамвае и злилась. Она злилась на эту холеную равнодушную высокомерную тетку из богатого дома. Злилась на Сашку, что исчезла именно в тот момент, когда в ней больше всего нуждаются. И конечно, Настя злилась на себя. Это надо же так халатно относиться к дружбе! Не узнать даже адреса подружкиной бабушки! Значит, мама права, когда ругает Настю эгоисткой. Настя оказалась настолько занята своими проблемами, что не попыталась вникнуть в Сашины! А ведь зачем-то же Сашка разыскала ее в академии. И вид у нее был довольно странный в тот день…