Воображение нарисовало ему комнату, задрапированную тяжелой тканью. Комнату, куда не проникает дневной свет, этакое мини-загробное царство. И только искусственное освещение открывает взору портреты человека, тело которого давно принадлежит земле. А его бесприютная душа, возможно, не может дождаться нового воплощения, поскольку привязана к этой комнате, к этим портретам, к этой чрезмерной скорби. Брр…

Между тем банкир продолжал говорить все тем же негромким, но убедительным голосом, и шуруп в висок художника кто-то невидимый продолжал ввинчивать, и левая половина головы горела.

— Это все так неожиданно для меня, — наконец перебил банкира Илья и поднялся. — Боюсь, рано говорить о серии портретов. Нужно хотя бы один сделать…

— Да, я вас понимаю. — Игорь Львович поднялся вслед за художником. — Дома вы спокойно обдумаете мое предложение. Я заеду к вам.

Банкир проводил художника до крыльца. У ворот Илью уже поджидал шофер и машина Каштановых. Художник снова не стал возражать, хотя в нем таки шевельнулось желание уехать на общественном транспорте.

* * *

— Именно поэтому мы не хотим никаких разговоров по парам и тому подобного. Пусть все останется как было, — закончила свою речь Анастасия и взглянула на собравшихся. Все трое смотрели на нее. Саша — одобрительно, Вадим — с непонятными искорками в глазах, а Миша — с недоверием.

— Ну что ж, обстановка яснее ясного, — усмехнулся Вадим и подмигнул Мише. — Мы значит, их катаем, катаем…

— А они расплачиваться не хотят, — закончил за друга Миша.

Повисло неловкое молчание. Было непонятно, смеяться шутке или же это вовсе не шутка, а…

Впрочем, додумать им не дали, машина сорвалась с места, ветер ворвался в салон вместе с музыкой и через минуту возникшая было неловкость ушла без следа.

— Есть предложение! — заявила Настя, озорно поблескивая в темноте белками глаз.

— Это уже интересно, — протяжно отозвался сзади Миша. — Чего такого интересненького предложат нам дамы?

— Я предлагаю отметить мое поступление в академию. Сегодня я зачислена на актерское отделение Академии искусств! И намереваюсь стать великой актрисой!

— Ты же вроде говорила, что мечтаешь стать журналисткой?

— Я пошутила, — отрезала Настя.

На набережной гремела музыка. Выпитое шампанское тут же ударило в голову. Насте хотелось смеяться, прыгать, скакать. Обнять весь мир. Она остается в этом городе! Она победила! Чувство безграничной свободы, обрушившееся на нее так внезапно, опьяняло больше вина. Она не знала, чем наградить себя за долгие годы послушания. Она потащила ребят танцевать, но этого ей показалось мало и, подбежав к фонтану, она встала на парапет и, в чем была, прыгнула в воду.

— Я поступила! Ура! — крикнула она.

— Поздравляю! — раздалось отовсюду. Кто-то засмеялся, кто-то аплодировал. В этот момент Саша взглянула в распахнутые двери летнего кафе и замерла. Она увидела того самого лысого мужика, которого Настя огрела бутылкой из-под пива. Он услышал шум, обернулся…

— Аська, — дернула подругу за рукав Саша, — бежим скорее!

— Куда еще? Здесь так клево! Ныряй, вода совсем теплая! — И она дернула Сашу за юбку. Та не удержала равновесия и плюхнулась в воду.

— Дура! Что ты творишь! — заорала Саша. — Он здесь! Он, кажется, узнал меня!

— Кто? — " Мокрая Настя все еще беззаботно улыбалась.

— Лысый! Тот самый, которого бутылкой…

— Мама!

Вылупив глаза и стуча зубами, девчонки помчались мимо отдыхающих, мимо танцующих и пьющих, обдавая брызгами все вокруг.

— Мальчики! Уходим! — крикнула Настя, пробегая мимо Вадима и Миши. Те ничего не поняли, но помчались следом. Девчонок пришлось завернуть в какое-то покрывало и усадить на заднее сиденье. Колеся давно изученным маршрутом, девчонки вскоре согрелись и стали клевать носом. Их щебет совсем затих, когда машина оставила позади центр, стала петлять по плохо освещенным окраинам, а когда Вадим вывел машину за город, они уже мирно спали, прислонившись друг к другу головами. Сказался месяц бессонных ночей — уснули разом, как один человек, и проснулись тоже одновременно от какого-то звука. Настя открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Рядом зашевелилась Саша. Ни Миши, ни Вадима в салоне не было. Машину окутывал плотный густой туман. Было непонятно, ночь еще или уже наступило утро. Что-то белое, разлапистое залепило стекла салона. Девчонки таращились, тщетно пытаясь угадать — то ли машина въехала в облако, то ли ее накрыло парашютом.

— Ни фига себе, — тихо прошептала Настя.

— Что это? — эхом вторила Саша, выбираясь из-под покрывала.

И тут спереди, на лобовом стекле, облако-туман стало расползаться и появились две знакомые физиономии. Прижав лбы и носы к стеклу, в салон заглядывали Миша и Вадим.

— Я поняла, что это… — сонно глядя вперед, изрекла Настя.

— Что? — столь же сонно переспросила Саша.

— Это цветы.

Это было море белых цветов, затопившее машину. Это были десятки клумб, оборванных ради одной минуты впечатления. Но цель была достигнута: ребята увидели в глазах своих пассажирок неподдельный восторг и, пользуясь влиянием минуты, разделили подруг и увели в разные стороны. Миша с Сашей остались возле машины. Вадим повел Настю вдоль шоссе, куда глаза глядят.

— Ты мне понравилась сразу же, в первый день, когда вы остановили нашу машину, — заговорил Вадим, искоса посматривая на Настю.

— А вот и не верю, — хитро улыбнулась она. — Я прекрасно все помню: ты был хмурым, совсем не разговаривал и все время смотрел в зеркальце заднего вида.

— Да. Точно. В тот день я расстался со своей девушкой и был ужасно зол. А еще нас с Мишей крупно подставил один тип. Все эти неприятности…

— А где теперь твоя девушка?

— Мы больше не встречаемся.

— А из-за чего вы расстались?

— Трудно сказать. Мы все время ругались, наверное, характеры не подходят.

— Ты переживаешь?

— Сейчас уже нет. У меня есть ты. Ведь есть?

Вадим остановился и взял Настю за руки.

— Ой, смотри! — вскрикнула она. В поле среди травы мелькнул и исчез шустрый комок. — Заяц! — Настя запрыгала.

— Ты не ответила, — напомнил Вадим.

— Ну, понимаешь, — затянула Настя и, освободив одну руку, сорвала одинокий подсолнух на тонкой ножке. — Мы с Сашей договорились, что обе ответим «нет». Мы не хотим терять дружбу. Нам ведь так хорошо вчетвером.

— Это все глупости. Детские сказки.

Вадим притянул к себе Настю и нашел губами ее раскрытый рот, приготовившийся что-то возразить. Изнанка губ была прохладной. От Вадима пахло цветами. Настя почувствовала, что голова кружится, а мозг отмечает все-все: и как переместились его пальцы у нее на спине и как он мягко и вместе с тем требовательно прижал ее к себе. А потом, когда Вадим оторвался от ее рта и стал дотрагиваться губами до шеи, кожи за ушами — каждое его прикосновение было нажатием тайных кнопок, существование на своем теле которых Настя вдруг так явственно ощутила. Гудок машины вернул их к действительности. Они возвращались притихшие. По их виду и виноватым улыбкам Саша сразу обо всем догадалась. Но больше ее удивила реакция Миши. Он, так спокойно воспринявший ее отказ, с серьезным видом выслушал все объяснения и потом полчаса развлекал ее анекдотами. Теперь же, когда вернулись Вадим и Настя, он вдруг потерял свою нарочитую веселость, отвернулся к окну и всю обратную дорогу молчал. Саша поняла, что увлекательные вояжи вчетвером закончились.

* * *

В кабинке переговорного пункта стояла невообразимая духота. У Саши по спине ползла струйка пота, пока она липким пальцем набирала бабушкин номер. Внутри, в животе, что-то противно вздрагивало, вторя гудкам.

— Бабушка, это я, Саша.

Саше показалось, что бабушка молчит целую вечность. Наконец какой-то холодный, показавшийся чужим голос сообщил:

— Я слушаю тебя.

Саша сглотнула.

— Бабушка, прости меня. Я понимаю, ты сердишься, но я не могла поступить иначе. Я должна была найти мать.

Снова молчание. Саша не знала, чем заполнить это молчание. Она пыталась представить свою бабушку в полумраке их прихожей, с зеленой телефонной трубкой в руках.

— Судя по всему, ты нашла ее.

— Да.

— Чего же ты хочешь от меня?

Тон, которым говорила бабушка, не предвещал ничего хорошего. Саша слишком хорошо помнила эту ее манеру — если что не по ней, лицо принимает каменное отстраненное выражение, а голос становится казенным. Скорее всего именно таким голосом она разговаривала с нерадивыми подчиненными, когда была директором комбината.

— Бабушка! Я прошу тебя, выслушай меня! Мама заболела… Она действительно нуждается во мне. Нет, в нас с тобой. Приезжай!

Молчание. Саша просто леденела, слушая это молчание. Если бы ей хоть частичку Настиного красноречия! У Саши же в экстремальных случаях язык деревенеет, а слова прячутся по углам.

— Я тебя встречу, бабушка, приезжай! Записывай адрес, я продиктую…

— Не надо, — оборвали ее на том конце провода. — Не трудись напрасно. Я не приеду…

— Как же так? — не поверила Саша. — Она же твоя дочь! И ей сейчас так плохо!

— Я тебя прекрасно поняла. У меня нет дочери. Твоя мать лишила меня дочери, и очень давно. Одного я не могла предположить: что и ты вырастешь такой же неблагодарной и эгоистичной, как твоя мать! Но видимо, яблочко от яблоньки…

— Бабушка, приезжай! — Саша вдруг почувствовала себя маленькой, всеми брошенной. Слезы, душившие ее во время разговора, словно прорвали плотину и хлынули обильным потоком, лишив голос необходимой твердости. — Ты мне нужна!

— Значит, я тебе понадобилась? — не меняя тона, уточнила бабушка. — Я тебя вырастила. А ты смогла обмануть меня и бросить ради кого? Ради какой-то мифической матери, которая тебя знать никогда не хотела! Неблагодарность — вот все, что я получила за все свои труды!