Все свидетельствовало о том, что крепость сооружалась второпях. Потолок в комнате Тилы протекал, ветер свистел в щелях между бревнами. По ночам совсем близко слышался вой волков.

Но девушку больше тяготило то, что ей пришлось приехать сюда с Уорреном и увидеть чудовищную бойню по дороге к форту.

Стоя на крепостном валу, Тила смотрела на простиравшееся перед ней пространство. Форт находился милях в тридцати к югу от Сент-Августина, но казалось, их разделяет тысяча миль, ибо до самого горизонта тянулись кустарники и леса. К северу от форта виднелись высокие сосны, на юге и юго-востоке — болота, а на востоке — папоротниковые заросли.

Вдали был Атлантический океан. Пространство пересекали тропы, а кое-где и хорошие дороги. За пределами форта начиналась запретная дикая земля. Некоторые считали своего рода раем это море зелени, коричнево-красную землю, ярко-голубое небо, темно-бирюзовые воды ручьев или речек. Огромные дубы склоняли свои ветви над узкими тропами и спасали от зноя. Иногда здесь встречались чудесные рощицы, затененные кронами деревьев. Поблизости мелодично журчали ручьи.

А в форте Деливеренс завывал ветер и протекала крыша. И каждый день умирали люди — от пуль, ножей, стрел и болезней.

Тила выжила и сохранила рассудок благодаря Джошуа Брэндейсу и еще нескольким мужчинам. Она никогда не участвовала в вылазках, но часто помогала доктору во время операций. Они даже устроили в форте некое подобие госпиталя. Девушка от всего сердца сострадала больным и раненым, но вместе с тем испытывала удовлетворение при мысли, что помогла им, облегчила их муки. Она читала своим пациентам, писала для них письма и, делая это, узнавала, что они думают о здешней службе. Солдаты боялись жары и болезней, но постепенно привыкали к воинственным кличам семинолов. Все они были разные. Одни люто ненавидели краснокожих, не считали их за людей. Других очаровали дикие места — болота, равнины и холмы, где они сражались, им нравилась жизнь людей, с которыми они воевали изо дня в день. Многие подружились с семинолами, и Типу поражало, что эти солдаты так решительно и упорно сражаются с друзьями. Одни молились о том, чтобы уцелеть и вернуться домой. Другие считали службу тяжким, но интересным этапом в своей военной карьере. И только единицы воспринимали полуостров Флорида как рай, где исполнятся их заветные мечты о новой жизни в Америке.

Почти все свободное время девушка проводила с Джошуа Брэндейсом. Он нравился ей. Она точно не знала, как доктор относится к семинолам, но он отличался прямотой, честностью и решительностью. Брэндейс не боялся офицеров, но и не затевал с ними споры. Он твердо знал, что его цель — спасать жизнь людей. Доктор познакомил Тилу с поразительными лечебными свойствами серы, соли, мха, грязи, травы и корней, встречающихся повсеместно. Он признался ей, что даже опытные врачи мало понимают в лечении инфекций и лихорадки, а поэтому самое лучшее лекарство — желание жить. Брэндейс радовался, что эта умная, понятливая, умелая и расторопная девушка всегда под рукой. Тем более что она внушала мужчинам желание бороться за жизнь.

Пожалуй, никто и никогда еще не ценил так высоко способности Тилы. Даже Джеймс скорее всего считал ее только украшением жизни. Девушку удивляло, что за последнее время она встретила нескольких мужчин, оказавших на ее жизнь столь сильное влияние: Джона Харрингтона, неизменно галантного, обаятельного, готового броситься на защиту; Роберта Трента, который стремился познакомить ее со своими любимыми местами; Тайлера, образцового армейского офицера; Джошуа, относившегося к ней как к равной; Джаррета Маккензи, по-отечески опекавшего ее. Он пригласил Тилу в свой дом и боролся за нее, подвергая опасности себя и свою семью. И еще…

И еще Джеймса. Если бы не он, она считала бы Джона Харрингтона весьма привлекательным и, вероятно, очень привязалась бы к Джошуа Брэндейсу. Но так это или нет, ей уже не узнать, поскольку она встретила Джеймса. Конечно, Джон Харрингтон — прекрасная пара для нее, а с Джошуа она может спокойно и молча работать часами. Но это несравнимо со страстью и желанием, пробужденными в ней Джеймсом.

Когда солдаты приносили раненого семинола, Тила, спеша помочь Джошуа, дрожала от страха и молилась.

Она убеждала себя, что Джеймс не стремится воевать и, очевидно, отправился на юг, желая удостовериться, в безопасности ли его мать.

Но, обманывая себя, девушка знала, что он рядом: ведь неподалеку собралось так много вождей индейцев, а Джеймс будет выступать от имени этих вождей и вести переговоры, если объявят перемирие. Да, он хочет мира, честного мира и будет стремиться к нему…

И только если на него нападут, Джеймс вступит в бой. Поэтому Тила продолжала ждать, наблюдать и молиться. Она избегала отчима. К счастью, ее работа с ранеными и больными солдатами удостаивалась похвал, и Майкл, видимо, решил оставить ее в покое.

— Тила!

Взгляд девушки, устремленный вдаль, выразил настороженность при звуке этого голоса. «Боже милостивый, что же теперь делать?»

— Тила!

Когда она во второй раз услышала оклик, ее охватила дрожь.

Она почувствовала, что ожидание закончилось. Что-то произойдет. И скоро.

«Не будь дурой», — сказала себе девушка и, подавив дрожь, с досадой вспомнила, что такое случалось каждый раз, когда отчим приближался к ней.

Майкл Уоррен подходил все ближе и ближе. Взобравшись по деревянной лестнице на вал, он шел сейчас с той военной размеренностью, которой была подчинена вся его жизнь. Однако здесь Уоррен понапрасну тратил усилия. Добровольцы Флориды одевались как им вздумается, зачастую в охотничьи куртки и простые штаны. Среди них встречались люди в плохо подогнанной, изношенной форме регулярной армии, а также моряки и морские пехотинцы, поскольку очень многих моряков отправили служить на сушу, когда начались войны с индейцами. Под знойным солнцем, среди болот и топей солдаты одевались все небрежнее, но Майкл Уоррен выглядел образцово. Его воротничок был накрахмален и отутюжен. Он ходил строго по-военному; на каждом плече красовались отличительные знаки майора.

— Сегодня в главном зале форта будут танцы. «Опять танцы, — устало подумала Тила. — Вот тебе и перемена судьбы. Еще одни противные танцы!»

Неподалеку от форта, в Сент-Августине, жили дамы из хороших семей. Сейчас многие кадровые офицеры уже перевезли туда жен и детей. Не одна молодая женщина согласилась совершить опасное путешествие в форт ради перспективы найти хорошего мужа, которого ожидает блестящая военная карьера. Тила замечала, как поразительно это действовало на моральное состояние мужчин. Она видела таких, кто, находясь почти на пороге смерти, преодолел недуг при мысли о том, что увидит прекрасных молодых женщин и очарует их.

Но сама она терпеть не могла эти танцы. Тила подружилась со многими военными, но ненавидела тех, кто не считал индейцев людьми и охотился на них, как на зверей. Девушка не выносила их прикосновений, вздрагивала, если они обнимали ее в танце, раздражалась, если пытались флиртовать с ней. Кроме того, Тила в последнее время устала и хотя не чувствовала себя больной, но и здоровой тоже.

С каждым днем она все больше ненавидела Майкла Уоррена. Тем не менее девушка старалась не выказывать этого.

— Сэр, — сказала она, — по вашему настоянию я была на танцах на прошлой неделе. Но поскольку Джон Харрингтон все еще на задании и неизвестно, где именно, полагаю, мне неуместно вновь появиться на танцах.

— Нынешний вечер будет особенным. Ожидают самого генерала Джесэпа, и ты должна появиться там. Он слышал о тебе самые восторженные отзывы. Так что повторяю: ты придешь на танцы, дочь моя.

— Сэр…

— Завтра я снова отправляюсь на задание. Если ты хочешь остаться здесь в мое отсутствие, ступай на танцы.

Значит, придется подчиниться. Иначе она своими глазами увидит то, что творит Уоррен, когда отправляется со своими подчиненными в очередную вылазку.

— Поход предстоит трудный, — сообщил он.

— Я не боюсь трудностей.

— Значит, боишься меня? Она покачала головой:

— Я не боюсь вас. Вы вольны делать со мной все что хотите. Его лицо выразило горечь и раздражение, — Я пытался, видит Бог, пытался быть справедливым к тебе и делать все, что в моих силах, ради памяти Лили! Господь повелел, чтобы дочь почитала отца своего, а ты постоянно перечишь мне. Тебя следовало бы запереть на многие ночи с Библией, чтобы ты училась смирению и покорности, девчонка, но поскольку я сейчас не могу этого сделать, запомни: я распоряжаюсь тобой, пока ты не вышла замуж за Харрингтона. Вот тогда наконец я умою руки. Сегодня ты отправишься на танцы и не позволишь себе сказать ни одного неучтивого слова генералу, иначе я привяжу тебя к спине мула и провезу по всей округе.

Не ожидая ответа, Уоррен пошел прочь уверенным и размеренным шагом. Дрожа, Тила поспешила в отведенную ей комнатушку. Раскрасневшаяся, потная, бросилась на постель. Ее тошнило. Когда тошнота прошла, девушка налила в миску свежей воды из кувшина и ополоснула лицо. В дверь постучали.

— Тила?

— Войдите. — Она узнала голос Кэти Уокер, жены лейтенанта Гарри Уокера, второго по званию командира в форте. Тиле казалось, что у этой миловидной темноволосой женщины лет тридцати всегда, независимо от погоды, румяные щеки и завидное умение сохранять спокойствие в любых обстоятельствах.

. Кэти улыбнулась:

— Я попросила Анабеллу принести нам чай, — сообщила она. — Я видела, что ты разговаривала с отцом, а потом убежала. С тобой все в порядке? О Господи! Все понятно. Твой красивый молодой человек воюет, а Майкл требует, чтобы ты снова появилась на танцах, не так ли?

— Да, что-то в этом роде, — пробормотала Тила. Кэти всегда была добра к ней, как, впрочем, и ко всем. Но разве можно признаться Кэти, что Джон Харрингтон — просто друг, а сама Тила проводит дни и ночи в мечтах о полукровке, семиноле, который хочет изгнать ее из своей жизни?

В дверь снова постучали. Негритянка Анабелла, служанка Кэти, принесла поднос с чаем.