Хизер Грэм - Пленница

Поэтому он так неистово желал держать ее в объятиях всю эту ночь.

Тила проснулась от тихого стука в дверь и открыла глаза. Джеймс, опираясь на локоть, смотрел на нее. Она подумала, что он, вероятно, уже давно не спит. Стук повторился, но он не пошевелился. Джеймс ждал. Черная бровь приподнялась — он выжидал, наблюдал, и легкая улыбка играла на его губах.

— О! — воскликнула Тила и села, пытаясь натянуть на себя простыню, но Джеймс прижал ее и улыбнулся еще шире. Когда она осознала, что лежит в постели с голубоглазым дьяволом, сердце ее учащенно забилось. Девушку смущало, что она так заспалась, и вместе с тем было жаль, что ночь уже кончилась. Происшедшее могло ей только присниться, ибо казалось невероятным. Но это был не сон: ей не привиделся Джеймс, его слова, руки. Тила вздрогнула и залилась краской. Девушка со стыдом сознавала, что, хотя Джеймс проявил огромную настойчивость и решительность, да и вообще ни в чем никому не привык уступать, она сама хотела того, что произошло. Возможно, подсознательно, ибо осознанно не могла стремиться к этому. Но с их первой встречи ею овладело искушение дотронуться до него. И, видя сейчас его прекрасное бронзовое тело, стройное и сильное, она испытывала смущение, но не раскаяние. Тила желала Джеймса, однако не представляла себе, что почувствует в его объятиях: о том, что возможны столь интимные отношения, она и не подозревала. В дверь снова постучали.

— Пожалуйста… — в отчаянии прошептала девушка. Что-то промелькнуло в его глазах. Понимание, от которого она растерялась. То, что случилось, не ужасало Тилу, но ей не хотелось, чтобы он догадался об этом. Незамужняя дочь Уоррена с мужчиной! И не просто с мужчиной, с метисом! Одно дело — играть, но совсем иное — быть уличенной.

— Это Дживс с чаем, мисс Уоррен, — раздался тихий отчетливый голос. — Миссис Маккензи собирается на верховую прогулку и просила спросить, не присоединитесь ли вы к ней. Извините, что разбудил вас.

Тила вскочила с постели, потянулась к халату и обнаружила, что он разорван в клочья. Обернувшись, она с возмущением посмотрела на Джеймса. Он все так же улыбался, однако уже встал с постели и натянул бриджи. Бесшумно двигаясь по комнате, Джеймс подошел к шкафу, куда служанка повесила вещи девушки, взял халат и, бросив его ей, удалился на балкон.

Тила намеревалась запереть за ним дверь, но Дживс вновь тихо постучал.

— Мисс Уоррен?

— Да, да…

Она бросилась открывать дворецкому. Увидев тяжелый чайный поднос, Тила покраснела, почувствовав себя виноватой.

— Поставьте вон на тот столик, у окна. Благодарю вас. И передайте миссис Маккензи, что я, конечно, с удовольствием составлю ей компанию.

— Непременно передам, мисс Уоррен. — Внезапно он тихо проговорил:

— Мистер Маккензи.

Поскольку Дживс стоял у двери спиной к ней, Тила посмотрела в коридор, полагая, что он обращается к Джаррету.

Но Джаррета там не было, и Дживс обращался не к нему, а к младшему Маккензи, стоявшему за дверью на балконе.

— Я взял на себя смелость принести две чашки чаю, — добавил Дживс, — и сообщил вашему брату и невестке, что вы не покинули Симаррон прошлой ночью. Не найдя вас утром в вашей комнате, я подумал, что вы решили присоединиться за завтраком к мисс Уоррен. Еще раз прошу прощения, но в доме уже все встали.

Дживс удалился, а изумленная Тила растерянно взирала на закрывшуюся дверь. За спиной послышался шорох, и не успела она повернуться, как вошел Джеймс. Побледнев и задыхаясь, Тила попятилась назад.

— Боже! — еле вымолвила она.

Взяв бутерброд, Джеймс оседлал стул.

— Дживс — воплощенное благоразумие, мисс Уоррен. Не опасайтесь, что он запятнает вашу репутацию.

— Меня не… меня не беспокоит моя репутация.

— Нет? — с укором спросил он. Его глаза смотрели на нее холодно, голос звучал жестко.

— Вы не имеете права осуждать меня!

— Откуда же такой страх, что вас уличат?

— Потому что… просто это не подобает леди.

— Ошибаетесь. Такое происходит, и часто. Девушка тихо застонала и отскочила, когда он плавно и стремительно, как пантера, устремился к ней и схватил за руку.

— Прошу вас, сядьте. — Джеймс подал Тиле стул и усадил ее. — Налить вам чаю?

— Я сама налью.

— Хорошо, тогда мне со сливками и сахаром. Роскошь, разумеется. В повседневной жизни дикарю приходится довольствоваться черным кофе из цикория.

— Перестаньте! — Налив Джеймсу чая. Типа добавила сливки, положила сахар и уже протянула ему чашку, но вдруг замерла и побледнела.

Заметив это, Джеймс повернулся и посмотрел, что так поразило девушку. Ее взгляд был устремлен на простыню, на которой она лишилась невинности.

Он встал, сдернул простыню, свернул ее и положил на свой стул. Потом осторожно приоткрыл дверь и исчез в коридоре. Глядя ему вслед, Тила подумала, что они оба лишились рассудка.

Однако спустя мгновение Джеймс вернулся с чистой простыней, бросил ее на постель, опустился на стул и взял чашку.

— Не считайте, что я взываю к вашему состраданию, но мне приходится чаще всего спать под соснами, так что вы наверняка лучше меня застелите постель. Опустив голову, она кивнула. Какой странный человек, и как быстро меняется у него настроение! Вот опять он холоден, насмехается над ней, может, даже отчасти ненавидит ее. Этим утром Тила держалась как избалованная южанка, жаждущая острых ощущений и не думающая о последствиях, о том, что рано или поздно придется расплачиваться.

— Мне очень жаль, — отрывисто бросил Джеймс, еще больше удивив ее. Его взгляд был суровым. — Мне не следовало приходить в вашу комнату. Нет, я не то хотел сказать. Мне не следовало… овладевать вами.

Она ждала, что с его языка сорвутся какие-то слова, более подобающие ситуации, но он помолчал, потом добавил:

— Если бы я мог повернуть время вспять! Тила вздернула подбородок.

— Если бы я могла повернуть время назад, мистер Маккензи, то ничего бы не изменила, — с вызовом отозвалась она и потупилась.

Джеймс мгновенно вскочил и, опустившись на колено возле стула девушки, потянулся к ее руке.

— Ах, Тила! — Он улыбнулся грустно, но без малейшего укора. — Что скажет на это ваш жених?

— Я не помолвлена.

— Уоррен намерен добиться помолвки.

— У него много разных намерений.

— Джон Харрингтон — хороший человек, настоящий друг. — Внезапно мучительная боль охватила Джеймса, и голос его зазвучал жестко. Да, Харрингтон — хороший человек, друг и к тому же белый, от светлых волос до кончиков пальцев. Именно этого военного избрал Уоррен для своей дочери.

Джеймс чувствовал себя неловко, словно предал друга.

— Мне понравился мистер Харрингтон, — спокойно обронила Тила, но глаза ее сузились от гнева. — Он действительно производит хорошее впечатление. Тут я с вами согласна.

— Вы весело смеялись, танцуя с ним, — заметил Джеймс. Конечно, она не смотрела на Харрингтона так, как тот смотрел на нее…

— А при чем тут это?

— Проклятие, Тила! — Джеймс направился к открытым дверям балкона. — Что, по-вашему, произойдет дальше? Каков наш следующий шаг? Я не Харрингтон. И ведь вы согрешили с недостойным молодым человеком, не с белым! Этого нельзя исправить, заключив законный брак с белым юношей.

Она поднялась и пристально посмотрела на него.

— Я ничего у вас не просила, и мне нужно только одно: чтобы вы оставили меня в покое!

— Значит, вы удовлетворили свое любопытство и теперь хотите, чтобы я поскорее убрался в глубь своих болот?

— Мне безразлично, куда вы отправитесь, но я и в самом деле прошу вас уйти отсюда, поскольку вы оскорбляете меня!

Он направился к ней легко, как пантера. Девушка попятилась, но, увы, поздно. Его руки легли ей на плечи.

— Черт вас возьми! Прекратите эту игру. Страсти слишком сильны, кровь слишком горяча…

Джеймс умолк и, запустив пальцы в волосы Тилы, притянул ее к себе. Она попыталась оттолкнуть его, но ощутила исходящий от него жар, неистовое биение его сердца.

Он прильнул к ее губам пылко, страстно. Типа хотела бы ненавидеть Джеймса, выразить негодование, сопротивляться, но вместо этого почувствовала безудержное желание, затмившее другие чувства. Она ощущала бурный натиск его губ, рук, языка, всего могучего тела.

Она должна была воспротивиться, но не сделала этого.

Внезапно отпустив ее, он насмешливо сказал:

— О, прошу прощения, вы ведь хотели, чтобы я покинул вашу комнату, мисс Уоррен, не так ли? Ну тогда мне следует вести себя по-джентльменски и не забывать, что я метис.

Джеймс склонился в ироническом, но грациозном поклоне. Потом быстро повернулся, решительно направился к дверям балкона, захватив с собой испачканную простыню.

Джеймс исчез в ярком сиянии солнца.

— Я мог бы поклясться, что распрощался с тобой вчера вечером, — сказал брату Джаррет, входя в библиотеку.

Джеймс в белой сорочке и черных бриджах сидел за письменным столом брата. Европейский стиль его одежды нарушали лишь сапоги из оленьей кожи. Откинувшись в кресле, он положил ноги на стол. В руке он держал рюмку с янтарным бренди. Лицо его было серьезным.

— Не думай, что я не рад видеть тебя здесь, — поспешно добавил Джаррет. — Всякий раз, как ты уезжаешь, сердце у меня уходит в пятки при мысли о том, увидимся ли мы когда-нибудь вновь.

Джеймс с улыбкой отсалютовал брату рюмкой:

— Спасибо, что беспокоишься, Джаррет. Ты хороший брат. Тот присел на край стола.

— Почему ты в такой меланхолии? Джеймс задумался.

— Временами я чувствую, что могу существовать, играть роль во всем этом, жить по совести и оставаться не только живым, но и в здравом уме. Но вдруг я подумал: как легка моя жизнь сейчас. Я приезжаю сюда, вкусно ем. Мой доход с наших общих земель позволяет мне хорошо одеваться. Но я бежал вместе с воинами, вынужденными оставить свои деревни, увести стариков, женщин и детей. Я видел, как голодные дети превращаются в скелеты, но не в силах был помочь им. Сейчас я сижу в твоем замечательном кресле, и ничто не угрожает мне, когда я любуюсь красотой твоего газона и реки. Я позволил себе большую роскошь — оставил у тебя мою дочь. И все же я не могу остаться здесь, забыть Мэри, все то, чему меня учили в детстве.