Ему следовало отстранить ее, не поддаваться искушению, дать понять, что ей не разжечь в нем желания…

Но она разожгла его. Джеймс испытывал голод, доставлявший ему физические страдания. От него бросало в дрожь, и он усиливался с каждой встречей.

Подавшись ближе к Тиле, Джеймс коснулся ее губ. Еще ближе. Он обнял ее и крепко поцеловал, гладя лицо, шею. Он снова ощутил благоухание мяты, и дьявольский огонь забушевал в его крови. Его руки направляли Тилу, и она почти опустилась на его постель. Ее волосы накрыли Джеймса, ладони коснулись его щеки, плеча. В душе Джеймса зашевелилась тревога, но он подавил ее, поймал руку девушки и опустил вниз, прижав ее к своей возбужденной плоти.

И тут она вырвалась. Ему послышалось «нет».

Джеймс тотчас отпустил ее и отстранил от себя. Потрясенная, она даже не двинулась.

— Проклятие, мисс Уоррен, убирайтесь к черту из моей комнаты! Не играйте со мной; я не игрушка, которую можно отбросить, пресытившись ею.

Тила вскочила, явно намереваясь ударить его. Джеймс тоже вскочил и, не заметив, что простыня упала на пол, решительно подтолкнул девушку к двери.

— Вон! — Выставив ее в коридор, он закрыл дверь. Однако дверь тут же распахнулась.

— Прикройте эту чертову штуку! — крикнула Тила, и дверь захлопнулась.

Он услышал торопливо удалявшиеся шаги, покачал головой и рассмеялся.

Но смех скоро затих, ибо боль скрутила его. Казалось, ледяные пальцы стиснули сердце Джеймса. Тила действительно играла с огнем, как мотылек, но он не знал уже, кто из них обожжется.

Может, она хотела пофлиртовать с ним, семинолом, чтобы разозлить Уоррена? Может, все дело в этом?

Джеймс тихо выругался.

Ему лучше покинуть дом брата еще до наступления ночи.


Он провел вторую половину дня с Джарретом, рассказывая ему об индейцах, готовых по требованию правительства переселиться на запад.

Выяснилось, что Джон Харрингтон уже уехал в Тампу и проведет там несколько дней. Группе солдат морской пехоты, недавно приписанной к базе, предстояло вместе с Джоном сопровождать Тилу в глубь территории, на север. Это будет долгий и трудный путь для нее.

— Уоррен — безумец, — сказал Джаррет брату. — Почти ежедневно там происходят стычки. Враждебно настроенные индейцы нападают на фермы, а белые в ответ уничтожают их деревни. И он хочет подвергнуть дочь такому испытанию!

— Харрингтон защитит ее. — Джеймс пожал плечами. — Джона любят все, даже мой народ.

— Да, — удрученно согласился Джаррет. — Если воин снимет с него скальп, то сильно пожалеет об этом, хотя и будет дорожить им до конца своих дней.

Джеймса пронизала холодная дрожь. Брат совершенно прав.

— Если Харрингтон выступит с группой сопровождения, его не тронут. Мы понесли огромные потери в последнее время, Джаррет, но тем не менее воины готовы сопротивляться до скончания века. Разве что белым действительно удастся уничтожить всех индейцев до одного.

— Джеймс, будь осторожен…

— Даже тебе придется проявлять осторожность, брат. Стремительно наступает то время, когда мы уже не сможем защитить друг друга.

Джаррет вздохнул, стоя у окна, выходившего на заднюю лужайку.

— Война сюда не придет. Я не допущу этого. — Он вдруг улыбнулся, и только сейчас Джеймс услышал смех, доносившийся с лужайки. Он встал и подошел к брату.

На лужайке были Тара, Тила и маленькая Дженифер. Задняя лужайка пологим склоном сбегала к деревьям, и женщины учили девочку скатываться вниз по густой зеленой траве.

— Какое приятное зрелище, — заметил Джаррет. И впрямь было приятно смотреть на золотоволосую Тару, огненно-рыжую Тилу и жгучую брюнетку Дженифер, одетых в платья нежных пастельных тонов. Они выглядели так естественно и умиротворенно.

— Возможно, сегодня я отправлюсь в глубь территории, — проговорил Джеймс. — Пойду на несколько минут к дочери. Извинишь меня?

— Разумеется.

Выйдя на крыльцо, Джеймс продолжал наблюдать за трио на лужайке. Маленький Йен Маккензи крепко спал в колыбели, не реагируя на шум.

— Папочка! — радостно закричала девочка, увидев отца, как молния кинулась к нему и прыгнула на руки. Он крепко прижал ее к себе. Тара и Тила, слегка запыхавшиеся, подошли вслед за Дженифер.

— Мы скатывались! — сообщила отцу Дженифер.

— Я видел.

— Даже не верится, что Тила уговорила меня скатиться оттуда! — рассмеялась Тара.

Дженифер обхватила ручками лицо Джеймса, чтобы привлечь его внимание.

— С Тилой весело.

— Пожалуй, попрошу Дживса принести лимонада, — сказала Тара. — Но конечно, найдется и что-нибудь покрепче, если захочешь, Джеймс.

— Я ничего не хочу, спасибо, Тара.

Дженифер, поерзав, соскользнула на землю и ушла, держа за руку Тару. У Джеймса сжалось сердце при виде удалявшейся дочери, но он возблагодарил судьбу за то, что девочка живет в прекрасном доме, окруженная любовью. Между тем сам Джеймс проводил многие дни без еды и крыши над головой, пробираясь через болота, временами сражаясь или отчаянно пытаясь прекратить сражение.

— Вам повезло, — обронила Типа. — У вас прекрасный ребенок.

— Да?

— Вы сомневаетесь?

— Нет. Я подумал, не сомневаетесь ли вы.

— Вы дерзите мне, Маккензи. Он покачал головой.

— Вы упрямы и наивны, мисс Уоррен. Я постараюсь повлиять на Харрингтона, чтобы он благополучно увез вас отсюда.

— Вы на него повлияете? — Тила усмехнулась. Возможно, она права. На Джона незачем оказывать влияние, чтобы он женился на Тиле Уоррен.

— Да, только для того, чтобы побыстрее выдать вас замуж, — холодно пояснил он.

— Маккензи, я же просила не беспокоиться обо мне.

— Не могу. Я тревожусь за ваш скальп. Она вспыхнула и вздернула подбородок.

— Маккензи, если я захочу, то выйду замуж за Харрингтона, но никогда не сделаю этого по распоряжению другого мужчины. И учтите, меня нелегко обратить в бегство.

— Вам следует бежать.

— Мне здесь нравится.

— Вы еще не видели кровопролития. Она покачала головой:

— Но я видела закат солнца, необычайно красивых птиц, дикие орхидеи и капустные пальмы. Кипарисовые заросли, мох, свисающий с деревьев до самой воды… — Тила снова посмотрела на него так, словно ощутила силу его взгляда.

— Вы должны уехать отсюда, пока это возможно.

— Спасибо за предупреждение. Приму к сведению. — Она направилась к дому.

Джеймс схватил ее за руку и притянул к себе, охваченный страстью и яростью.

— Черт бы вас побрал, но вы должны научиться осторожности! Я не предупреждаю, а утверждаю: если вы не проявите осторожности в этих местах, вам не выбраться отсюда живой.

Тила вырывалась у него из рук, а Джеймс не мог заставить себя отпустить ее.

— У вашего брата кожа темнее, чем у вас, Маккензи. Он еще крепче сжал ее.

— Еще раз коснетесь меня — и назад пути не будет. — В его голосе прозвучала угроза.

Девушка вырвала руку и, гордо вскинув голову, пошла к дому.


Вечером, за обедом, Тила сидела напротив Джеймса. Дженифер была здесь же, поэтому взрослые не затрагивали серьезных тем. Маленькая девочка уже понимала, что такое война, ибо долго жила в этих местах. Считая, что ей лучше не слышать разговоров на эту тему, взрослые завели беседу о театре и музыке, о растениях и животных. И никто не проронил ни слова об оружии, ножах, боях или опасности.

Джеймс Маккензи держался с дочерью замечательно, по мнению Тилы. И с невесткой тоже. Значит, именно она возбуждала в нем злобу. Что ж, этому есть объяснение: она невольно прикоснулась к его внутреннему миру, вторглась в святая святых.

Танцуя с Джоном Харрингтоном и наблюдая за Джеймсом прошлым вечером, девушка видела, как он беседует со своими знакомыми: любезно, но сдержанно.

Она видела, как женщины заговаривают с ним, следила за выражением их глаз. Их явно тянуло к Джеймсу, и Тила ощутила нелепые уколы ревности.

Потом, прошлой ночью, она лежала без сна, уставившись в потолок и вспоминая ощущение от прикосновения его губ. Тиле следовало бы прийти в ужас от своего поведения. Она всегда держалась уверенно и решительно, но никогда не помышляла о том, чтобы так безрассудно вести себя с мужчиной.

Но что-то совсем новое полностью захватило ее. Девушке безумно хотелось снова прикоснуться к нему, ощутить шелковистость его кожи, почувствовать его мускулы. Ей нравилось, когда Джеймс смотрел на нее, пусть даже насмешливо. Она хотела узнать этого человека, понять его, заглянуть в самую душу. Эти мысли обжигали, удивляли и тревожили, но не покидали ее.

И сейчас, рассказывая об архитектуре Чарлстона, Тила вдруг вспомнила, как он взял ее руки и опустил их вниз. Она не забыла, какой жар, жизнь и неистовое обещание исходили от его пульсирующей плоти…

Джеймс хотел отпугнуть ее.

Она испугалась.

И все же Тила мечтала прикоснуться к нему. Щеки ее вспыхнули. Потеряв аппетит, она положила вилку на стол.

Джеймс посмотрел на нее так пристально, словно тоже вспомнил это. Черноволосый и смуглый, он выглядел настоящим красавцем в белой сорочке. А голубые глаза серьезно изучали ее.

— Я должен уехать после обеда, — сообщил он, переводя взгляд с Тилы на брата. — Прошу прощения, мне нужно кое-что упаковать. Дженифер, пойдем, поможешь отцу, а потом я расскажу тебе сказку и уложу спать.

— Джеймс. — Тара нахмурилась. — Побудь с нами еще.

— Вероятно, он не может. Тара, — заметил Джаррет, Она кивнула, попыталась улыбнуться и отвела глаза.

— Мисс Уоррен? Тила подняла голову.

— Рад был познакомиться с вами. Буду молиться о вашей безопасности.

— А я — о вашей, — любезно ответила она.

Взяв за руку дочь, он вышел из комнаты. Тила опустила глаза, Джеймс уезжает. Ей следует радоваться этому. Ведь иначе она могла бы совершить что-то недозволенное. Она могла бы…

Что? Тила не знала. Впрочем, не важно. Джеймс уезжает. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного и никогда больше не испытает. Ей хотелось плакать.