— Как интересно. У нас в доме только и разговоров было, что об этом деле. Среди слуг, конечно. Родители об этом не говорили.

Тут мимо нас прошел уже упомянутый матрос. Он катил перед собой тележку с бутылками пива.

— Доброе утро, — окликнула его я.

Он кивнул в ответ и пошел дальше.

— Ваш друг? — спросил Лукас.

— Это тот самый матрос, который моет палубы. Помните? Он был в винном погребке.

— Ах да… Помню-помню. Неразговорчивый малый, верно?

— Да, он несколько сдержан. Возможно, им не положено общаться с пассажирами.

— Он не похож на остальных.

— Да, мне тоже так показалось. Он почти ничего не говорит, разве что «доброе утро» да несколько слов о погоде.

Мы сменили тему разговора и тут же забыли об этом парне. Лукас принялся рассказывать мне о корнуоллском имении и обитающих в нем эксцентричных людях. Я рассказала ему о своей жизни, о выступлениях мистера Долланда. Мне удалось насмешить его красочными описаниями наших кухонных собраний.

— Похоже, у вас было нескучное детство.

— О, мне очень повезло.

— А вашим родителям об этом известно?

— Их не особенно интересуют события, случившиеся после рождения Христа.

Вот так мы и общались.

На следующее утро, поднявшись на палубу, я опять увидела своего мойщика палуб, но он даже не подошел ко мне.

* * *

Корабль взял курс на Кейптаун, и погода все ухудшалась. Ветер крепчал. Я почти не видела родителей, все время проводивших в своей каюте. Отец работал над своей лекцией, пытаясь ее улучшить, а мама ему помогала. Впрочем, мы встречались за обедом, когда они взирали на меня благосклонно, но несколько рассеянно, к чему я давно привыкла. Один раз отец поинтересовался, не скучаю ли я. Если мне нечего делать, он может дать мне что-нибудь почитать. Я заверила его, что наслаждаюсь жизнью на борту корабля, мне есть что читать, и мы сдружились с мистером Лоримером. Вздохнув с облегчением, родители опять с головой окунулись в работу.

Капитан, который изредка с нами обедал, сообщил, что самые свирепые штормы, с которыми ему приходилось сталкиваться, настигали его у мыса Доброй Надежды, который еще в древности был известен среди моряков как мыс штормов. Как бы то ни было, мы не могли рассчитывать, что хорошая погода будет сопутствовать нам на протяжении всего путешествия. Но мы должны были стойко переносить превратности судьбы и морские штормы. Потому что именно это ожидало нас впереди.

Мои родители, как обычно, остались у себя в каюте, но я почувствовала потребность в свежем воздухе и поднялась на открытую палубу.

Я оказалась совершенно не готова к ярости, с которой на меня обрушился ветер. Корабль бросало по волнам, как пробку. Он так раскачивался, что казалось, мы вот-вот перевернемся. Высокие волны угрожающе вздымались со всех сторон, а затем обрушивались и заливали всю палубу. Ветер рвал мою одежду и волосы. Он как будто пытался оторвать меня от поручня, в который я вцепилась, и швырнуть за борт.

Это было жуткое, но в то же время прекрасное зрелище.

Я промокла насквозь и едва держалась на ногах. Мне было трудно дышать.

Я стояла, не решаясь ничего предпринять. Чтобы укрыться от бьющих в борт корабля волн, необходимо было пересечь скользкую палубу. И тут я увидела знакомого матроса. Он тоже вымок и бежал ко мне, хотя его швыряло из стороны в сторону. Его волосы потемнели от морской воды и напоминали черную шапку, на лице тоже блестела вода.

— Вы в порядке? — закричал он.

— Да! — закричала я в ответ.

— Вам не следует здесь находиться. Будет лучше, если вы спуститесь вниз!

— Хорошо! — крикнула я.

— Пойдемте, я помогу вам.

Качка бросила его на меня.

— И часто бывают такие бури? — выдохнула я.

— Я такое вижу впервые. Это мое первое плавание.

Он взял меня под руку и мы, шатаясь как пьяные, на подкашивающихся ногах пересекли палубу. Он открыл какую-то дверь и втолкнул в нее меня.

— Вот так, — произнес он. — И больше никогда не выходите наверх в такую погоду.

Прежде чем я успела его поблагодарить, он исчез.

Шатаясь, я добралась до своей каюты. Мэри Келпин лежала на своей нижней койке. Ей определенно было не по себе.

Я пошла взглянуть на родителей. Оба лежали пластом.

Я вернулась в свою каюту, забралась наверх и попыталась читать. Это оказалось нелегким занятием.

До самого вечера мы ждали, что шторм скоро утихнет. Корабль продолжал свой нелегкий путь, треща и стеная, как будто в предсмертной агонии.

К вечеру ветер немного стих, и мне удалось добраться до столовой, где на столах были подняты фальшбортики, предотвращающие падение посуды на пол. Людей здесь почти не было, но вскоре я увидела Лукаса.

— Ага, — воскликнул он. — Как мало смельчаков добралось до столовой.

— А вы когда-нибудь попадали в такой шторм?

— Да, однажды, когда я возвращался домой из Египта. Мы миновали Гибралтар и поднимались вверх по заливу. Я решил, что настал мой смертный час.

— Я тоже так подумала сегодня днем.

— Наш корабль выдержит этот шторм. Завтра море будет спокойным, как озеро, и мы будем удивляться, из-за чего был такой переполох. А где ваши родители?

— У себя в каюте. Они решили воздержаться от похода в столовую.

— Заодно с большинством остальных пассажиров, как я посмотрю. Я рассказала ему о том, как побывала на палубе и получила суровый выговор от нашего общего знакомого.

— Он абсолютно прав, — кивнул Лукас. — Я уверен, что это очень опасно. Вас легко могло смыть за борт. Я так понимаю, мы чуть было не угодили в ураган.

— Зато все поняли, каким опасным бывает море.

— Еще бы. Оно не терпит легкомысленного к себе отношения. Море, как и огонь, хороший друг, но опасный враг.

— Хотела бы я знать, что чувствуют люди, потерпевшие кораблекрушение.

— Им очень страшно.

— В открытом море в утлой лодке, — пробормотала я.

— Это еще хуже, чем кажется.

— Да, наверное. Но, похоже, шторм стихает.

— Я бы на это не полагался. Нам следует быть готовыми ко всему, даже к самому худшему. Возможно, это урок нам всем.

— Люди не всегда делают правильные выводы из уроков.

— Я не понимаю, почему, если так легко убедиться в предательском нраве моря. Оно может быть добрым и ласковым, а уже через минуту злобным и угрюмым.

— Надеюсь, что ураганы обойдут нас стороной.

Я вернулась в свою каюту в одиннадцатом часу вечера. Мэр Келпин лежала в постели. Я пошла в соседнюю каюту, чтобы пожелать спокойной ночи родителям. Отец лежал на койке, а мама читала газеты.

Сказала родителям, что обедала с Лукасом Лоримером, а теперь собираюсь лечь спать.

— Будем надеяться, что к утру все стихнет, — произнесла мама. — Эта бесконечная качка мешает твоему отцу сосредоточиться, а над лекцией еще предстоит много работать.

Мой сон был некрепким и беспокойным. Проснувшись рано утром, я поняла, что ветер опять усилился, потому что корабль качало и трясло еще сильнее, чем накануне днем. Мне пришлось схватиться за койку, чтобы меня не сбросило вниз. О сне нечего было и думать. Я замерла, прислушиваясь к завываниям и стонам бури и грохоту волн о борт корабля.

И вдруг… я услышала отчаянный звон. Я сразу поняла, что он означает, потому что в первый день плавания все пассажиры приняли участие в практическом занятии, призванном хотя бы в какой-то мере подготовить нас к критической ситуации в море. Нам рассказали, что мы должны будем надеть теплую одежду и спасательные жилеты, которые хранятся в шкафчиках в каждой каюте, после чего как можно скорее направиться к условленному месту сбора.

Я спрыгнула с койки на пол. Мэри Келпин уже одевалась.

— Вот мы и влипли, — сказала она. — Этот мерзкий ветер, а теперь… еще и это.

Ее зубы стучали, и оказалось, что одеваться обеим одновременно совсем нелегко.

Она оделась быстрее меня. Застегнув все пуговицы и набросив спасательный жилет, я выбежала из своей каюты и ворвалась в каюту родителей.

Колокол не умолкал ни на минуту. Родители были совершенно растеряны, а отец возбужденно складывал какие-то бумаги.

— Времени на это сейчас нет, — сказала я. — Скорее наденьте теплую одежду. Где ваши спасательные жилеты?

Мне предоставилась уникальная возможность осознать, что иногда капля здравого смысла значит намного больше самой обширной эрудиции. Родители были так покорны, что у меня сжалось сердце. Они полностью вверили свою судьбу мне. Наконец мы были готовы покинуть каюту.

В коридоре было безлюдно. Внезапно отец остановился и уронил бумаги, которые держал в руках. Я поспешно подняла их и вручила ему.

— О Господи! — в ужасе произнес он. — Я забыл записи, которые сделал вчера.

— Неважно. Наши жизни важнее твоих записей, — ответила я ему.

Он не двинулся с места.

— Я не могу… Я не смогу… Я должен вернуться и забрать их.

— Твой отец должен получить свои записи, Розетта, — произнесла мама.

Я узнала упрямое выражение на их лицах и торопливо произнесла:

— Я вернусь за ними сама. Поднимайтесь наверх. Я принесу вам эти записи. Где они?

— В верхнем ящике, — ответила мама.

Я слегка подтолкнула их к трапу и побежала назад. В верхнем ящике записей не оказалось. Немного поискав, я обнаружила их в нижнем. В спасательном жилете я была ужасно неповоротливой. Схватив пачку бумаг, я заспешила прочь.

Звон колокола стих. Держаться на ногах было очень сложно. Корабль бросало из стороны в сторону, и, поднимаясь по трапу, я чуть не упала. Родителей нигде не было, и я предположила, что они уже присоединились к остальным, и теперь их всех ведут на палубу, к спасательным шлюпкам.