— Ну же, говори.

— Я точно не знаю.

— Тогда расскажи приблизительно. — Исмал погладил Лейлу по гладкой спине.

Она вздохнула.

— Раньше такого со мной никогда не было. — Большим пальцем Лейла стала рисовать круги на груди Исмала. — Не знаю, из-за тебя ли… или я что-то делала не так. — Лейла бросила на него смущенный взгляд. — Это похоже на сыпь.

— Ах, на сыпь.

— Ну да. Чем больше чешешь, тем сильнее чешется.

Другими словами, понял Исмал, муж ее не удовлетворял. Однако удивительного в этом ничего не было. Наркотики и алкоголь ослабляют потенцию мужчины. А Боумонт обвинял в этом Лейлу, в чем тоже не было ничего удивительного.

— Вот что случается с англичанами. В них воспитывают неправильное отношение к женщине. Их учат, что женщины слабы и ниже их по уровню, а следовательно, не стоят того, чтобы их понимали. Албанцы не так невежественны. Нас учат с колыбели, что женщины сильны и опасны.

— Так уж и опасны! Вы поэтому держите их в гаремах? — улыбнулась Лейла.

— А еще для того, чтобы их не украли другие мужчины, — в тон ей ответил Исмал. — Женщины похожи на кошек. Они такие же независимые и непредсказуемые. Ты просто умираешь, чтобы дать женщине все, что она хочет, чтобы она была довольна. И вдруг, в один прекрасный день, мимо ее окна проходит какой-нибудь мужчина и говорит: «Красавица! Взгляд твоих жгучих глаз пронзил мое сердце. Иди ко мне, душа моя». И твоя женщина, забыв тебя, уходит, точно так же как кошка забывает о скелетике бедного воробья, которого съела накануне.

Лейла рассмеялась так весело, что сердце Исмала растаяло.

— Скелетики воробьев! Как романтично!

— Но это правда. Женщину контролировать невозможно. Можно только ублажить ее и то временно.

— Понятно. Так ты рассказал мне эту историю только для того, чтобы меня ублажить?

— И чтобы развлечь. Все равно если бы я стал развлекать кошку клубком ниток.

— Тебе это удалось, — призналась Лейла. — Я просто в восторге. Ты меня ублажил.

— Нет, — печально возразил Исмал. — Ты тоже меня хотела, и я понял, что это судьба. Я сказал себе: «Исмал, это надо сделать. Вспомни своего отца, этого могущественного воина. Он не стал бы уклоняться, даже если бы ему грозила смерть. Будь мужественным. Богиня требует жертвы. Положи себя на ее алтарь и молись, чтобы она сжалилась над тобой». Я так и сделал. — Исмал лизнул Лейле ухо. — Хотя мое сердце было готово вырваться из груди от страха.

Лейла отстранилась.

— Не надо. А то я стану считать себя слабоумной.

— Я знаю. — Исмал почувствовал, что его снова охватывает вожделение, хотя он еще не оправился до конца после первой бури. Он отпустил Лейлу и, гладя ее гладкую и белую, как алебастр, грудь, сказал:

— Ты вспыхиваешь мгновенно. Это пугает. К счастью, я албанец, сын сильного воина.

— И сын колдуньи. — Карие глаза Лейлы вдруг потемнели. — Это немного утешает. Я по крайней мере согрешила не с обычным смертным.

— Это не грех. Мы любим друг друга. И мы свободны, никому не принадлежим. Мы…

— Оба свободны? А как же твои жены? Указательным пальцем он написал свое имя на груди Лейлы.

— Что-то тебя слишком беспокоят эти жены.

— Я могу понять, если у мужчины неприятности из-за одной жены. Но если ему разрешается иметь их десятками, то ведь и проблем становится во много раз больше. Вероятно, я опоздала со своими возражениями, но мне интересно узнать. Просвети меня. Почему такой высококультурный человек, как ты, сбился с пути истинного? Или таковы были обстоятельства? Ты вынужден был оставить своих жен в Албании?

Исмал вздохнул.

— Я поклялся себе, что не стану отвечать на твои расспросы по крайней мере сегодня. — Он снова устроился между ее ног. — Пожалуй, надо тебя отвлечь.

— Нет, нет! Я не переживу еще одного… О, о, — застонала Лейла, потому что пальцы Исмала уже гладили нежную женскую плоть.

— Нехорошая, любопытная кошка. Я дал тебе все, что ты хотела, а тебе все мало, неблагодарное существо.

Взгляд Лейлы затуманился.

— Боже милостивый. О, не надо! О!

Исмал провел губами по ее груди, а потом взял зубами дрожащий сосок. Со стоном Лейла запустила пальцы в волосы Исмала.

А он стал медленно водить губами, языком, зубами по ее телу, спускаясь все ниже и ниже. Лейла схватила его за волосы, когда он достиг самой середины влажной, пульсирующей плоти. Первый раз Исмал овладел ею, как дикарь, теперь ему хотелось насладиться медленной победой.

Исмал провел языком по нежному бутону. На этот раз стон Лейлы отозвался в его мышцах, и его сердце завибрировало, подобно струнам лютни.

Лейла была его ночью, а ночь была как горячий густой мех. Лейла принадлежала ему. Ее слабые стоны тоже были предназначены только ему. Исмал снова и снова подводил Лейлу к вершинам наслаждения, и его власть над нею пьянила его.

— Прошу тебя, Исмал. Пожалуйста, — задыхалась Лейла. — Я хочу почувствовать тебя внутри себя.

Исмал приподнялся, улыбаясь от счастья.

— Вот так, сердце мое? — хрипло спросил он, входя в самую глубину ее влажной плоти.

— Да. Да!

Теперь Исмал двигался медленно. Любовно. Лейла принадлежит ему… она хотела, чтобы он был внутри ее. Ее тело приняло его с радостью и удерживало в самом интимном объятии, двигаясь в заданном им ритме любовного танца.

Лейла была ночью, и ночь пела в его сердце, тихо и заунывно, как музыка его родины. Она была средиземноморским ветром, поющим в ветвях сосен. Дождем, который омывал пересохшее и одинокое сердце изгнанника, чтобы возродить его душу. Лейла была морем и горами, взмывающим в небеса орлом и бурной рекой… всем тем, что он потерял. В ней он нашел себя.

Музыка желания уже звучала громче, ритм ускорился.

Лейла была желание, а желание было безумным танцем, в котором она поднималась и опускалась вместе с Исмалом, забыв обо всем, так же как и он. И все же Лейла была с ним, она держала его и вместе они достигли вершины.

Лейла была бесконечностью. А бесконечность — это бескрайнее ночное небо с мириадами звезд. Исмал соприкоснулся с ней своей тоскующей душой, и они взлетели ввысь, в бесконечность. «Лейла. Не отпускай меня».

Глава 14

Вопреки приказаниям Ник не ложился спать и ждал Исмала, вернувшегося на рассвете.

— Вернулся Эриар, — сообщил он, принимая у хозяина пальто и шляпу. — Он… Что, черт возьми, вы сделали со своим галстуком? — Ник с отвращением посмотрел на болтавшийся на шее Исмала мятый галстук. — Надеюсь, никто не видел вас в таком виде. А где другие ваши вещи? Неужели вы их оставили Это Исмал вспомнил Лейлу в его шелковом халате, с повязанным на голове кушаком, в широких шароварах.

— Их украли. А как ты узнал насчет Эриара? Я думал, что он не вернется раньше первого апреля.

— Через десять минут после вашего ухода приехала леди Брентмор. Она просто горела желанием сообщить вам какие-то новости. Но вас не было дома, и ей пришлось забрать миссис Боумонт у леди Кэррол и отправиться с ней играть в карты.

— Полагаю, новости герцогини Брентмор могут подождать до утра.

— А сейчас и есть утро, если вы не заметили.

— Тогда расскажешь мне после того, как я посплю. Я немного устал.

— Я тоже. Я вообще не ложился, потому что вы не разрешаете мне ничего записывать, а если я усну, то могу забыть какие-нибудь важные детали.

Исмал поднялся в спальню и, сняв галстук, сел на край кровати.

— Ну хорошо. Рассказывай, — приказал он, снимая сапоги.

— Старая леди, по-видимому, получила сведения от своих доносчиков ближе к вечеру. Пункт первый: в конце декабря герцог Лэнгфорд заплатил две тысячи фунтов за акции компании, которой не существует.

— Что ж. В этом есть какой-то смысл. Лорда Эйвори родители держат на относительно скромном содержании, поэтому Боумонту было выгоднее потрошить отца, чем сына. Хотя это и было более опасно.

— Я бы сказал — равносильно самоубийству. Потому что — и это пункт второй — у герцога Лэнгфорда имеются весьма интересные друзья в полусвете. Например, дюжие парни, с которыми я бы не советовал вам встречаться в темном переулке. Или талантливая куртизанка по имени Хелена Мартин. Лэнгфорду принадлежит дом, который он сдает ей в аренду.

— Это очень интересно. — Эсмонд наконец снял сапоги. — По сведениям Квентина, Хелена в молодости сделала довольно успешную карьеру как воровка. — Исмал не считал это чем-то необычным или важным. Сотни детей из лондонских трущоб воруют и занимаются проституцией, чтобы выжить. Хелена Мартин была редким исключением: она смогла подняться. Искусный и осмотрительный вор мог иногда быть весьма полезным. Боумонт наверняка пользовался их услугами в Париже.

— Это уже третий пункт. Но я сказал леди Брентмор, что вы все это уже знаете. А четвертый — это напоминание о том, что люди Квентина не нашли ни единого документа в доме Боумонта, который можно было бы использовать для шантажа.

— Либо их не было, либо их украли. Может… Хелена украла их… для Лэнгфорда?

— Опытный вор знал бы, где их искать, не так ли? Уж не говоря о том, что Хелена могла бывать в доме и раньше. Боумонт нередко приводил в дом проституток в отсутствие жены.

— Дело в том, что, если бумаги были украдены, не было необходимости убивать шантажиста. — Исмал снял рубашку и бросил ее Нику.

— Может быть, у Хелены были свои причины… или Лэнгфорд решил, что лучше и безопаснее раз и навсегда избавиться от Боумонта?

— Интересная теория. Но не более того. Нам нужно что-либо более существенное, чем догадки. Это все? Могу я теперь отдохнуть?

— Остался пятый пункт.

— Неудивительно, что ты боялся заснуть. У старой ведьмы оказался длинный список.

— Старая ведьма занималась делом, — возразил Ник. — Чего не скажешь о некоторых.

— До чего же утомительное дело. — Исмал зевнул. — Я предпочитаю, чтобы скучную работу делал кто-нибудь другой, например, вы с леди Брентмор. Будь так добр, перечисли побыстрее остальные пункты, только комментарии оставь при себе.