Полина закусила губу.

– Ну почему же… могу.

– Мои мечты касались не только обустройства комнаты. Я уже спланировал, как мы будем отмечать ее дни рождения и выходы в свет, даже нанял для нее няньку и гувернантку.

– Наверное, и школу тоже выбрали?

Гриффин усмехнулся.

– Вы правы – справки наводил.

– Не сомневаюсь. – У Полины полегчало на душе при виде его пусть грустной, но все же улыбки.

Гриффин закрыл глаза.

– Она прожила меньше недели, но именно эта неделя была лучшей в моей жизни. Как так вышло, что боль все еще не отпускает меня?

– Я не стану притворяться, будто понимаю, что делает с нами любовь. – Полина погладила его по волосам. – Сколько дней мы знакомы? Не так уж много. Но я сомневаюсь, что смогу прожить хоть день, не думая о вас, даже если мне суждено прожить до ста лет. Потому что… люблю вас!

От удивления он вскинул брови и уставился на нее.

– Простите, – стушевалась Полина. – Я выбрала не лучшее время для признания.

– А когда бы оно настало, лучшее время?

– Не знаю. – Полина до боли стиснула руки. – Наверное, никогда. Но я не умею скрывать свои чувства и поэтому хочу, чтобы вы знали правду. Я безнадежно в вас влюбилась.

Гриффин провел рукой по волосам.

– Не понимаю, мисс Симмз, как это могло случиться… У нас был договор.

– Не знаю, но случилось. Воксхолл, книжная лавка, поцелуи в вашей библиотеке. Когда я пытаюсь это понять, то возвращаюсь к самому началу. – Она заставила себя посмотреть ему в глаза. – Не знаю, как все началось, но знаю, что это никогда не кончится. Никогда.

– Полина. – Он взял в ладони ее лицо.

– И все же не могу сказать, что мне жаль, что я хотела бы все изменить и не допустить, чтобы это случилось. Я знаю, что мы должны расстаться, и это разбивает мне сердце. Но как бы сильно оно ни болело, я буду знать, что оно у меня есть. – Она слабо улыбнулась. – И все эти неприличные книжки теперь уже не кажутся мне набором бессмысленных фраз.

Лицо Гриффина приняло решительное выражение, и, набрав полную грудь воздуха, он ударил кулаком по крыше кеба, приказывая извозчику остановиться.

– Все. Мы едем домой.

– Потому что вы чувствуете себя несчастным?

– Нет. – «Разве это не очевидно?» – сказал ей его взгляд. – Потому что не привык заниматься любовью в наемных экипажах.

– О!..

Он сгреб ее в объятия и жарким шепотом произнес у самых ее губ:

– Полина, сердце мое, любовь моя. Чтобы воплотить в жизнь все свои фантазии, мне нужна кровать. И время – много-много времени.

Глава 23

Одно несомненно: сколько бы ни старалась герцогиня сделать из нее леди, по натуре своей Полина оставалась деревенской девчонкой-трудягой, поэтому опять проснулась еще до рассвета.

Грифф спал, не размыкая объятий, и слегка посапывал. Голова его покоилась у нее на груди, чуть придавливая своей тяжестью. Будить его Полине не хотелось: после ночных подвигов он заслужил отдых, но слуги уже проснулись и ей пора было уходить.

– Грифф, – прошептала она, взъерошив его кудри, – уже утро.

Он лишь крепче обнял ее, сонно пробормотав:

– Не может быть. Я этого не допущу.

Полина улыбнулась.

– Не думаю, что даже такому герою, как герцог Халфорд, под силу совладать со временем и повернуть его вспять.

– Но можно же попытаться…

Гриффин подмял ее под себя и накрыл их обоих простыней, устроив что-то вроде палатки. Неяркий свет раннего утра проникал сквозь лен золотистой дымкой. Здесь, с ним, в его объятиях Полина перестала тревожиться. Он мог заставить ее забыть обо всем, но лишить слуха не мог даже он. Судя по скрежету, доносившемуся снизу, на первом этаже уже чистили камины – значит, скоро придут и сюда.

– Дверь заперта? – спросила Полина.

– Конечно, – лизнув ее сосок, кивнул Гриффин.

– Вы уверены?

– Совершенно, – сказал он, запустив руку ей между ног.

Полина уперлась ладонью ему в грудь, слегка отстраняя, и попросила:

– Пожалуйста, проверьте. Мне так будет спокойнее.

Он уставился на нее с таким видом, словно не понимал, о чем это она.

– Ладно. Недопустимо, чтобы вы чувствовали себя в опасности в моей постели.

Быстро поцеловав ее в лоб, он встал и направился к двери, а Полина повернулась на бок, наблюдая за ним.

Он шел легким пружинистым шагом, и ей доставляло удовольствие любоваться его мускулистыми икрами, рельефными плечами и спиной. А что до ягодиц… Господь не создал ничего совершеннее с шестого дня творения. Они оказались тугими, округлыми – сплошь мышцы. И когда он шел, на каждой из половинок по очереди появлялись очаровательные ямочки.

Правая, левая, правая…

Гриффин дошел до двери, потряс щеколду и провозгласил:

– Заперто.

И развернулся…

Если вид со спины радовал взгляд, то сказать, что вид спереди ее возбуждал, значит, не сказать ничего. Ошеломленная, Полина воскликнула:

– Подождите! Не двигайтесь.

Гриффин в недоумении остановился.

– Что-то не так?

– Нет, просто… просто я немного слукавила.

Темные брови его грозно насупились.

– В чем именно?

– Я не особенно переживала из-за двери – очень хотелось посмотреть на вас во всей красе, как вы пройдетесь по комнате…

Он расхохотался, отчего мышцы его живота напряглись и стали еще рельефнее.

Полина приподнялась на локте и томно вздохнула.

– Вы… обворожительны. Если, конечно, этим словом уместно охарактеризовать мужчину.

– Вот уж не знаю… Как-то не приходилось делать комплименты обнаженным мужчинам. – Грифф потянул себя за ухо. – Я начинаю себя чувствовать экспонатом Британского музея.

– Вы там смотрелись бы великолепно. – Полина восхищенно поцокала языком. – Как вам удается поддерживать такую форму? Вы аристократ, а мускулатура как у крепкого крестьянского парня.

Он провел рукой по рифленому, словно стиральная доска, и такому же твердому животу.

– Просто веду активный образ жизни. Для меня это важно. Особенно после того как переболел пневмонией. Больше месяца провалялся в постели и чуть не умер. Трудное было время для меня.

Можно себе представить. И не для него одного, но и для всей его семьи. Гриффин был единственным ребенком, и если бы с ним что-то случилось…

Он подтвердил ее мысли.

– Я и так доставлял своим родителям массу неприятностей, но, видите ли, самое меньшее, что я мог для них сделать, – это выжить. Понятно почему? Поэтому, как только оправился от болезни, я стал работать над собой. Делал все, чтобы сила ко мне вернулась. – Гриффин согнул руку в локте, демонстрируя бицепс. – И не только сила, но и чувство равновесия, и реакция. И с тех пор стараюсь не терять форму, хотя последнее время в основном за счет занятий фехтованием.

Полина улыбнулась.

– Все эти тычки вам явно на пользу.

– Фехтование – это не одни лишь «тычки», как вы изволили выразиться. – Он подошел ближе. – Это острота ума и реакция тела. Гибкость. Концентрация. Стратегия.

Что-то в его голосе заставило ее сладко замереть в предвкушении. Взгляд ее скользнул по его животу вниз, к слишком явному свидетельству возбуждения. Он опять хотел ее, и это заставляло ее желать его еще сильнее.

Но и подразнить его тоже хотелось, поэтому Полина подвинулась на середину кровати и промурлыкала:

– Позвольте мне еще полюбоваться вами, возможно, другого шанса не представится.

– Этот раз не будет последним.

Матрас прогнулся под тяжестью его тела, и в тот же миг он оказался на ней, прохладный и твердый, как мрамор, а потом и в ней – вошел в нее одним мощным, долгим толчком.

– Это будет в последний раз, – прошептала Полина.

– Не может этот раз быть последним.

Она обвила его ногами. Он трудился над ней, опираясь на руки, и все время смотрел в глаза. Пристальность этого взгляда завораживала и тревожила. Полина чувствовала себя так, словно вся душа ее вывернулась наружу и в ней не осталось ни одного местечка, ничего, что было бы скрыто от него. Руки ее дрожали, когда она обняла его за плечи.

Он тут же замер в ней, сосредоточенно нахмурившись.

– Что-то не так? – спросила Полина.

– Все так. Я бы не стал ничего в вас менять. Вы – само совершенство.

Сердце ее сжалось. Он снова произнес эту фразу, но вовсе не тогда, когда на ней было роскошное платье и драгоценности, а сейчас… И солнце уже поднялось, залив комнату светом, не оставив никаких покровов.

Чтобы наконец услышать это, когда на ней нет ничего, Полина была готова ждать не только неделю, а всю оставшуюся жизнь.

– Не жалейте меня! Пусть мне будет больно. Я хочу чувствовать вас как можно дольше, – обхватив его руками и приподняв бедра ему навстречу, воскликнула Полина.

Ей не пришлось просить дважды. Он взял жесткий ритм, и груди ее вздрагивали в такт его толчкам. Тела их встречались с громким шлепком.

Он прижался к ней лбом и хрипло прошептал:

– Я не хочу выходить, хочу оставаться глубоко в тебе до самого конца.

Полина испугалась не на шутку:

– Грифф, не надо: риск слишком велик.

– И все же я хочу. Никогда не думал, что снова скажу это, но хочу тебя, всю…

Что он такое говорит? Похоть совсем лишила его разума. Она должна уехать, а он – остаться. Оба совершенно не были подготовлены к возможным последствиям, но в глубине души, вопреки всем доводам разума, Полина хотела того же, что и он. Решение придется принять, и путь к отступлению будет закрыт. Он не сможет вычеркнуть ее из жизни. И с какой радостью однажды она передаст ему из рук в руки крепкого, здорового малыша. Сердце ее млело лишь при одной этой мысли.

Она могла бы сделать его таким счастливым.

Он замер над ней в предельном напряжении, а потом снова начал двигаться. Ритм движений изменился, и Полина поняла, что он близок к развязке, так мощно и часто он вколачивал себя в нее.