– Ситуация ясна, – резюмировала герцогиня. – Драгоценные камни в негодной оправе. В некоторых случаях, признаю, оправа из рук вон плоха, но сами камни вполне приличного качества. Насколько я могу судить, все девушки из приличных семей, так что, если постараться и кое-что подправить… – Герцогиня обратилась к сыну: – Выбор за тобой, Халфорд. Выбирай любую, что тебе по вкусу. Я превращу ее в герцогиню.

У всех девиц разом отвалились челюсти.

У девиц, но не у Гриффа.

Он, помассировав виски, пытаясь справиться с головной болью, начал готовить небольшую речь: «Дамы, прошу прощения. Не обращайте внимания на этот бред сумасшедшей. У нее от старости помутился рассудок».

Но тут Гриффу пришло в голову, что он лишь окажет матери услугу, закончив задуманное ею бесчинство так просто и быстро. Нет уж, раз выбор за ним, он доведет эту партию до конца. Пусть познает горечь поражения. Сокрушительного поражения, которое она, конечно, заслужила.

– Ты заявляешь, что можешь превратить любую из этих девиц в достойную титула герцогини? – на всякий случай уточнил Гриффин.

– Разумеется, могу.

– И кто будет тебе судьей?

Герцогиня вскинула бровь.

– Конечно, общество. Выбери себе невесту, и к концу сезона вся столица будет о ней говорить с восхищением.

– Она станет гвоздем сезона, говоришь? – переспросил Грифф с недоверчивым смешком.

Тогда он обвел зал взглядом во второй раз, выискивая среди девиц самую неуклюжую и страшненькую, такую, чтобы мать расписалась в своей беспомощности прямо здесь, на месте.

Однако, приглядевшись к насмешливо переглядывавшимся девушкам пристальнее, Грифф пришел к выводу, что первое впечатление о них оказалось обманчивым. Среди них не было ни одной простушки, и если у каждой и имелись кое-какие недостатки, то кто может похвастать полным их отсутствием? Одним словом, среди юных леди не было ни одной, кого с чистым сердцем можно было бы назвать безнадежной.

Вот черт. А ведь он уже предвкушал сладость своей победы. Или горечь поражения герцогини – кому что нравится. Но, судя по всему, концовка этой сцены выйдет скомканной. Ему лишь остается пробормотать извинения, затащить герцогиню обратно в карету и по дороге домой забросить в сумасшедший дом, где ей и место.

И как раз в тот момент, когда Гриффин уже открыл рот, чтобы попросить прощения у собравшихся, заскрипели несмазанные петли, открылась дверь черного хода, и… И вот оно – его спасение.

Она вошла – вернее сказать, запыхавшись, влетела – в зал. Не заметив порога, споткнулась и чуть было не растянулась на полу. Подол ее платья и носки грубых башмаков были в грязи, а все остальное покрывала какая-то подозрительная субстанция в виде белого порошка.

На шее ее повис линялый фартук. Когда она завела руки за спину и затянула тесемки, он увидел, что она по-мальчишески худа, без намека на округлые женственные формы, какими одаривает природа более удачливых представительниц ее пола.

– Ты опоздала на десять минут, Полина, – донесся из кухни мужской голос.

– Извиняюсь, мистер Фосбери. Так вышло. Больше не буду.

Грифф едва понял, что она сказала: похоже, не выговаривает половину звуков. Заподозрив отсутствие у девушки зубов, он посмотрел на ее рот, и ему стала ясна причина странной дикции: с зубами у нее был полный порядок, но в зубах она держала шляпную заколку.

Провинившаяся подавальщица вторую заколку зажала в руке, и когда ее глаза, зеленые, как весенние листья, яркие, на удивление смышленые, встретились с глазами Гриффина, она замерла, так и не успев заколоть под чепец растрепанные волосы.

Кстати, о волосах. Гриффин не был особенно сведущ в том, какие названия дамы дают своим прическам, знал, что существуют всякого рода пучки и крендели, но этой прическе он придумал название сразу: «гнездо». Гриффин ни разу не видел, чтобы прическу украшали стебельками травы и соломой, но тут был именно этот случай.

Очевидно, она рассчитывала попасть в зал незамеченной, но неожиданно для себя оказалась в центре всеобщего внимания. И эта таинственная белая пыль, что прилипла к ней, блестела и переливалась, играя всеми цветами радуги.

Грифф не мог отвести глаз.

Пока запыхавшаяся служанка переглядывалась с незнакомцем, его матерью и радующимися новой забаве посетительницами, недоделанный узел ее волос, больше похожий на воронье гнездо, окончательно развалился, и незакрепленные локоны рассыпались по плечам то ли вследствие небрежения, то ли повинуясь закону тяготения, то ли по двум причинам сразу.

Будь то обычная рядовая служанка, она бы, вжав голову в плечи, опрометью выскочила из комнаты, спасаясь от праведного гнева хозяина. И скорее всего при этом не обошлось бы без слез и шмыганья носом.

Но, очевидно, эта служанка не была рядовой. Эта девица, как видно, презирала приличия и здравый смысл и гордилась этим.

Решительно тряхнув головой и растрепав локоны цвета бренди, она отвернулась и выплюнула булавку.

– Фигня.

Кажется, Гриффин не ослышался и она пробормотала именно это слово.

Внезапно он поймал себя на том, что ухмыляется. Да, это идеальный вариант. Нахальная, дерзкая, скорее всего безграмотная. Может, чересчур хорошенькая – дурнушка больше подошла бы для его целей. Но, как справедливо заметила его мать, для того, чтобы блистать в свете, приятная внешность нужна девушке меньше всего. А что до всего остального – у матери не было ни одного шанса.

– Я выбираю ее.

Глава 2

«Вот он, принц, который, увы, прискакал не за мной», – такова была первая мысль Полины, когда, споткнувшись на пороге, она увидела в дверном проеме элегантно одетого мужчину.

Сцена была не нова. Время от времени такое случалось в Спиндл-Коув. Юные леди, которых ей сегодня предстояло обслуживать, искали здесь пристанища по разным, порой весьма странным причинам: то ли их умение играть на арфе оставляло желать лучшего, то ли цвет глаз как раз в этом сезоне оказался не в моде. А потом, на удивление всем, кроме Полины, какой-нибудь красавчик граф или армейский офицер приезжал сюда и брал в жены ту, что не пришлась ко двору в столице. Но ни один из заглядывавших в Спиндл-Коув потенциальных женихов не удостаивал и взглядом служанку в таверне.

Так за которой из этих барышень явился сей господин? Кем бы она ни была, ей определенно не придется больше думать о хлебе насущном, ибо все в этом господине от пуговиц из слоновой кости на сюртуке из дорогой шерсти до кожаных перчаток кричало о богатстве. И если его наряд свидетельствовал о состоятельности хозяина, то все прочее выдавало в нем человека, наделенного недюжинной властью. Он был из тех, кто правит миром, и, словно этого было мало, он обладал еще и завидной фигурой атлета, что странно для джентльмена, который наверняка проводит большую часть времени в праздности.

Все в нем говорило о силе, и лицо не было исключением: прямой нос, четкий абрис широких скул, крупный рот, насмешливо-презрительный изгиб губ. По отдельности – ничего особенного, а вместе получалось весьма впечатляюще. Одним словом, было на что посмотреть. Но даже если бы это было и не так, Полина все равно не смогла бы отвести взгляд от этого мужчины, потому что он не отводил глаз от нее. Он смотрел на нее так, словно в ней заключались все сокровища мира. Сердце ее затрепетало, как пойманный в капкан зайчонок.

– Я выбираю ее, – сказал он.

– Но ты не можешь выбрать ее, – раздраженно заметила герцогиня. – Она служанка.

Полина мельком взглянула на даму, отметив про себя, что гонора у нее, несмотря на отнюдь не впечатляющий рост, хватит на троих. И еще бросалась в глаза ее осанка. Впрочем, чтобы носить на себе столько драгоценностей, надо, наверное, иметь крепкую спину и жилистую шею.

– Ты же не станешь оспаривать, что она девица и что находится здесь, в этом зале? А ты сама сказала, что я могу выбрать любую девушку из тех, что находятся здесь.

– Когда я это говорила, ее тут не было.

– Зато теперь есть. И как только я ее увидел, все прочие перестали для меня существовать. Она само совершенство.

Совершенство?

Полина посмотрела в окно и удивилась, что не увидела летающих поросят, которые играли бы на арфе и пели баллады на древнем валлийском диалекте.

Джентльмен легкой походкой направился в ее сторону, и с каждым шагом, приближавшим его к ней, Полина все острее ощущала несуразность своей прически, облепленных грязью ботинок – всего своего вида, словно каждый кристаллик перемешанного с квасцами сахара, которым она была обсыпана с головы до пят, прожигал ее насквозь. Теперь она заметила его рыжеватую щетину и воспаленные глаза, как бывает от недосыпа или с похмелья.

Полина медленно вдохнула, считая про себя. До нее донесся слабый аромат одеколона, приятный, дорогой и мужественный, от которого разлилось тепло где-то внизу живота.

– Назовите мне свое имя, – почти официально потребовал незнакомец.

Голос его, низкий и звучный, манил и завораживал. Полина скорее почувствовала, чем увидела, как все присутствующие повернули к ним головы, стараясь не упустить ни одного слова, ни одного жеста.

– Меня зовут Полина, Полина Симмз.

– Назовите свой возраст.

– Двадцать три.

– Вы замужем или обручены?

Вот уж насмешил! Но Полина сдержала смех.

– Нет, сэр.

– Отлично! – Он удовлетворенно кивнул и счел нужным представиться: – Я Гриффин Элиот Йорк, восьмой герцог Халфорд.

Герцог?

– О господи!

– Вообще-то, Симмз, вы должны были сказать «ваша светлость».

Полина опустила глаза в пол и попыталась сделать реверанс, но он лишь досадливо отмахнулся, наблюдая за ее неуклюжей попыткой исправить оплошность.

– Моей матери надоело видеть меня холостяком, и она потребовала, чтобы я выбрал любую из девушек в этом зале, пообещав, что сделает из нее герцогиню. Я выбрал вас.

– Меня?

– Вас. Вы идеально подходите для этой цели.