Тесса Дэр - Пленник ее сердца

– Поднимите руку, насколько сможете.

Он скривился словно от щекотки.

– Не шевелитесь, и у меня все получится. Главное – в это верить. – Вывернув руку, она продвинулась еще выше. – Никто не может добраться туда, куда могу добраться я, помните?

– Господи, мисс Симмз, моя рука не жеребенок, которому надо помочь появиться на свет.

– Почти получилось. – Пальцы ее скользнули по его плечу вниз, вдоль рукава рубашки.

– Мисс Симмз…

Полина подняла на него глаза и обнаружила, что их разделяют какие-то несколько дюймов, а губы его оказались в опасной близости от ее собственных. Пальцы ее непроизвольно сжались, вцепившись в его бицепс, и Грифф поморщился.

– О! – воскликнула Полина, осознав, что причинила ему боль. – Простите. Совсем забыла, что вы ранены.

– Дело не в этом, мисс Симмз. Мы одни в саду, и я не могу не смотреть на вашу грудь, ощущать, как ваша рука… терзает мой фрак. Пора признать истину, какой бы суровой она ни была. Все наши попытки разъединиться ни к чему не приведут. Так-то вот.

– Но… все могло бы быть и хуже.

– Разве? Не могу представить.

Полина не знала, что заставило ее сказать то, что сказала:

– Вы могли бы меня поцеловать.

– Поцеловать вас, – эхом откликнулся Гриффин, постаравшись произнести эти слова так, чтобы прозвучали как несусветная чушь, чтобы ей и в голову не могло прийти, что он уже довольно продолжительное время вынашивает ту же мысль.

Она так близко, что он чувствует тепло ее тела. Ее быстрые ловкие руки шарили по нему, напоминая о том, как давно он не испытывал этих восхитительных ощущений, как давно женщина не прикасалась к нему, не гладила, не ласкала.

И больше всего досаждало, что эти прикосновения никоим образом его не успокаивали, а, напротив, возбуждали, вызывая боль не только в раненой руке, но и в сердце, в той его части, что, как ему думалось, умерла для любых ощущений.

– Вы правы, поцелуй, несомненно, еще больше усугубил бы ситуацию.

– О боже! – Она подалась вперед, уткнувшись лбом в его грудь, затем чуть-чуть приподняла голову и снова уперлась лбом. И так несколько раз.

Гриффин наконец понял, в чем смысл ее странных действий. Грудь его твердая, как стена, – вот она и билась головой о непробиваемую стену.

– Это ужасно, – простонала Полина. – Я не могу еще и здесь потерпеть неудачу. Просто не имею права. Моя жизнь и до этого была далеко не сахар. Какой надо быть неудачницей, чтобы потерпеть неудачу даже в том, что должно было стать провалом!

– Я вас не понимаю.

Полина всхлипнула, утерла нос его белоснежным носовым платком, торчащим из нагрудного кармана, при этом не потрудившись его даже вытащить.

– Дома мы с сестрой были теми девчонками Симмз, которые всегда хотят как лучше. Все так говорят, потому что мы никогда ничего не делаем правильно.

Груди ее, такие мягкие и в то же время упругие, сейчас были прижаты к его груди. Гриффин перенес вес с одной ноги на другую, но это не помогло.

– Мне ли не знать, что такое унижение, – продолжала между тем Полина. – Тот день, когда вы зашли в «Бык и цветок», был самым худшим в моей жизни. Вернее, утро того дня. Все шло наперекосяк. И я согласилась поехать с вами в Лондон, потому что решила, что судьба дает мне шанс. Конечно, подумала я, уж опозориться я точно сумею. – Голос ее дрогнул. – Но, сами видите, у меня и тут ничего не вышло.

Она пошевелила рукой, которую хотела просунуть глубоко в его рукав, и от этого груди ее в опасной близости от его груди плавно покачнулись, словно в танце.

Гриффин сделал глубокий вдох. Пора брать контроль над ситуацией в свои руки и как можно скорее, иначе ему конец.

– Послушайте, мисс Симмз. Просто постойте смирно, ладно?

Гриффин опустил взгляд, мысленно посылая приказ вниз: «Это и тебя тоже касается».

– Во-первых, вытащите руку из моего рукава.

Полина повиновалась, и ему пришлось пережить ту же самую пытку в обратном порядке, когда ее пальцы мучительно медленно протиснулись по руке вверх, к плечу, потом по груди, но как только рука ее оказалась на свободе, он смог отстраниться, проложить дистанцию между ними. Теперь они соприкасались лишь в одной точке.

Гриффин кивком указал на ближайшую скамейку.

– А теперь сядьте. Дайте мне минутку, и я разрешу это недоразумение.

Гриффин стащил перчатки с рук, затем занялся исследованием места соединения своего рукава и ее платья. Ему удалось отыскать то место, где застряла пуговица. Нитка успела обмотаться вокруг нее несколько раз. Он пробовал повернуть пуговицу то в одну сторону, то в другую, с трудом удерживаясь от искушения оторвать ее напрочь, хотя и понимал, что спешка лишь повредит делу. Эта работа требовала терпения.

Терпения и выдержки.

Господи, что она с ним делает! Ее волосы цвета бренди вызывали у него жажду. Гриффин сделал глубокий вдох и тут же пожалел об этом: от нее пахло французским мылом, пудрой и еще свежестью. Сейчас ему отчаянно захотелось лизнуть ее обнаженную шею, провести языком по ключице.

Затем ниже…

Еще ниже и еще.

– У меня было сто способов опозориться этим вечером, – тихо созналась Полина. – И я каждый из них обдумала.

– Например?

– Начать с того, что я могла бы съесть гораздо больше, чем приличествует леди. Джентльмены презирают дам, которые потворствуют своим низменным желаниям.

Это стало для Гриффина откровением.

– Мы их презираем?

– Ну конечно, презираете. – Она смотрела на него с недоумением. – Во-вторых, я собиралась высказывать свои суждения по поводу и без повода, тогда как настоящие леди все мысли держат при себе.

– Не может быть, чтобы этому научила вас моя мать. Сама она никогда не держит свое мнение при себе, а предпочитает делиться с окружающими.

– Я об этом узнала не от вашей матери, а прочла в одной книге. – В голосе ее появились менторские нотки: – «Если не считать неприглядных усиков, мало что джентльмены так не любят в леди, как собственное мнение в вопросах политики». Ну, усы мне не отрастить, но я могла была сказать, что думаю о хлебных законах.

– О хлебных законах? – не удержался он от смеха.

– Вы не считаете это неуместным?

– Я думаю, вы сильно преувеличиваете способность мужчины вести беседу о новых правилах ввоза зерна, когда взгляду его открывается такой вид.

Он позволил себе заглянуть в ее декольте, туда, куда ему весь вечер хотелось нырнуть. Два нежных бледных холмика прижимались к кайме лифа. Как подушечки-близнецы. Его взгляд перескакивал с одной подушечки на другую, не в силах сосредоточиться.

– Да это ничего, – игривым шепотом сообщила Полина. – Я и сама то и дело на них посматриваю. Этот корсет – чудо инженерной мысли.

– Я думаю, это магия.

– Да не магия это, а фокус. Вот, чувствуете? – Она взяла его руку и поднесла к своей груди.

Грифф остолбенел. Похоть взяла его в тиски.

– Там, в корсете, ватная набивка. Вы что, ее не чувствуете?

Она накрыла его руку своей, демонстрируя, где набивка, а где живая плоть.

Грифф судорожно сглотнул.

– Да, теперь чувствую.

И набивку, и женскую грудь. Живую, теплую и манящую.

– Видите? Они не настоящие. И это еще один мой серьезный промах. – Она снова заговорила этим странным чужим голосом с назидательными нотами: – «Юная леди, которая пользуется поддельными прелестями для того, чтобы овладеть вниманием джентльмена, не может рассчитывать на восхищение со стороны оного».

С большой неохотой он убрал руку с ее груди.

– Поверьте, сейчас я мечтаю лишь о том, чтобы мое восхищение уменьшилось. А то оно… слишком велико.

Она посмотрела ему прямо в глаза и вдруг выпалила:

– Я не девственница.

Проклятье! В этот момент возбуждение его достигло максимума со скоростью, достойной фехтовальщика высшего класса. Нет, пожалуй, так быстро нанести удар настоящим клинком он бы не смог. Если бы на нем был сейчас металлический щиток пониже пояса, раздался бы звон металла о металл.

– Это не поможет. Что заставляет вас думать иначе? Я тоже не девственник.

– Я и не думала, что вы девственник, но…

– «Но» что? Я боялся, что у вас заразная кожная болезнь. Или, к примеру, в момент наивысшего наслаждения вы издаете лошадиное ржание, которое слышно за милю окрест. Вот это бы меня, возможно, от вас отвратило… Впрочем, насчет ржания я не уверен: любопытство сильнее страха, как говорят.

– Но благородные господа не желают в спутницы женщин, потерявших девственность. Насчет этого у миссис Уортингтон все предельно ясно сказано.

– Кто эта столь дурно осведомленная персона, которую вы постоянно цитируете? Эта миссис Всезнайка?

– Она написала книгу про этикет. Разве вы о ней не слышали? «Мудрые советы миссис Уортингтон юным леди». Благодаря этой книге я точно знаю, что следует делать юной леди и что не следует.

– Эту книгу вам моя мать дала? – Название показалось ему знакомым, но едва ли этой книжке нашлось место в их библиотеке.

– Нет. Я эту книгу читаю уже не один год. У нас в Спиндл-Коув такая была в каждом доме. Мисс Финч, теперь она леди Райклиф, хотела изъять весь тираж, кажется, даже скупила все книги и выбросила за ненадобностью. У нас в таверне, например, их целая груда.

Грифф вспомнил, где видел эти книги: они служили исходным материалом для изготовления чайных подносов.

– Верно. Ваши барышни вырывали из них страницы.

Полина кивнула.

– Раньше из них делали пиропатроны, но сейчас, когда война закончилась, переключились на подносы.

Грифф не понял логики, но перебивать не стал.

– Как бы там ни было, – продолжала Полина, – несколько лет назад я принесла книгу из таверны домой. У меня никогда прежде не было своих книг, и я знала, что пропажи никто не заметит. Мне хотелось понять, что в ней так злит знатных дам. Добрая половина сочинения миссис Уортингтон и вправду оказалась ни о чем, тут я с нашими дамочками полностью согласна, но дальше содержались вполне дельные советы: к примеру, рецепт апельсиновой воды, или как написать приглашения на праздник, или как самой сшить шелковые перчатки. Еще там есть темы для вежливых бесед за ужином. Читая эту книгу, я словно через волшебное окно смотрела на другой мир, и все было прекрасно, пока однажды… – Полина опустила глаза и закончила: – Пока однажды мой отец не захлопнул ставни на том окне.