– Габби! Господь с тобой! Кровь бывает только в первый раз.

– Хм. Но это не самое главное, что я хочу сказать. Помни, Квил, я не сделаю тебя рогоносцем. Ты – мой муж. Почему я должна позволять какому-то постороннему мужчине использовать мое тело?

Хоть в этом правдива, подумала она. Действительно, ее никто не интересовал, кроме мужа.

Квил стиснул зубы так сильно, что заныли челюсти. Не зря он считал, что женщины равнодушны к сексу. Разумеется, он видел, что Габби смущается своей наготы. Но ему показалось, что в минуту наслаждения неловкость отодвинулась в сторону. Должно быть, он ошибся, ослепленный желанием. Он уже взялся за ручку двери, но в последний момент остановился.

– А если я соглашусь пробовать лекарства, мне будет позволено использовать твое тело? – произнес он, презирая себя за то, что демонстрирует свою уязвимость. Он не оборачивался, чтобы не видеть жалости в глазах Габби. Она промолчала, еле сдерживая рыдания. Подождав немного, Квил сказал самому себе: – Итак, за возможность делить постель со своей женой мне придется каждый раз предварительно глотать лекарство? Или ставить пиявки?

– Нам нужно… – с трудом выдавила из себя Габби.

– Я догадываюсь, что нам нужно, – холодно прервал ее Квил. – Испытать новое лекарство. И чтобы моя жена могла сделать это, я должен спровоцировать приступ мигрени. А до тех пор мы будем ждать, когда знахарь пришлет снадобье из тушеных насекомых. И лишь тогда я смогу просить тебя о возобновлении брачных отношений. Так, Габби?

У нее вырвалось рыдание, и она прижала руки к глазам.

– Давай забудем про это. Я… я… – она со всхлипом заглотнула воздух, – я не хочу делать это снова, Квил! Ты можешь это понять?

– Вполне. – Голос ее мужа был ровный и… такой ледяной! – Я больше не вторгнусь в ваши покои, мадам. А что касается двери, можешь дать указания слугам, чтобы заколотили ее гвоздями, если тебе так угодно.

Квил поклонился, но Габби этого не видела. Она стояла, отвернувшись, не отнимая рук от глаз. По пальцам у нее текли горячие слезы.

Сквозь рыдания она услышала, как открылась и закрылась дверь. О Боже, Квил поверил! Поверил, что ей безразличны его ласки!

Как это было далеко от ее истинных чувств! Она жаждала ощущать тяжесть его тела и слышать хриплые стоны, срывающиеся с его губ. По ночам, лежа между холодными простынями, она с трепетом вспоминала каждое его прикосновение. И даже те постыдные минуты, когда он раздвигал ей бедра и она, нагая, извивалась под ним, бесстыдно прижимаясь к его пальцам.

Как же сильно впитала она порочное желание, как глубоко увязла в грехе, если ей было так приятно!

Когда принесли горячую воду для ванны, она сказала Маргарет, что у нее болит голова, и попросила передать мужу, чтобы он не ждал ее к обеду. Оставшись одна, Габби свернулась клубочком на диване, пытаясь понять, почему она такая несчастная. И лежала до тех пор, пока вода не сделалась холодной как лед. Тогда она влезла в ванну с подспудной мыслью наказать себя – за ложь и за вожделение. Какая из двух провинностей хуже? Ответ был прост. Квил верно сказал, что в их действиях нет ничего постыдного. И впрямь, что плохого в том, что их тела дарили друг другу наслаждение? И не важно, когда это свершалось – ночью или днем, а вот говорить, что ей это было неприятно, – сплошное вранье.

Поэтому она погрузилась в холодную воду. Габби наблюдала, как ее соски превращаются в темно-красную черешню. Так бывало всегда, когда Квил их трогал, и даже от одних воспоминаний об этом она опять зарыдала, потому что не могла быть вместе с ним. Она любила его. И хотела его. Ей нравилось, как он смеется – не вслух, а только глазами. Когда он молча смотрел на нее, они говорили ей, что она красива и обожаема. Он был для нее дороже всех на свете, но по воле злого рока они не могли предаваться любви.

Холодная ванна остудила эротическую горячку. В памяти встали потухшие глаза и мертвенно-бледное, осунувшееся лицо Квила во время приступа. Обман – ужасный грех, но она правильно сделала, что солгала. Чутье подсказывало, что Квил, оправившись от приступа, вернется к ней в постель. «Потому что он любит меня и хочет делать мне приятное», – сказала себе Габби. Правда, он не признавался ей в любви, когда просил выйти за него замуж. Но Квил ведь вообще неразговорчив.

Теперь, когда он убедился, какая она злая и бесчувственная, у него пропадет всякое желание дарить ей свою любовь. На сегодняшний день для нее не было ничего страшнее.


* * *

Во вторник герцог и герцогиня Гизл устраивали завтрак с шампанским. Люсьен Бош, отправлявшийся на данное мероприятие без особого энтузиазма, уже в экипаже вспомнил, какой это день. Было начало одиннадцатого. Если развернуться в противоположном направлении, как раз к одиннадцати можно успеть. И застать Хизлопа у нее в гостиной. Нечестивец должен наконец уяснить, что Эмили – это не какая-нибудь девица легкого поведения.

Люсьен постучал в крышу экипажа.

Когда они остановились перед небольшим домиком, Хизлопа не было видно.

Эмили упорно не хотела принимать Люсьена. Служанка каждый раз говорила ему, что миссис Юинг нет дома. Видимо, пора проявить настойчивость.

Хизлоп наверняка уже у нее в кабинете и дышит ей в плечо. Или делает что-нибудь еще более неприличное. Люсьен заскрежетал зубами. Воспоминания ожесточили его. Раздраженным жестом он приказал лакею ждать и вышел из экипажа, на ходу натягивая перчатки. Если она дома, пусть только попробует ему отказать!

Он уверенно дернул колокольчик. Салли открыла дверь и, заикаясь, снова стала нести какую-то чушь. Он дал маленькой служанке соверен, и та упорхнула в кухню.

Люсьен немного постоял перед кабинетом, набираясь храбрости. Затем решительно распахнул дверь, даже не постучав, и тотчас осознал свою ошибку. Эмили с Хизлопом стояли спиной к нему, как раз перед письменным столом. Похоже, им было не так уж плохо вдвоем. Когда Эмили обернулась, лицо у нее было недовольное.

– Простите, что потревожил, – произнес Люсьен. От растерянности его французский акцент стал особенно заметен. Все было яснее ясного. Эмили не возражала против общества Хизлопа, иначе с чего бы она позволила ему класть руку ей на запястье.

Эмили сразу отошла, а Хизлоп поклонился Люсьену.

– Приятно видеть вас снова, мистер Бош, – процедил он. – Забавное совпадение, вы не находите?

– Я бываю здесь… часто, – проворчал Люсьен.

– Так же как и я, так же как и я, – затараторил Хизлоп, не желая видеть, как опасно прищурились черные глаза гостя.

Эмили засуетилась.

– Мистер Бош, как мило, что вы опять заглянули! – На щеках у нее вспыхнул нежный румянец – по всей видимости, вызванный удовольствием от прикосновения мистера Хизлопа.

Люсьен чопорно поклонился.

– Весьма сожалею, что прервал вашу беседу. Я совершенно забыл, что по вторникам у вас деловые встречи.

– Выражение не совсем правильное, – заметил Хизлоп. – Деловые встречи – это звучит слишком официально. Я предпочитаю думать, что мы с миссис Юинг общаемся как старые друзья. В самом деле, я только что просил ее провести вечер вместе со мной, в театре.

Люсьен взглянул на Эмили. На щеках у него заиграли желваки. Понимала ли она, что стоит за предложением мистера Хизлопа? Впрочем, он и сам не так давно приглашал ее в театр.

– Возможно, я тоже там буду. Увидимся вечером. – Он вежливо поклонился. – Миссис Юинг, мистер Хизлоп, прошу меня извинить. Я приглашен на завтрак.

– К герцогу Гизлу? – Хизлоп подошел к Люсьену, загораживая от него Эмили. – Меня тоже приглашали, я уверен. Мы с Гизлами добрые друзья. Просто мое приглашение, должно быть, где-то застряло. Такое случается.

– Разумеется.

Люсьен собрался уходить.

– Мистер Бош! – рванулась к нему Эмили.

Он обернулся.

– Да?

– Я… – Она запнулась.

Он ждал.

– Однажды вы предложили мне помощь… Я хотела бы ею воспользоваться, если вы еще не передумали.

Люсьен молча соображал. О чем она толкует? И вдруг вспомнил. Ну конечно, в прошлый раз он заявил, что пришел сразить дракона!

– Мистер Хизлоп, – небрежно проговорил он с легкой улыбкой, – коль скоро ваше приглашение так непредвиденно где-то затерялось, вы могли бы составить мне компанию. Патрик будет рад видеть вас у себя дома.

Хизлоп, не колеблясь ни секунды, повернулся к Эмили:

– Я уверен, вы правильно меня поймете, миссис Юинг. Возможно, я изыщу время вернуться к вам позже.

Услышав столь оскорбительное заявление, Люсьен грозно нахмурился. Но сконфуженный взгляд Эмили подействовал на него успокаивающе. Что бы Хизлоп ни воображал себе об их отношениях, в друзьях у нее он не был. Во всяком случае, сейчас она сделала выбор не в его пользу. И то хорошо, утешил себя Люсьен.

Они сели в экипаж. Как только дверца захлопнулась, Люсьен схватил своего спутника за галстук и рванул с сиденья.

– Что вы де… – захрипел Хизлоп, но конец фразы прозвучал нечленораздельно. Люсьен резко выбросил ноги вперед и опустил их на грудь соперника. Хизлоп свалился в проем между сиденьями. Сидя на полу, он с ужасом воззрился на Люсьена. – Что на вас наехало, черт побери?! Посмотрите, что вы сделали с моим галстуком! Три испорченных галстука за одно утро! – Он трясущимися пальцами пытался расправить скомканную ткань. – Это катастрофа! – завопил он. – Что подумают герцог с герцогиней?

Казалось бы, немотивированно жестокий поступок – но Хизлоп воспринял его так, будто это было в порядке вещей. Занятно. Видно, его знакомые часто задают ему подобную трепку, хмыкнул про себя Люсьен.

– Вы должны оставить в покое миссис Юинг, – произнес он обманчиво мягким тоном. – Если я хоть раз услышу, что вас видели входящим в ее дом, я лично позабочусь, чтобы вас никогда не приглашали на вечера, даваемые нашим haut ton [15], – прошипел Люсьен, больше не считая нужным сдерживаться.

– Не понимаю, что вы так забеспокоились. – Хизлоп поднялся и, усевшись напротив Люсьена, со страхом взглянул на него, как смотрят на бешеную собаку. – Можно подумать, я делаю что-то неприличное! Женщины на меня не в обиде. Я веду себя идеально, да будет вам известно!