Вся его глупая болтовня – просто способ заставить романтическую особу выйти замуж. Зря, что ли, он ходил в «Друри-Лейн!» Он тоже может изображать любовь, не хуже великого Джона Филиппа Кембла.

Габби все еще смеялась. Квил притянул к себе дерзкую девчонку. Она, словно расплавленный воск, обтекала его фигуру каждой линией своего тела.

– Квил? – Габби перестала хихикать, но голос ее оставался сипловатым.

– Габби… – Квил обнял ее за талию и поцеловал со страстью, достойной самого Кембла. На губах у нее был вкус смеха. Ее особенный вкус – вкус Габби.

Квил целовал ее повсюду, куда не доходили его слова. Эти поцелуи были опасно чувственны, уверенны и требовали от нее внимания. Она извивалась в его руках, мучимая приливами желания. Пыталась отстраниться, так как не хотела терять голову. Огонь, который заставлял ее льнуть Квилу, исторгая из нее мольбы и трепет, заполыхал в полную силу. Подобные чувства неприличны даже ночью, а утром тем более. К тому же…

Но Квил не мог ее отпустить. Большие руки крепко удерживали ее возле мускулистых бедер. Он поцеловал ее веки, чтобы заставить закрыть полные негодования глаза. Потом губами принялся исследовать ее лицо.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, она, задрожав, прижалась к нему. Руки обвились вокруг его шеи, рот открылся его желанию.

К ней вновь вернулись уже знакомые ощущения жара и стеснения в груди. Приятное тепло распространялось по животу все ниже и ниже… Когда она встретила язык Квила, ее сердце застучало еще сильнее, передавая биение всему телу.

– Я сгораю, – шепнул Квил, отрывая от нее губы. Он не мог унять свои руки, как надлежало сделать джентльмену. Его пальцы бегали вдоль ее шеи, затем безжалостно сдвинули вниз тонкий муслин платья.

Она охнула, но не воспротивилась. Рукав, а вслед за ним крылышко сорочки легко соскользнули к локтю.

Рокочущий бас был проникнут страстью.

– Я сгораю, Габби. Я изнываю и гибну.

Квил поцеловал сладкую кожу на ее кремовом плече, и руки продолжили смелое путешествие. Медленно проведя губами по ее шее, он снова шепнул:

– Габби, я сгораю.

Она судорожно глотнула воздух, когда большая ладонь накрыла ее грудь, посылая крошечные волны по всему телу.

– Габби, вы должны… вы должны…

Звуки потерялись в шелковой коже.

Квил поднял голову. Габби молчала – возможно, впервые в своей жизни. Он нежно поцеловал ее в губы. Это было словно прикосновение крыла бабочки. Затем обхватил ладонями ее лицо, бережно держа в руках совершенный овал. Ласковые пальцы проложили след поверх изогнутых бровей вниз, к высоким скулам. Эти руки творили чудеса, слагая стихи кончиками пальцев, пробегая поверх ее губ. Ее глаза отсвечивали бренди. Любая звезда должна была, рыдая, молить, чтобы ей присвоили этот золотистый цвет.

Квил тихо произнес:


Какие звезды озаряют небо

Такою красотой, как эти глазки, -

Ее прелестнейший и юный лик?


Руки Габби легко поднялись и легли сверху. Она встретила его взгляд и прошептала:

– Для Бьянки [12] это несправедливо – с ее неверностью – от начала и до конца.

– К черту пьесу! – Квил положил ладони на соблазнительные округлости пониже спины и притянул Габби к своему мускулистому телу. – Я хочу вас, Габби, – шептал он возле ее рта. – О Боже, я не могу жить без вас! Я погибаю.

В этих словах слышалась покорная мольба. Габби с легким всхлипом втянула воздух, изогнулась, чтобы достать его губы.

– Поцелуйте меня, – попросила она. – Поцелуйте меня, Квил.

И он, конечно, ей не отказал.

В водовороте страсти они рухнули на пол. Но, опаленная жаром камина, она откатилась в сторону. Квил немедленно последовал за ней в надежде обрести успокоение в сладостной мягкости ее плоти. Он навалился на нее всей своей тяжестью, жестко вдавливаясь в ее тело.

Слегка опамятовав, он обнаружил, что его трясет – от макушки до кончиков пальцев. Похоть в чистом виде. И эта похоть отняла у него разум, побуждая стянуть с Габби платье – вверх или вниз, вряд ли это имело значение, – и броситься в бездну. Находясь на грани безумия, он был готов совершить это ради удовлетворения желания. Он знал, что шелковая теплота встретит его с тем же гостеприимством, что и рот, который он сейчас целует. Тело Габби покрылось мурашками, когда он потер пальцем ее сосок. Она напряглась и забормотала что-то невразумительное.

Рациональный ум Квила снова вернул его на землю, и он ждал, пока она откроет глаза.

Она лежала спиной на восточном ковре, и ее волосы, свободные от шпилек, волнами струились вокруг головы. На губах затрепетала улыбка.


Горю я, изнываю и погибну.


С этими словами Габби потянулась к нему и сжала в ладонях его лицо.

– Вы снова будете меня целовать? И вы… – Она не могла произнести то, что хотела спросить. Это был тот мужчина, за кого она действительно хотела выйти замуж. Конечно, это с ним, Квилом, она мечтала разделить супружеское ложе! В его глазах она встретила полное понимание.

– Я буду целовать вас каждый раз, когда вы попросите, – пообещал он. – И я женюсь на вас, Габби, если вы согласитесь.

Она растерянно заморгала.

– Вы любите меня, Квил?

– Разумеется, – ответил он почти моментально.

Габби приподнялась на локтях.

– Я еще не разобралась в своих чувствах, – робко произнесла она. – И не уверена, что уже люблю вас. Но я думаю, это будет нетрудно, Квил.

Уголок его рта тронула чуть заметная усмешка. Слава Богу, не нужно больше нести чепуху насчет романтической любви! Ясное дело, эта юная леди до сих пор занималась самообманом. Всего лишь двенадцать часов назад она верила в истинность своих чувств к Питеру, а сейчас была готова влюбиться в него.

– Мне было бы приятно, – проговорил он серьезно, беря ее руку и целуя в ладонь.

Габби дрожащими пальцами стала приводить в порядок платье. Когда ее голова наклонилась вперед и волосы рассыпались по плечам, он не смог удержаться, чтобы не притронуться к ним. Каштановый цвет с бронзовыми прожилками делал их похожими на шкуру дикого зверя. Эти очаровательные кудри не имели ничего общего с бледными жидкими колечками, которые выставляют напоказ большинство молодых леди.

– Тьфу ты! – Габби нетерпеливо подтянула свой рукав. – Платья мадам Карем – это похоже на несколько лоскутов сметанных на живую нитку. Надо будет подыскать другую портниху. Я не хочу все время ходить полуголой! – Она бормотала, стараясь не обращать внимания на смущающее тепло между бедер.

– А мне нравятся платья мадам, – ухмыльнулся Квил, наблюдая, как она наконец водворила рукав на место. – По-моему, они недурно скроены. Слышите, Габби? Вот вы сейчас вздернули рукав – и лиф сразу закрыл вашу замечательную грудь. Она от этого только проиграла.

Встретившись с его насмешливым взглядом, Габби покраснела. Почему она лежит здесь, на ковре?

– Я надеюсь, это не войдет у вас в привычку? – заявила она, вздернув подбородок.

Квил помог ей встать на ноги. Затем наклонился и шепнул на ухо:

– Подождите, вот поженимся, – Габби обдало жаркой волной.

– Что вы хотите этим сказать?

Темно-зеленые глаза искушали ее своим дьявольским блеском. Квил провел пальцем вдоль ее покрасневшей шеи.

Габби отшатнулась, но тотчас смутилась своей реакции на столь невинную ласку.

– Я, пожалуй, пойду к себе. – Она приподняла руками копну волос. – Маргарет и так подумает бог знает что, да еще если я появлюсь в таком виде…

Квил пожал плечами;

– Кому какое дело?

– Типично мужские рассуждения! Мне есть дело! Иначе для чего бы я это говорила?

По мнению Квила, именно женщины имеют обыкновение говорить о некоторых вещах, которых вовсе не собираются делать. Однако Габби дала ему понять, что согласна выйти за него замуж, и для него это самое главное.

– Я отправлю послание в Бат – сообщить родителям о наших планах.

– О Квил! – Габби вспомнила о виконтессе и ее беспомощном супруге. – Они рассердятся?

– Ничуточки. Они вообще вначале хотели, чтобы вы вышли замуж за меня.

– Но тогда почему они не прислали в Индию ваш портрет?

Квил поежился. Чего ему категорически не хотелось, так это рассказывать своей новоиспеченной невесте о головных болях, возникающих у него после близости с женщиной. Габби, без сомнения, отказалась бы от помолвки, если б узнала всю правду. Эта мысль чуть не лишила его сознания.

Квил редко отвечал на вопросы, и в семье, зная об этом, никогда не рассчитывали на его участие в беседе. Его раздражало, что Габби до сих пор еще не изучила эти стороны его характера.

– Тогда почему ваши родители отправили в Индию портрет Питера? И почему мой отец считал, что я выхожу замуж за будущего виконта, если по старшинству им должны стать вы?

– Он… – Квил замялся, пока его не осенило. – Мой отец боялся, что Питер сам никогда не сможет найти себе партию. Вы сами видите, мой брат довольно застенчив.

– Питер? Застенчив?

– Ну да, – произнес Квил уже более твердо, ибо теперь уверовал в успешность придуманного им объяснения. – Вы помните, как прошлой ночью вы пытались его поцеловать? Как же он может жениться, если его так сильно беспокоит этикет?

– Вы не о том говорите, – хмуро заметила Габби. – Питер удивительно непринужден в беседе и самый уважаемый человек в свете. Мадам Карем сама так сказала. Наверняка он мог бы выбрать невесту по своему вкусу. И для этого ему не пришлось бы нарушать приличий.

К своему облегчению, Квил услышал царапанье в дверь. Вошел Кодсуолл. Когда дворецкий осознал, что в кабинете, помимо сына хозяина, находится несколько растрепанная мисс Дженингем, у него расширились глаза. Кроме того, он ясно слышал, как после его стука в дверь в замке повернулся ключ.

Слуга вытянул перед собой серебряный поднос с карточкой.

– Лорд Брексби, сэр. Его светлость особо подчеркнул, что визит неотложный.