Гретхен взяла в руку хлыст с тяжелой ручкой и заметила рабский фанатичный блеск в глазах Цезаря. Он был уже готов, приведя себя в состояние лихорадочного возбуждения: мышцы его спины и бедер дрожали в предвкушении наслаждения; темные вьющиеся волосы на груди и животе практически стояли дыбом; дыхание стало бурным, а на бороде блестела слюна.

Гретхен сняла хлыст и сделала несколько широких кругов над своей головой. У Цезаря перехватило дыхание: как загипнотизированный следил он за концами хлыста, которые должны были ударить его тело. Наконец женщина опустила на его тело обожаемое орудие пыток. Снова и снова она наносила удары по мужской спине и груди, снова и снова длинные концы хлыста скользили по его ягодицам и бедрам. Испанец стонал в экстазе, тело его дрожало от пароксизмов страсти.

Наконец он упал на колени, хватая ртом воздух, и лежал до тех пор, пока его конвульсивные движения не утихли. Цезарь подполз к ней, и на глазах его сверкали слезы благодарности. Как пес к колену своего хозяина, прижал он свою темную голову к женскому бедру, и тихие рыдания клокотали у него в горле.

Теперь наступило время, когда жестокая возлюбленная должна превратиться в великодушную благодетельницу. Гретхен погладила его по голове и прижала к себе, «смягчая» тем самым его боль и унижение. Безмолвно прижавшись к ней, Цезарь начал целовать ее руки, бедро, как бы моля о прощении. Лицо его было мокрым от слез и слюны, которыми он замусолил и ее тело.

Он пылко целовал женщину, а она, держа раскисшего любовника в своих объятиях, повела его в постель. Успокаивая нежными словами и материнскими ласками, она иссушила его слезы и крепко прижала к себе. Прищурившись, Гретхен прикинула, сколько пройдет времени, пока его рыдания стихнут и он уснет.

Эта часть маленького представления Цезаря вызывала у нее непреодолимое отвращение, но зато она с удовольствием орудовала хлыстом и наблюдала, как этот обычно такой надменный испанец пресмыкается у ее ног. Только ради одного этого она готова была подавить в себе то отвращение, которое вызывали в ней его слезы и прикосновения его мокрых губ и щек.

Объятия Цезаря ослабели. Скоро он уснет, и тогда она сможет уйти. И никогда никто из них не вспомнит события этого вечера.

Однако она должна принять ванну, прежде чем отправится к портнихе…

Глава 15

— Сирена, — волновался Калеб, — Риган и Цезарь отправились на поиски Крюка! Почему мы не последовали за ними?

— Вспомни, что я тебе рассказывала о «коварных женщинах». Риган и Цезарь ожидают, что Морская Сирена тоже окажется там. Но она не так проста, как им того хотелось бы! Никогда не нужно делать того, что от тебя ждут! Не беспокойся, братишка. Можешь быть уверен: как только распространился слух, что Крюка ищут, он тут же затаился где-нибудь и выжидает, как и мы. Всегда нужно стараться предвидеть действия соперника и опережать его. На этот раз пусть мужчины поищут гада. Но, к сожалению, они ищут вслепую. Кончится тем, что они будут сожалеть о потерянном времени и деньгах. Ведь практически все испанское и голландское судоходство прекратилось на это время.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что, прости меня, братишка, но мужчины думают чреслами, а не головами. Если бы они думали головами, то не вели бы себя так глупо! Говорю тебе, они ищут вслепую. В лучшем случае они найдут каких-нибудь диких пиратов и потопят их корабли. А возможно, и сами погибнут в бою. Однако я полагаю, что дней через десять они вернутся домой, беснуясь и кипя от злости. Как раз поспеют к балу у Цезаря, — легкомысленно и весело щебетала Сирена.

— Скорее всего, бала не будет.

— Бал будет. Сегодня прислали приглашение из дома Цезаря.

— Это должно быть интересно, — улыбнулся Калеб.

— Очень интересно! — согласилась Сирена.

* * *

Медленно тянулись дни. В доме ван дер Риса ожидали возвращения Ригана. Калеб ежедневно ходил на пристань, но никаких новостей не было. На девятый день он опять сидел у причала и вдруг заметил на горизонте знакомый парус. Возбужденно замахав руками, он подбежал к краю причала и замер в ожидании.

Пока корабль приближался, минуты казались часами. Наконец судно причалило.

Риган первым сошел на берег, и, как говорится, лица на нем не было.

— Ни Морской Сирены, ни человека с крюком, ни каких-либо следов, Калеб. Наверное, ветер донес слух до этого подонка — вот он и затаился или отправился в дальнее плавание. Мы наткнулись на небольшое пиратское суденышко, которое намеревалось скрыться от нас. Но мы просигналили, что у нас мирные намерения и что мы ничего не имеем против маленького фрегата без флага. Тогда они приблизились к нам и рассказали, что встречали Крюка несколько месяцев назад, но никто из них представления не имеет о его теперешнем местонахождении. И хотя все головорезы похожи друг на друга, но я уверен, что они говорили правду. Выкуп, назначенный за голову этого ублюдка, очень уж заманчив. Мы также расспрашивали в портах островов Борнео, Сулавеси, Бали, но, увы, все тщетно. Мы даже хотели отправиться дальше, к Молуккским островам и Новой Гвинее, но решили отложить эти дальние плавания на более позднее время.

— Возможно, Морская Сирена отказалась от поисков, — неуверенно заметил Калеб.

Риган обнял мальчика за плечи, и они направились в офис голландской Ост-Индской компании.

— Я так не думаю. Но в то же время я уверен, что ей было известно о нашем плавании, и наверняка сейчас, в эту минуту, она смеется над нашей глупостью. Я признаю, что было смешно отправляться в море вот так, как мы. Когда на карту ставится все состояние, то человек способен совершить много глупостей. Пиратка снова выиграла.

— Как она могла выиграть, если даже не последовала за вами? — спросил озадаченный Калеб.

— Она нас всех одурачила! — войдя в помещение офиса, Риган закрыл за собою дверь и сел в кожаное кресло. — Не подашь ли ты мне сигару, Калеб?

Мальчик окинул взглядом небольшой кабинет и направился к тяжелым деревянным полкам. Пробежав глазами по многочисленным предметам, стоявшим там, он наконец наклонился и протянул руку к квадратной кожаной коробке для хранения сигар, но вдруг, поколебавшись, вместо большой коробки взял другую, размером поменьше, деревянную. Схватив коробку обеими руками, он протянул ее менееру.

Глаза у ван дер Риса сверкнули, а зубы оскалились, как у охотничьей собаки.

— Почему ты взял именно эту коробку? — строго спросил он.

Испуганный его тоном, Калеб отступил назад, прижав коробку к груди.

— Но… вы… сказали… достать вам сигару.

— Я прекрасно знаю, что я оказал. Но откуда тебе известно, где они лежат?

— Я… не знаю, должно быть, я видел, как вы их доставали когда-нибудь в моем присутствии. Я что-то сделал не так? В этом коробке не сигары, а что-нибудь другое, чего я не должен видеть? Простите меня, менеер!

Риган устыдился, что испугал мальчика, и тон его сразу смягчился.

— Извини меня, Калеб. Все дело в том, что мой сын обычно доставал мне сигары из этой коробочки. Прежде я хранил сигары в большой кожаной коробке, но моему малышу не было еще и пяти лет, ему было тяжело поднимать ее. Потому я переложил сигары в небольшую коробочку, которую ты сейчас держишь. Когда ты вот так наклонился за этой коробкой, мне что-то показалось… я вспомнил далекие дни. Извини, если я испугал тебя, думаю, что это все от усталости. Наверное, я был слишком долго в море. Иногда прошлое так вдруг накатит, что я теряю ощущение реальности и власть над собой.

— Должно быть, вы очень любили своего сына, — неуверенно произнес Калеб.

— Да, очень, — тихо отозвался Риган. — Но тебе лучше отправиться домой. Увидимся за ужином. Скажи сестре, что я прибыл целым и невредимым, если она поинтересуется.

— Я обязательно передам, менеер, — ответил мальчик, закрывая за собою дверь.

Риган мерил шагами небольшой кабинет, и мысли путались в его голове. Он был уверен, что никогда не доставал сигары из маленькой коробки в присутствии Калеба. Дело в том, что Риган предпочитал марку сигар с обрезанными концами, которые хранил дома, но всегда носил с собой несколько штук в кармане рубашки. Обычные же сигары он держал в офисе, угощая приезжих купцов. Сердце бешено забилось в груди, когда одна мысль пришла ему в голову…

* * *

Легкий бриз, дующий из гавани Батавии, раскачивал китайские бумажные фонарики, которые на расстоянии напоминали сотни светящихся мотыльков, танцующих над тропическими деревьями, окружавшими дом сеньора Альвареса. Расположенный на элитной улице Лиан-авеню дом Цезаря превосходил по роскоши и красоте другие городские дома.

С просторной веранды в сад лилась музыка. Грандиозный бал удался на славу. Гости пили превосходное вино из бокалов на длинных ножках, провозглашая тосты в честь хозяина. На празднество явились все многочисленные приглашенные: испанцы, голландцы, португальцы… Даже английские и французские купцы были здесь.

Супружеская чета ван дер Рисов примерно на час опоздала, так как в последнюю минуту Ригана задержало неотложное дело в порту. Сирена не знала, что это было за дело, но настроение мужу оно порядком испортило. Лицо его было мрачнее тучи: густые брови соединились в одну хмурую линию, желваки играли на чисто выбритых щеках, а черные зрачки сузились, превратившись в колючие точки, источающие едва сдерживаемый гнев.

Перед тем как отправиться на бал к Цезарю, Сирена робко спросила Ригана, что произошло. Она даже решилась предложить не идти на бал, если ему не хочется. В ответ он расхохотался, и смех его был злым и ядовитым.

— Остаться дома?! — воскликнул он. — Никогда! Я пошел бы туда, даже если бы мне пришлось ползти.

Озадаченная Сирена села в экипаж, подобрав свои юбки и освобождая мужу место рядом с собой. Всю дорогу, до самого дома Альвареса, они ехали молча. Менеер сердито пыхтел сигарой, крепко зажав ее в зубах.