Грегор остановился, ожидая ее ответа. Он извинился, разве Кейт не должна что-нибудь сказать? Не должна радоваться, что все наконец прояснилось?

Сквозь путаницу бушевавших внутри эмоций он почувствовал укол неуверенности. Слегка занервничав, Грегор продолжил:

– Это положение с Брюсом ужасно неловкое. Жаль, что ты мне не рассказала, хотя, наверное, можно понять почему, ведь ты думала, он тебя бросил. Если бы я знал, что он твой отец, ничего бы не изменилось. Бог свидетель, я слишком сильно тебя хотел. И по-прежнему очень хочу. Уверен, он не станет возражать. Ничто не мешает нам пожениться, как только найдется священник. Хелен сказала, что ты не беременна, но…

– Как ты смеешь! – Грегор слегка отдернулся от выплеснутого ею яда. – Беременна я или нет, тебя не касается. И ты не имеешь никакого права обсуждать это со своей бывшей…

Кейт сжала рот, не произнеся фразу до конца. Но Грегор знал, что она думает. Он застыл.

– Хелен просто друг, и больше ничего. Несколько лет назад она спасла мне жизнь. Она беременна, и поэтому я испугался, что ты, может быть, тоже. Не сердись на нее. Я был… в плохом состоянии.

Она смотрела на него, как будто пыталась решить, верить ему или нет.

– Это не имеет значения. Ты не сможешь убедить меня выйти за тебя замуж. Ничто на свете не убедит меня выйти за тебя замуж. Я скорее соглашусь, чтобы моего ребенка называли ублюдком, чем тебя – его отцом.

Грегор отшатнулся. Он знал, что Кейт сердится на него, но такая степень враждебности оказалась совершенно неожиданной.

Может, рана причиняет ей бо́льшую боль, чем он думал? Его злость рассеялась. Грегор сел в ногах кровати и попытался взять ее за руку.

– Боже, прости, Кейт. Ты должна знать, что я не хотел в тебя попасть. Ты должна была отойти, черт подери. Я не хотел причинить тебе боль.

Кейт засмеялась. Он понятия не имел, что могло вызвать такую абсурдную реакцию, пока она не заговорила.

– Да неужели? Стрела в моей спине, может, и оказалась случайно, но зачем тогда ты поехал в кабак, если не хотел причинить мне боль? Ты ведь не думал, что, доказав свое безразличие ко мне, ты не причинишь мне боли? Я любила тебя, Грегор, любила всем сердцем. И что еще хуже, я тебе верила. И как ты отплатил за мое доверие? Переспал с первой подвернувшейся под руку женщиной.

– Я не спал ни с какой женщиной.

– Не смей! – сказала она. – Не смей мне врать. Я вас видела.

– Как ты могла что-то видеть, если ничего не было?

– Я была в таверне. Я видела, как ты повел Мэгги наверх. Я видела вас в комнате вместе.

Грегор почувствовал, как его сердце с громким шлепком приземлилось на пол. Ужас, стыд и паника нахлынули на него безумным приливом. Черт, что она видела? Слишком много, если судить по выражению ее лица.

Он должен заставить ее понять.

– Ничего не было, Кейт. Я тебе клянусь. Я с ней не спал.

– Нет, для того, что вы делали, кровать, кажется, не нужна. – С этими словами Кейт сломалась. Следующие сопровождались всхлипом: – Я видела, что она делала ртом, Грегор. Я все видела.

Вот черт! Грегору стало плохо от одной мысли, каково Кейт было на это смотреть. Что она может думать? То, что он сделал, непростительно.

Он знал, насколько все плохо, и изо всех сил старался удержать ее. Не позволить ей выскользнуть. Но теперь ему казалось, что он пытается ухватить уплывающее от него облако.

– Я пытался сделать это, Кейт, но не смог. Это было неправильно, боже, я знаю, что неправильно, но клянусь тебе, это длилось всего несколько секунд, прежде чем я ее оттолкнул. Мне стало плохо, и я вырубился. Когда я очнулся, то понял, что совершил ужасную ошибку, и собирался все тебе рассказать. Я знал, что люблю тебя, и никто, кроме тебя, мне не нужен. Ты была права, милая.

Кейт сердито смахнула слезы.

– И когда на тебя снизошло это великое озарение? До или после того, как она встала перед тобой на колени? И я должна поверить, что ты взял и остановился? Может, мне тебя еще и наградить за то, что не закончил начатое? Это что, меньшее предательство, если ты не получил удовольствия? Что, если бы ты увидел меня с другим мужчиной? Если бы он обнимал меня, и целовал, и прикасался ко мне? Для тебя имело бы значение, доставляет мне это удовольствие или нет?

Он сверкнул глазами.

– Я убью любого, кто до тебя дотронется.

– Даже если я этого захочу? – уколола она. – Даже если мне понадобится доказать тебе свои чувства?

– Это какой-то бред. Ты меня любишь, поэтому ты ничего не…

Грегор прервался.

– Вот именно, – тихо сказала Кейт. – Так ничего не доказывают, особенно любовь. – Она посмотрела ему в глаза. – Я сдаюсь, Грегор. Я устала бороться за то, чего нет и никогда не было. Может, твой отец был прав. Может, в тебе ничего и нет, кроме красивого фасада. Ты столько времени тренировался, чтобы стать великолепным воином, наращивал мускулы, пока не стал выглядеть как скала, но внутри, где это важно, ты слаб.

Он дернулся, ее слова сильно ранили – разбередили старые раны, которые не так хорошо зажили, как он думал. «Слабак». Грегор чувствовал себя мошкой под ее каблуком. Крошечным и совершенно раздавленным. И что хуже всего, ему некого винить, кроме себя самого. Из всех ошибок, совершенных им в юности – а он много чего натворил, – Грегор не сотворил ничего столь разрушительного. Он никогда не держал в руках ничего столь драгоценного, только для того чтобы выкинуть.

Господи, что он наделал? Грегор возвратился к тому, чем не хотел быть. Кейт в него верила, а он ее подвел. Он подвел себя самого.

Он не имел права, но все равно попросил:

– Прости меня, Кейт. Я совершил ошибку. Я всю оставшуюся жизнь буду доказывать, как ошибался и как я тебя люблю, если ты мне позволишь.

Кейт посмотрела ему в глаза. На какую-то долгую секунду ему показалось, что, может быть, она даст ему еще один шанс.

Но он сделал ей слишком больно. Она отвернулась и ничего не ответила.

Отказываясь принимать неотвратимую правду, Грегор попытался сделать единственное, что смог придумать. Но когда он прикоснулся к ее губам, надеясь, что это оживит их любовь – докажет, что невозможно отрицать то, что между ними было, – то почувствовал только невыносимую боль утраты.

Их губы соприкасались, он чувствовал тепло, знакомый сладкий вкус с примесью мяты, но самого главного не было: ее ответа. Она не хотела его целовать. Она совсем его не хотела.

Оказалось, что это не сказка. Поцелуй не исцеляет ран и не может все исправить.

Грегор боялся, что ничто уже не поможет это исправить. Но, черт возьми, он попытается.

Глава 26

Как только Хелен объявила, что Кейт достаточно окрепла для путешествия, обе женщины и небольшой отряд людей Брюса перебрались в замок Дунстафнаг в Лорн, на западном побережье Шотландии. Бо́льшая часть королевской армии, включая самого короля, отправилась на юг в Голуэй, чтобы присоединиться к битве с Макдугаллами. Остальные люди остались в Перте, дабы помочь ослабить замок, следуя политике короля, уничтожавшего шотландские укрепления, чтобы их нельзя было использовать против них.

Вдобавок к Кейт и Хелен почти сорок человек отплыли на гребной лодке из реки Тэй и через устье Тэй вышли в Северное море, вокруг северного берега Сатерленда, и в Атлантику. Капитаном был не кто иной, как Эрик Максорли (как только Кейт увидела корабль, то сразу поняла, почему его зовут Ястребом), который вместе с ужасным родственником Лахланом Макруайри, диким воином Тором Маклаудом, Артуром Кэмпбеллом и, к ее непреходящему раздражению, с Грегором составляли призрачную часть эскорта.

Королевским замком Дунстафнаг управляли Артур Кэмпбелл и его жена Анна, но поскольку большинство основных укреплений Шотландии до сих пор удерживали англичане – включая замок Эдинбург, Стерлинг, Бервик и Роксбург, – он служил временным пристанищем королевскому двору. И поэтому являлся ульем постоянной активности, кишащим придворными и всякой знатью.

Впервые в жизни Кейт превозносили и открыто признавали дочерью короля. Наряду с бесконечной вереницей приезжавшей знати были праздники, дорогие наряды «для принцессы» и даже украшенный драгоценными камнями обруч на ее двадцать первый день ангела.

Словно ее отец пытался возместить те пятнадцать лет, что они были в разлуке, за несколько недель. Кейт также подозревала, что служит заменой семье Брюса, которую по-прежнему удерживали в плену. Однако она была не единственным внебрачным ребенком короля и с нетерпением ожидала встречи с парой из пяти сводных братьев и сестер в ближайшее время.

Оказалось, у нее все-таки есть семья, хотя сердце по-прежнему щемило при мысли о тех, кого она потеряла. Кейт не забыла свое обещание убедиться, что дети в порядке. Это было единственное, о чем она попросила отца, и он обещал этим занятья. Как только будет возможно, она воссоединиться с Пипом, Эдди и Мадди.

И хотя Кейт нравилось внимание, временами оно казалось непомерным и даже подавляющим. Она боялась, что сделает или скажет что-нибудь не так. Несмотря на свои недавние попытки «вести себя как леди», чтобы привлечь внимание Грегора, Кейт не привыкла к правилам, манерам и нарядам знати. В этом помощь леди Анны оказалась просто неоценимой.

И все же спустя три недели по прибытии в Дунстафнагнаг Кейт поняла, что скучает по вольной жизни в Роро, и, закусив удила, ждала возобновления тренировок. Спина все еще немного болела, когда Кейт поднимала руку, но она боялась, что, если и дальше будет сидеть без дела, ее бойцовские навыки полностью атрофируются. Но несмотря на то что ее отец, несомненно, гордился тем, что его дочь спасла ему жизнь, Кейт сомневалась, что он одобрит ее тренировки. И больше ее удерживало подозрение, кто именно будет ее обучать.

Грегор не пытался приближаться к Кейт и заговорить наедине после того раза в ее комнате в Перте, он был вечным источником бдительности, нависающим над ней, как незваная, грозная черная туча. Остальные призраки отправились с отцом в Голуэй, но Грегор с ними не поехал. Кейт не знала, кто так решил: он или ее отец.