Но Кейт поставила все на факт, что знает его лучше, чем он сам. Что Грегор делает ей назло не потому, что ему все равно, а как раз наоборот. Он ведет себя так, потому что она сделала ему больно – очень больно. Когда он поймет, что она говорила правду, то все станет как раньше.

Ей было противно, что приходится доказывать свою невиновность, но она не готова поставить крест на нем – на них. Ей достаточно веры для них обоих.

Но Кейт заставит его поплатиться за то, что сомневался в ней. Может, заставить его написать ей любовную поэму или спеть серенаду? Или заставить взять с собой Пипа в качестве оруженосца? Да, именно так. Он лично займется обучением Пипа.

Потому что она собирается вернуть Пипа назад и Мадди с Эдди тоже, если не будет абсолютно уверена, что родственники, к которым Грегор их отправил, о них позаботятся.

Кейт поверить не могла, что он разыскал их семьи. Но, может, должна. «Ты никогда не пыталась». Кейт ощутила укол вины, понимая, что сама должна была навести справки. Но она не хотела. Она хотела, чтобы дети остались с ней.

Но даже если он прав и она действительно не имеет на них никаких прав – что это просто «какая-то детская фантазия об идеальной семье», – отсылать их так было неправильно. Кейт должна найти их, чтобы попрощаться. Она должна сказать им, что любит их и всегда будет рядом, если понадобится.

Ей как-то удалось протянуть до обеда и не сломаться: она с ледяным выражением лица сидела рядом с Грегором за столом и притворялась, что все в порядке. Она не удивилась, когда он отказался сообщить ей, где дети, настаивая, что сейчас им нужно время, чтобы устроиться в своих семьях. Позже, сказал он, позже она сможет их навестить.

Этти и Лиззи были так же удивлены, как Кейт, и не менее расстроены. И они тоже не знали, куда отвезли детей. Ангус, Брайан и Кормак разбудили их на заре и сообщили, что дети уезжают. Им запретили будить Кейт. Они пошумели над ее комнатой, в надежде что она проснется, но она спала в комнате Грегора.

И разумеется, Ангуса, Брайана и Кормака, так же как Джона, нигде нельзя было найти. Большинство мужчин (включая Грегора и призраков) отправились на охоту и не собирались возвращаться до ужина.

Подозревая, что информацию от людей Грегора ей все равно не получить, Кейт воспользовалась их отсутствием и решила посмотреть, нет ли каких зацепок среди бумаг Грегора.

Проскользнув в кабинет лэрда, она зажгла несколько свечей (в комнате без окон было всегда темно) и начала рыться в разных ящиках. Она знала, что кожаные тома амбарных книг хранятся в самом большом сундуке, так что занялась остальными. В одном были документы, оставшиеся с тех времен, когда предводителем был отец Грегора, но в маленьком деревянном сундуке у стола хранилось большое количество сложенных депеш со сломанными печатями.

Одна из них зацепила ее внимание. Кейт втянула воздух, но острая боль пронзила ее грудь удивительно сильно, даже спустя столько лет. Она узнала печать, которую видела много раз. Юный граф Каррик нигде не показывался без перстня, украшенного львом над крестом Святого Андрея. Поскольку это не был официальный документ, король, наверное, воспользовался перстнем вместо королевской печати.

Учение давалось Кейт нелегко, но она была благодарна матери за то, что та настояла на обучении дочери грамоте. Просматривая слова, Кейт почувствовала, как ноги превращаются в студень. Ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть, потому что ее желудок и голова боролись с приступом дурноты.

«Нет!»

Она без особенного труда поняла значение слов на лежавшем перед ней куске пергамента. И все же Кейт прочла дважды, чтобы убедиться, что не ошиблась.

Но правда находилась среди размашистых штрихов черных чернил. Послание ее отца содержало поздравление с помолвкой, новости о том, что слухи по поводу личности Грегора распространяются, и новые данные о прибытии людей де Богуна на защиту замка Перт, включая возвращение в Шотландию сэра Реджиналда Фицуоррена, капитана, о котором Грегор спрашивал годами.

Годами.

Он знал. Все это время Грегор знал имя человека, напавшего на деревню, – человека, убившего ее мать и ее нерожденного ребенка, – и скрывал это от нее. Нет, не просто скрывал, он врал ей, говорил, что не знает. За эти годы Кейт спрашивала его, должно быть, дюжину раз. Почему… почему он так поступил, зная, как отчаянно ей нужно знать? Зная, как сильно ей нужно приложить имя к лицу, преследующему ее в ночных кошмарах?

Кейт совсем потерялась в своей боли и не слышала, как сзади открылась дверь.

– Что ты здесь делаешь, Кейт?

Все еще держа удручающее послание в руке, она обернулась лицом к Джону.

– Он знал. – Она подняла письмо трясущейся рукой. – Все это время Грегор знал имя человека, напавшего на нашу деревню.

Джон выругался.

– Ты не должна была это увидеть.

– Очевидно, – съязвила Кейт. – Полагаю, мне не надо спрашивать, знал ли ты тоже. Как ты мог скрывать это от меня, Джон? Как он мог? Вы не думали, что я имею право знать?

Рот Джона сжался в тонкую линию. Он принял ее осуждение, не пытаясь оправдаться.

Она поняла.

– Он велел тебе не говорить мне, так?

Явно осторожничая, Джон попытался объяснить.

– Он пытался защитить тебя.

– Защитить меня? – повторила Кейт удивленно. – От правды?

– Фицуоррен был в Англии все это время, его нельзя было достать. Но Грегор боялся, что ты можешь не согласиться и попытаешься сделать что-нибудь… неразумное.

– Ты хочешь сказать, глупое. Он думал, что я сбегу и попытаюсь убить его сама, ты это имеешь в виду?

– Думаю, он рассматривал такую возможность, – ответил Джон напряженно. – А ты так не думаешь?

На глаза выступили слезы. Было больно не столько от самой лжи, но от того, что она означает. Грегор ей не доверяет и не уважает ее, не верит, что она в состоянии справиться с этой информацией и принять собственное решение. Кейт хотела, чтобы Грегор считал ее сильной женщиной, способной позаботиться о себе, но он по-прежнему видел в ней ребенка в колодце, которого надо защищать. Даже при том, как они сблизились за последние несколько недель, он все равно скрывал это от нее, понимая, как это для нее важно.

Кейт хотела бы разозлиться. Но больше всего на нее давил вес разочарования.

– Я поверила Грегору, когда он сказал, что уладит это. Я выслушала бы объяснение. Но он не дал мне такой возможности. Он совсем мне не доверяет.

– Поговори с ним, Кейт. Он только пытался тебя защитить. Дай ему шанс объяснить, прежде чем спешить с выводами. Он в тебя верит. Может, сейчас все выглядит иначе, но это правда.

Джон был прав. Они должны объясниться, если у этого брака есть хоть какой-то шанс на успех.

Кейт посмотрела на зажатое в руках послание, на глаза попалась красная сургучная печать. Им нужно обсудить не только содержание этого письма, но и личность пославшего его человека. Грегор не единственный, кто хранит секреты.

– Где он?

– Умывается перед ужином.

Кейт сделала то же и вошла в зал, чтобы дождаться его. Но Грегор не появился. И ни один из призраков тоже.

Ей не понадобилось много времени, чтобы узнать, что они отправились в деревню. Но только когда Джон стал увиливать от ее вопросов и отказался смотреть в ее глаза, она догадалась зачем.

Ужас мертвенной маской сковал ее лицо. Она вспомнила свой последний разговор с Грегором. Она знала, как он думает. Он воспринял ее слова как вызов и отправился в кабак, чтобы доказать, что в их отношениях нет ничего особенного.

Кейт должна была знать, что не стоит так выводить его из себя. Но она была так уверена, что знает его. Так уверена, что он не способен на это.

Сердце ушло в пятки. Ей хотелось согнуться и обхватить себя за живот, но Кейт спрятала боль за каменной маской спокойствия, закончила трапезу и поднялась наверх переодеться. Она сама узнает правду. Только тогда она сможет принять то, что сердце и так подсказывает.


– Самый красивый мужчина в Шотландии и один из призраков Брюса? Мне не терпится рассказать сестре.

Улыбка Грегора скрыла вспышку раздражения, вызванную замечаниями девицы. Но вместо того, чтобы согнать ее с колен, он сосредоточился на сочных ягодицах, прижимавшихся к его члену, полной тяжелой груди, касавшейся обнимающей ее за талию руки, и весьма одаренном рте, который, как он знал по прошлому опыту, способен подарить массу удовольствия.

Также по прошлому опыту он знал, что она растрезвонит с каждой чертовой колокольни, что он побывал в ее постели. Не стоит упоминать, что после первого раза – каким бы приятным тот ни был – он не возвращался.

Но какое Грегору до этого дело? Так всегда бывает. К чему сопротивляться? Она получит повод похвастаться перед сестрой и другими женщинами, в основном перед вдовами, которые использовали комнаты над таверной Энни для развлечения, а он получит ночь безумной, прочищающей мозги похоти.

К дьяволу Кейт и все, что она думает. Она ни черта не знает. Может, ей и удалось принудить его жениться, но больше она точно ничего не получит. Он может спать с кем ему вздумается. Все ее «особенное» и «единственное» дерьмо именно этим и является.

Мэгги склонилась ближе. Его окутало облаком лаванды. Кейт тоже пользовалась лавандой, но на ней запах был нежным и ненавязчивым, его хотелось вдыхать и втягивать глубже в легкие. На Мэгги он был удушающим и чрезмерным, вызывал желание выскочить наружу и сделать глоток свежего воздуха, чтобы изгнать запах из носа.

Он мысленно выругался и потянулся за кружкой. Какого черта он вообще о ней думает? Кейт ошибается, черт подери, ошибается!

Мэгги наклонилась к нему.

– А они тоже призраки? – спросила она, кивнув головой в сторону его друзей – троицы его хмурых приятелей, сгрудившихся на деревянных скамьях вокруг его стола и отлично изображавших отца Роланда, деревенского священника.

Нет, они больше походили на монахов. Но то, что их кастрировали жены и они не хотят развлекаться, вовсе не значит, что и Грегор не должен. И их тоже к черту. Всех их к черту.