Лорен Смит - Плененные страстью

Эмили провела носом по его груди, потерлась о него, пока снова не умостилась. Тогда Годрик поразился, насколько этот миг кажется правильным, пугающе правильным. Все, что знал его светлость, стало другим, как только он положил эту девушку без сознания на кровать в ту первую ночь. Как такое возможно, что она вошла в его жизнь всего неделю назад? Что произойдет, когда им придется принять данную ситуацию? Он не хотел думать об этом. У него защемило в груди, и он сжал кулаки.

Похищение Эмили Парр изменило не только его. Узы Лиги характеризовали непростую любовь, которую испытывали друг к другу эти парни, но при появлении Эмили они все оказались беспомощными. Эштон восхищался чистой душой девушки, Чарльз – ее игривостью, Седрик – тем, что она любила проводить время вне стен дома, Люсьен – ее умом, а Годрик – он любил в ней все.

Эта мысль повергла его в шок. Коль он в состоянии полюбить все в женщине, не означает ли это, что он любил ее? Такой вопрос беспокоил его.

Он провел рукой по волосам Эмили, накрутил на палец шелковый локон. Все эти годы герцог и представить не мог, что подобное создание, настолько не похожее на него, сделает его таким счастливым. Он жил ради ее улыбки, смеха, поцелуя. Ему хотелось провести весь день, читая вместе с ней, всю ночь, занимаясь с ней любовью. Найти каждое место, где она боится щекотки, и то, прикосновение к которому вызывает у нее стоны и вздохи. Он жаждал прожить жизнь с ней, но это было невозможно.

– Годрик?

Голос Эмили прервал его размышления. Он не знал, что она проснулась.

– Прости, дорогая, я разбудил тебя?

– Я чутко сплю. – Она немного приподняла голову, в лунном свете ее фиалковые глаза казались бледно-серебряными. – Можно кое о чем спросить тебя?

Он с трудом сдержал улыбку.

– Конечно.

– Эштон упоминал твоего отца, а как он…

Годрик перестал улыбаться.

– Как он наказывал меня?

– Да.

– А что? – Мужчина проговорил это резче, нежели хотел. Боль от той старой раны до сих пор ощущалась.

Эмили положила руку ему на грудь, прямо над сердцем.

– Мне жаль, что он обижал тебя.

– Это звучит не как вопрос.

Она поморщила лоб.

– Нет, наверное, но… но мне бы хотелось, чтобы он тебя не обижал. Не понимаю, как кто-то может желать тебе вреда.

Она прижалась губами к его груди и нежно поцеловала ее. Это были такие неподдельные, чуткие эмоции, что у Годрика ком встал в горле. Он не знал, как сказать ей, что ее слова значили для него все.

Молча обнял Эмили за талию и поднял на несколько дюймов выше, к своим губам. Она разомкнула уста. Проведя кончиками пальцев по линии подбородка мужчины, удовлетворенно вздохнула.

– У меня есть еще один вопрос, – наконец сказала она. – Теперь настоящий.

Его восхищал прозорливый огонек в ее глазах.

– Тогда хорошо, дорогая, давай услышим его.

– Когда ты и все остальные похищали меня, откуда вам было известно, что я находилась в экипаже? Я думала, обманула вас с потайным дном сиденья… – Она положила ладонь ему на сердце и немного приподнялась, что открыло ему замечательный вид на ее грýди.

– Ты действительно обманула меня. Однако Эштон заметил торчащий краешек твоего вечернего платья. Он придумал план подождать тебя. – Воспоминание о той ночи вызвало у Годрика улыбку: адреналин, настоящая радость от погони, борьба с ней, поимка…

Эмили нахмурилась.

– А что, если бы я не вышла из экипажа? Я могла бы задохнуться.

– Этого бы не произошло. – Годрик попытался приподнять бедра, но Эмили слегка отодвинулась.

– Неужели тебе обязательно нужно было использовать настойку опиума? Я презираю это. – Теперь она смотрела сердито, что немного напоминало рычащего щенка.

– Это Эштон посоветовал. Мы боялись, что ты можешь закричать и позвать на помощь.

– Почему вы просто не заткнули мне рот кляпом?

– И ты бы всю дорогу извивалась у меня на коленях? Ты могла бы упасть и пораниться.

– У тебя на коленях? – В ее глазах читалась нежность, хотя она и поморщила нос от испуга. – Ты вез меня?

Годрик взял локон ее волос и накрутил себе на палец.

– Конечно. Как только ты приглянулась мне, я не позволил ни одному мужчине отвечать за тебя. Мне хотелось, чтобы ты была лишь моей, что, уверяю, вызвало много споров. Я вынужден был почти час терпеть ворчания Чарльза. А он ужасно сердится, когда проигрывает. – Годрик засмеялся.

Эмили молча обдумывала услышанное.

– Ты планировал соблазнить меня еще до того, как увидел?

Это был скользкий вопрос, и мужчина решил, что лучше ответить честно.

– Я лишь хотел навредить тебе, привезя сюда, не планировал физически… обесчестить тебя. У меня и мысли не было о соблазнении, пока я не положил тебя на эту самую кровать. Ты была такая грязная, вся в пыли из-за попыток бежать, но, когда опустил тебя… я был очарован… мне захотелось прикоснуться к твоему телу… так я и сделал.

– Ты сделал?

– Только прикоснулся, взял твое лицо в свои ладони. На твоих щеках была грязь, и я вытер ее. Я едва сдержался, чтобы не поцеловать тебя. Именно тогда понял, что ты околдовала меня.

Эмили была удивлена, приятно удивлена. Она плохо помнила ту первую ночь, но у нее осталось смутное воспоминание, что красивый принц поглаживал ее лицо и едва не поцеловал, ей это показалось фантастическим сказочным сном.

Перестав расспрашивать Годрика, девушка устроилась в его теплых объятиях. Лежа в постели с ним сейчас, она осознала, насколько одинокой почувствует себя завтра. Не будет ни утренних поцелуев, ни тихих вечеров в его кабинете. Не будет теплого сильного тела, к которому можно прижаться ночью, когда тени растягиваются вдоль кровати.

Любовь к Годрику разгоралась жарче и ярче с каждым часом, проведенным рядом с ним, но это чувство может убить его, если она останется. Приедут люди Бланкеншипа, и с обеих сторон прольется много крови.

Эмили обдумывала, открыть ли ему правду, передать ли то, что сказала Эванджелина, – но она не могла. И он, и остальные лорды были ужасно гордыми и упрямыми. Они торжественно пообещают защищать ее, и кто-то будет ранен или убит. Эмили не могла позволить, чтобы на ее руках оказалась их кровь, ведь они стали словно одной семьей. Она обязана уехать. Вероятно, ей удастся отправить Бланкеншипу письмо, когда она приедет в Блэкбрай, сообщит ему, что сбежала, и он не станет соваться в поместье Эссекс. Девушка могла лишь надеяться, что это сработает и все будут в безопасности.

Годрик поглаживал ее волосы, от такого нежного, успокаивающего прикосновения ее начало клонить в сон. Но ей требовалось еще немного времени.

– Годрик…

– Хм? – Его ответ отозвался в ее теле слабой вибрацией.

– Спасибо.

– А что я сделал?

– Ты показал мне ту часть жизни, которую я могла бы так никогда и не испытать.

Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони.

– Моя дорогая, ты та удача, что мне посчастливилось поймать.

Ее глаза горели. Она не могла расплакаться, только не сейчас.

– Знаю, мне не следует говорить об этом, так как это может все испортить… но я люблю тебя. – Она могла больше никогда не увидеть его, поэтому хотела знать, достаточно ли у нее смелости открыть ему свои чувства в последний раз.

– Ты не можешь ничего испортить, дорогая.

Годрик поднял ее голову и прикоснулся губами к ее устам. Не важно, как он целовал ее, невинно или страстно, она оживала от его прикосновений. Язык Эмили танцевал между его губ. Он тихо простонал, запустив руки в ее волосы. Кончиками пальцев массировал голову девушки, и руки Эмили скользнули по его груди, наслаждаясь горячей кожей.

– Займись со мной любовью, – попросила она между глубокими томными поцелуями.

– Как прикажешь.

Дом избавился от Эванджелины Мирабо задолго до подачи завтрака. Кто-то видел ее раннее отправление, но остальные не были осведомлены, кто это был. Складывалось впечатление, что, сыграв свою роль, она приняла мудрое решение уехать, чтобы не присутствовать при появлении людей Бланкеншипа. На лицах лордов читалось облегчение.

Завтрак проходил весело, и, несмотря на планы Эмили уехать, она воспользовалась возможностью провести эти последние несколько часов с друзьями. Потому что они стали именно друзьями. Она будет скучать по материнской опеке Эштона над остальными. По попыткам Люсьена спрятаться за газетой, при этом подначивая других. Она больше не станет рыбачить или охотиться с Седриком и слушать небылицы Чарльза.

А Годрик… Ей будет не хватать жизни с ним, но у нее нет выбора.

– Гренки, Эмили? – Чарльз предложил тарелку с гренками, прерывая ее темные мысли.

– О, спасибо, Чарльз, – ответила она.

– Пожалуйста. – Граф подмигнул и, когда она взяла гренку, передал тарелку Эштону прямо над ее головой.

– Что каждый планирует делать сегодня? – обратился барон к присутствующим за столом.

Чарльз раскачивался на двух ножках стула.

– Мне нужно разобраться с корреспонденцией.

– Да? Ты правда отвечаешь на письма? Неужели? – из-за газеты прокомментировал его слова Люсьен.

– Конечно, отвечаю. Если я никогда не отвечаю на письма твоей матери, это не означает, что не пишу остальным.

Люсьен сложил газету и строго посмотрел на Чарльза.

– Моя мать пишет тебе письма, а ты не отвечаешь на них?

– Постой… – перебил его Седрик. – Люсьен, твоя мать пишет Чарльзу?

Недобрый оскал Люсьена рассмешил Седрика.

– Продолжай, Чарльз. О чем она тебе пишет? – поощрил друга Годрик.

– Это по какому-то приватному делу?

– Для тебя не существует ничего приватного, Чарльз, поэтому можешь нам рассказать. – На губах Эштона появилось легкое подобие улыбки.