Под ее ладонями чувствовалась жесткая щетина, оттеняющая линию подбородка мужчины. Ее кожа покрылась мурашками, дыхание участилось. Его глаза смотрели прямо на нее, наводя свои чары. Он был слишком далеко, а ей нужен был ближе. Подушечками пальцев она обхватила шею мужчины с обеих сторон и наклонила его голову, чтобы достать до губ. Он наклонился, мышцы на его шее напряглись под ее ладонями, вибрируя от напряжения. Все ее внимание сосредоточилось на одном-единственном месте – его устах.

За секунду до поцелуя теплое дыхание Годрика танцевало над губами Эмили, смешиваясь с ее собственным. Его близость в этот миг обжигала все внутри нее. Неудивительно, что женщины так часто шли на компромисс – противостоять чему-то подобному было невозможно. Взволнованные вздохи, этот сладкий миг прямо… перед… поцелуем.

Она прикоснулась к губам Годрика: мягким, упругим и в то же время нежным и горячим. Он не ответил сначала, но без сопротивления позволил ей исследовать его рот. Девушка осмелела, желая от него большего, хотя сама не понимала, чего именно. Она переняла несколько движений, которые использовал он. Дразня своим языком его губы, побуждая открыть рот, и, когда наконец он это сделал, в глубине души возликовала.

Эмили предалась этому чисто физическому удовольствию. Его особенный мужской аромат сандалового дерева и специй зафиксировался в ее памяти. Сердце девушки стало биться в два раза быстрее, когда его язык в конце концов сплелся в танце с ее языком, но он не вторгался в нее, как тогда, у озера. Казалось, мужчина решил сдержать обещание, что это она должна поцеловать его.

Их губы сомкнулись, и она передвинула пальцы к корням его волос на затылке, взъерошив темные блестящие пряди герцога и наслаждаясь его безмолвием. Он вздрогнул от ее прикосновения, и она с волнением поняла, что нашла его слабое место.

Рассказы Эштона о жестоком обращении отца с Годриком добавили ее поцелую нежности, которой она сама от себя не ожидала. Потянувшись к нему, девушка приподнялась и прижалась к его груди, крепко обвив руками плечи мужчины. Она говорила без слов, рассказывая ему, как ей жаль, что не может стереть его самые мрачные воспоминания.


Когда поцелуй Эмили изменился, Годрик был потрясен до глубины души. Он чувствовал что-то еще, кроме любопытства и неопытности. От нее исходил вихрь эмоций – нежность, бережность, дикость, но также другое чувство, которое было глубже моря.

В том волнительном поцелуе между ними зарождалось нечто невообразимое и чудесное, и это пугало его. Сердце мужчины бешено стучало, когда она снова погладила пальцами его шею. Тело Годрика напряглось от желания, но ее уста успокоили его.

Простым движением языка она сдержала его порыв грубо взять ее, а тело девушки прижималось к нему, ища защиты, а не соблазняя. Каким-то образом его руки сплелись вокруг нее, и он подтолкнул ее сзади, побуждая придвинуться ближе. Как поцелуй мог утешать и возбуждать одновременно? Такого с ним еще никогда в жизни не случалось, что страшило его. Он должен освободиться от Эмили, разорвать невидимые паутинки, соединившие его сердце с ее. Он не мог этого сделать, не мог влюбиться в Эмили. Это было неправильно. Они не подходили друг другу.

Годрик потянулся, убрал ее руки со своей шеи и отстранил губы. Эмили резко открыла глаза, она испугалась, как бабочка, подхваченная внезапным порывом ветра.

Он хотел извиниться, но не мог подобрать слов, поэтому безмолвно застыл. Поцелуй был более опасен, чем она могла себе представить. Он резал его по живому, высвобождая душу. Если она снова поцелует его вот так, он пропадет…

– Годрик? – На красивом лице Эмили читалось беспокойство.

Нужно что-то делать, пока он не утонул в океане этих фиалковых глаз. Пока не придумает, как успокоиться и вернуться в обычное состояние.

– Прости. Я не должен был просить ребенка целовать меня.

Он встал, повернулся к ней спиной и вышел, оставив ее в комнате одну с книгой.


«Ребенок?» Слова Годрика ранили ее, на душе у нее скребли кошки. К глазам подступили слезы, и она закрыла лицо руками, сгорая от стыда.

Услышав мягкий стук сапог по ковру, девушка подняла голову.

В дверях стоял Эштон, глаза темные, как сапфиры. Не сказав ни слова, он подошел к ней. Тело Эмили содрогалось от беззвучных рыданий, и парень крепко прижал ее к своей груди.

Как мог Годрик вот так взять и уйти? Он думает, она все еще ребенок? После всего, что между ними произошло? Она была женщиной, с женским сердцем и женской гордостью, и она старалась учиться – хотела всему научиться у него – но он с пренебрежением отнесся к первому настоящему поцелую, который Эмили кому-либо дарила. Страдание сердца девушки было так велико, что ей казалось, будто оно разбилось на тысячу сверкающих осколков.

Эмили проклинала свою глупость, свою веру в то, что она могла стать желанной для такого человека, как Годрик. Да она была последней женщиной на земле, которую полюбил бы некто вроде него.

Но, конечно же, лишь любовь могла причинять такую боль.

Эштон не знал, что именно произошло между его другом и Эмили, однако ее слезы тронули его больше, чем что-либо за последние годы.

С тех пор как Эмили вошла в их жизнь, часть его, которую он давно считал мертвой, вдруг ожила. Стремление защитить ее теперь стало одним из самых сильных его желаний, и он готов был наказать виновника ее слез, даже если это Годрик. Они все поклялись гарантировать ее благополучие, а в его глазах, это относилось и к данной ситуации.

Несмотря на ранимый возраст, Эмили была сильной девушкой, и до настоящего времени он не видел, чтобы она плакала. Годрик поступил ужасно, оставив ее в таком безутешном состоянии.

– Тише, дорогая, ну же.

Она притихла.

– Вот так. Ты можешь рассказать мне, что произошло? – Эштон взял ее за подбородок и поднял лицо, чтобы она посмотрела на него.

– Не знаю, можно ли об этом рассказывать… – Ее щеки немного порозовели.

– Пожалуйста, Эмили. Я не хочу видеть, как ты снова страдаешь, поэтому должен знать, от чего защищать тебя.

Эмили, все еще дрожа, медленно набрала в легкие воздуха.

– Я попросила у Годрика почитать книгу. Он сказал, что за это я должна его поцеловать.

В сердце Эштона появилась безудержная ярость.

– Но я не совсем умею это, и он сказал, что научит меня.

Враждебность барона возрастала.

– Он… он заставил тебя? Он вел себя грубо? – спросил молодой человек, и в его словах прозвучала опасная резкость.

Эмили покачала головой.

– Тогда почему ты плачешь?

– Из-за того, что он сказал мне после… Он сказал, что не должен был просить ребенка целовать его. Ребенка! – Она снова спрятала лицо на его груди.

Эштон был обескуражен. Он не мог понять, что же не так. Что заставило Годрика произнести такие странные слова? Женщинам от природы дано хорошо целоваться, и они схватывают все на лету. Это мужчинам требовалась практика, чтобы овладеть таким мастерством.

У Годрика не было причин говорить столь жестокие вещи, тем более после того, как она сделала то, о чем он попросил.

– Эмили, посмотри на меня, дорогая.

Она подняла на него глаза.

– Что ты сделала, когда поцеловала его? Можешь мне сказать? – Вероятно, ему удастся узнать, что встревожило его друга.

– Я просто поцеловала его. Я вспомнила, что ты рассказал мне о нем, о его детстве и об отце, и поцеловала его. Я сделала это неправильно?

Глаза Эштона немного посветлели.

– Уверен, что нет.

– Тогда в чем причина?

Эштон прижал палец к ее губам.

– Я думаю, ты сделала для Годрика нечто такое, чего никто до тебя не делал. Это напугало его. Ему нужно время разобраться со своими чувствами. Можешь быть к нему снисходительной?

– Но что я сделала?

– Ты действительно не понимаешь, дорогая?

Эмили покачала головой.

– Ты поцеловала его от всего сердца.

Ее брови сдвинулись в одну линию, когда она обдумывала его ответ.

– А разве не так нужно целоваться?

Эштон с болью осознал, что она действительно была такой же милой и невинной, как и казалась. Ни один мужчина под крышей этого дома не был достоин ее сердца. Эштон взял ее руки в свои, нежно поцеловал, а потом сказал:

– Если бы все целовались так, как ты, мужчины бы никогда не оставляли своих любимых и не уходили бы на войну, отцы никогда не били бы своих детей, а жены не беспокоились бы о неверности своих мужей, потому что измен бы не было. Большинству из нас следовало бы целоваться от всего сердца. Не имеет значения, что сказал Годрик, запомни это. То, что ты показала своим поцелуем, – бесценно.

Эмили напомнила Эштону, что когда-то он хотел от жизни чего-то большего. Он молча поблагодарил ее за такое прозрение, поцеловав девушку в лоб. Помог ей подняться и проводил из кабинета герцога в ее комнату.

– Мне надо уладить с Годриком одно дело. Могу я попросить тебя остаться здесь без охраны до завтра? Чарльз вдвое увеличил предыдущую ставку, что ты сбежишь до рассвета, и мне бы очень хотелось, чтобы он проиграл.

Уже не в первый раз ее попытки бегства сравнивались со спортом, но то, как Эштон сказал об этом, вызвало у нее смех.

– На самом деле мы обсуждали возможность предоставить тебе завтра десятиминутный рывок на старте, – добавил он.

– В самом деле?

– Да. Пешком, конечно. Затем мы возьмем лошадей и гончих, чтобы догнать тебя.

– Ты же говоришь не серьезно?

Эштон усмехнулся.

– Конечно нет. Но это вызвало у тебя смех. А сейчас ты дашь мне слово чести, как дочь джентльмена, что не будешь пытаться и не сбежишь до завтра, хорошо?

Эмили кивнула, ее утомил настолько эмоциональный день, однако она почувствовала тепло от странного юмора Эштона.