Все трое мужчин выглядели изумленными, что и понятно. Тут к ним присоединились Чарльз и Седрик. Граф бросил на них один лишь взгляд и широко раскрыл глаза от удивления.

– Что случилось? Кто-то умер?

– Кто-то мог бы… – под нос пробормотал Годрик.

Люсьен поморщился.

– С нами все в порядке, – сказал он. – Мы просто услышали неприятную новость.

– Да? – Виконт взял свою трость, как шпагу, его рука крепко держала серебряную львиную голову.

– Очевидно, мистер Бланкеншип верит, что имеет какие-то права на мою Эмили, – раздраженно сказал Годрик.

Девушку бросило в краску от такого собственнического тона Годрика, это все равно обижало ее.

– О, ради бога, прекратите говорить обо мне словно я украшение для вашей полки. – Тем не менее мысль принадлежать Годрику заставила ее сделать паузу.

– Что? Эта старая жаба? Почему он… – начал Чарльз, но Седрик постучал по его плечу наконечником своей трости. Однако граф собирался продолжить свою тираду.

– Он мерзкая жаба, и я ненавижу его, – вступила в перепалку Эмили, да еще с такой ненавистью, что ее похитители обменялись настороженными взглядами.

– А нас? Нас ты тоже ненавидишь? – спросил Люсьен, заметив ее упущение.

– Какие у меня могут быть причины ненавидеть кого-нибудь из вас? Кроме того, правда, что вы меня похитили. – Она натянуто улыбнулась. – Думаю, вы мне даже немного нравитесь.

Эмили толком не понимала, почему так доверяет этим мужчинам, что с трудом могла объяснить и себе самой, не то, что им. Конечно, альтернатива, которая прошла в нескольких футах от нее, пока она пряталась в шкафу, была намного хуже.

– Ну что ж, вне зависимости от того, как ты оцениваешь наши действия, держать тебя здесь оказалось самым забавным вызовом, – засмеялся Годрик.

Эмили сощурила глаза в узкие щелочки.

– Я рада, что моя ценность основывается на том, насколько сильно я вас забавляю.

– Ну, – вздохнул Эштон, – по крайней мере, мы избежали вероятной катастрофы. Мне кажется, теперь сегодня можно не беспокоиться.

Остальные согласились с ним.

– Я должен кое-что сделать. Эмили, ты составишь мне компанию.

Его командный тон сильно разозлил ее, но она не возразила. Она не станет разменной монетой в их споре.

Годрик проводил Эмили вниз по лестнице и, в то время как другие удалились, жестом указал, чтобы она села на красное вельветовое канапе. Девушка воспользовалась возможностью изучить кабинет, в котором было много книжных полок и странных безделушек. Должно быть, герцог попутешествовал по миру. Над стульями висели акварели каких-то дальних стран, а рядом с ними были приколоты необычные вещи – например, бивни слона, несомненно, из Африки.

Годрик сел за огромный стол из розового дерева, внимательно рассматривая бумаги и письма.

Она завидовала его свободе, тому, что он мог просто встать и уйти, не только из кабинета, а отправиться в путешествие. Если бы ее вынудили выйти замуж за Бланкеншипа, у нее никогда не было бы возможности путешествовать.

Она вновь пристально посмотрела на стены, заметив небольшой портрет черноволосой женщины, сидящей боком. Вырез ее платья был довольно старомоден, из чего Эмили сделала вывод, что портрет написан много лет назад. С полотна на нее поглядывали обворожительные глаза. Глаза Годрика, тот же цвет.

– Годрик… – начала она.

Он осторожно взглянул на нее.

– Да?

– Кто эта леди на портрете? – Эмили облокотилась на ручку кресла, стоявшего возле его стола. – Это твоя мама?

Взгляд мужчины стал грустным.

– Да.

– Она очень красивая. – Девушка заметила, насколько похож был сын герцогини Эссекской на свою мать. Годрик обладал суровой красотой греческой скульптуры, но каждая черта хранила следы нежной красоты его матери. Неудивительно, что он пленил ее. Эштон был прав. Годрик обладал могуществом отца, но добротой и состраданием матери.

Его светлость, поднявшись со своего стула, подошел к портрету.

– Она была прекрасной женщиной. Никому резкого слова не сказала, ни разу не подняла на меня руки. Я… – Его голос стал грустным. – Я почти каждый вечер после ужина залезал к ней на колени, и она читала мне. От нее всегда пахло сиренью. Даже сейчас ее комната все еще хранит этот запах.

У Эмили сердце сжалось в груди. Он что-то вспомнил; она прочла это по его устремленному вдаль взгляду.

– А твой отец? – Девушка боялась нарушить этот миг, но ей так хотелось понять его.

– Он любил ее так, как никогда не любил меня. Я помню, как они танцевали вдвоем. Когда мама проводила здесь ежегодные балы, я ускользал из детской и наблюдал из-под лестницы. Мама проплывала по комнате, ее глаза сияли от веселья. А отец? Он крепко держал ее и улыбался, это было подобно облакам, расплывающимся, чтобы открыть солнце. Они могли вальсировать часами, неспешно кружась и приводя всех в восторг, я видел это.

– Мне жаль, что она умерла, – сказала Эмили. Мысли о ее собственных родителях ударялись о стенки сердца девушки и силились выбраться наружу. Она сделала глубокий вдох, стараясь унять бешеное биение.

Годрик засмеялся, но в его смехе не было радости.

– И ты, и я сироты, не так ли?

– Думаю, да. – Легкая дрожь пробежала по ее коже. До настоящего момента она не осознавала, что у них было что-то общее.

Наступило долгое молчание. Наконец, Годрик вздохнул и вернулся к столу. Его усталый вид огорчал ее. Она не хотела причинить ему боль, спросив о матери. Эмили встала и подошла к книжным полкам.

– Это самая медленная в мире попытка побега, не так ли? Если да, то, может, мне попросить, чтобы принесли чай, прежде чем погнаться за тобой на сей раз?

Такой сарказм уязвил ее гордость.

– Я просто хочу найти книгу, чтобы почитать. Это поможет скоротать время.

Он не сводил с нее глаз. Она постаралась взглядом выразить невинность своих намерений. Эмили и в самом деле просто хотелось почитать.

Мама научила ее получать удовольствие от чтения. В детстве Эмили была безудержная сорвиголова. Отец поощрял ее мальчишеские увлечения, от езды верхом до лазания по деревьям и рыбалки. Но как бы она ни любила поймать окуня и затащить в лодку к отцу, ею овладевало какое-то волшебство, когда она читала вместе с мамой.

Они располагались на потертом диване, находили самые иллюстрированные книги по естествознанию, а затем изучали картинки экзотических животных. Эмили на секунду окунулась в это воспоминание, однако мучительным усилием заставила себя вернуться в реальность.

Годрик подошел к полке справа от стола и выбрал для нее книгу. Все ее чувства обострились, когда он сел рядом с ней на край канапе. Мужчина положил книгу ей на колени, затем взял ее руки в свои.

Она на секунду прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением. Годрик гладил запястья девушки, глядя на нее сверху вниз.

– Эмили, я требую за это плату. Если ты откажешься, заберу книгу обратно. – Он заправил непослушный локон волос ей за ушко. Его пальцы задержались на чувствительной точке под ухом.

От этого прикосновения у нее по спине пробежали мурашки.

Эмили прикусила нижнюю губу. Какую плату он попросит за столь маленькое удовольствие? Она боялась, его цена будет такой, которую она заплатит без колебаний. Он не сводил с нее глаз, похожих на изумруды, которые вытащили из полыхающего огня, но девушка уже чувствовала его руки на своем теле.

– Какова твоя цена?

Его взгляд упал прямо на ее губы, и она сделала то же самое. Мягкие очертания губ мужчины становились более суровыми, когда она огорчала его. Это был один из его недостатков – черствость – из-за нее эмоциональные черты превращались в холодные.

– Я хочу, чтобы ты поцеловала меня, – хриплым голосом прошептал он.

Но его фраза была бессмысленной. Эмили должна поцеловать его?

– Я целовал тебя, между тем ты никогда не целовала меня в ответ. Я хочу твоего полного участия.

– Но я ничего не знаю о поцелуях.

До настоящего времени она просто наслаждалась ощущениями, к которым он подталкивал ее, ничего не привнося, лишь получая. Между тем не принято так открыто говорить о физической близости.

Годрик только улыбнулся, слегка приподняв уголки губ.

– При достаточной практике ты научишься. Несколько минут со мной в качестве личного учителя, и ты будешь мастером. – Его объятия стали крепче, словно их беседа взволновала его.

– Один поцелуй? Ты больше ничего не потребуешь от меня?

– Один поцелуй, но ты не отстранишься, невинно чмокнув меня в щечку, Эмили. Я требую настоящего поцелуя.

– Требуешь?

– Прошу, – поправил себя он.

– Просишь, а иначе не дашь мне книгу? Все равно звучит как требование.

– Господи, женщина, ты испытываешь мое терпение. – Казалось, он сдерживает улыбку.

Могла ли она принять это дьявольское соглашение? Поцелуи Годрика мешали ей думать рационально. Но если она не докажет, что может превзойти его, даже в поцелуе, тогда он выиграет. И все же этот вопрос выходил за пределы игры. Поцеловать его было вызовом, который она хотела принять. Часть Эмили жаждала доказать ему, что она женщина, желающая его, и может целоваться так же хорошо, как любая другая, с которой он был раньше.

Ее сердце кружилось в вальсе в груди, когда она сказала:

– Тогда я согласна. Один поцелуй.

Она чувствовала, что обязана пожать руку в знак заключения сделки, но понимала: он лишь засмеется, поэтому воздержалась.

Взяв книгу, Эмили отложила ее в сторону. Руки Годрика лежали на его мускулистых бедрах. Он предоставил ей контроль, позволив девушке начать действовать. Все это как успокаивало, так и волновало ее, но она нашла в себе мужество потянуться и взять лицо герцога в свои руки.