Ее новообретенное счастье тут же омрачилось, но только на краткий миг, когда Аманда представила себе утонченное, смуглое лицо Чингу. «Но ведь я люблю и тебя, Чингу! — мысленно обратилась она к дорогому образу. — Если бы ты остался жив, я до конца своих дней любила бы тебя всем сердцем, а то, что было между мной и Адамом, никогда не смогло бы перерасти в настоящую любовь — по крайней мере для меня. Поверь, Чингу, пока ты был жив, я и не думала о других мужчинах!»

Открыв свое сердце образу Чингу, снова ярко вспыхнувшему в ее памяти, Аманда не удержалась от слез облегчения. И ей захотелось продолжить эту странную беседу: «Но теперь ты ушел, и никакими мечтами и надеждами тебя не оживишь. Я была такой одинокой, растерянной и несчастной, когда в мою жизнь снова вернулся Адам и предложил сочувствие, безопасность и — любовь. И я приняла его дары, хотя мало чем могла вознаградить в ответ, разве что физической близостью, в которой он старался найти утешение. А он все равно не разлюбил меня! И вот теперь, когда он ушел, я вдруг поняла, что без Адама не могу чувствовать себя цельным человеком, так же как прежде без тебя. Ох, Чингу, мой любимый! — взмолилась Аманда, обращаясь к образу смуглого воина с пронзительно-черными, как уголь, глазами: — Я всегда буду тебя любить, но теперь место в моем сердце тебе придется делить с другим мужчиной, потому что я полюбила его так, как любила тебя!»

Признаваясь Чингу в своей любви к Адаму, Аманда постепенно припоминала его последние слова; «Я успел познать такое счастье, которое достается немногим людям, сколько бы лет они ни прожили на свете…»

«Я успел познать…» Ну конечно, этой фразой Чингу в предсмертном озарении дал ей свободу и благословил ее для новой любви! И снова Аманда не удержалась от слез, но теперь это были исцеляющие, легкие слезы, полные светлой печали по простой, безыскусной красоте разума и души чудесного человека, бывшего когда-то ее мужем.

Вот так и случилось в душной тьме этой бесконечной ночи, что память о Чингу была окончательно оплакана и погребена на самом дне ее сердца.

На следующее утро Аманда встала и принялась одеваться с необычной поспешностью. Слезы, омывшие минувшей ночью образ Чингу, породили на свет новую Аманду, полную энергии и решимости. Она должна немедленно повидаться с Адамом, пока армия не успела двинуться в поход на форт Карильон. Она признается ему в заново открытой в себе любви. Нежные щеки заметно побледнели — как всегда от мыслей, тревоживших ее до самого утра, кровь застывала в жилах: если она будет просто сидеть и ждать, может опоздать навечно.

Торопливо причесавшись, Аманда стянула волосы лентой и даже не стала заглядывать в зеркало, а подошла к дверям спальни Митчеллов и тихонько постучала. Бетти пригласила ее войти, но Аманда отвечала из-за двери громким шепотом:

— Бетти, ты послушаешь, не будет ли плакать Джонатан? Он еще спит, а мне нужно выйти на минутку!

Услышав утвердительный ответ, она выскочила во двор и, увидев знакомую фигуру в военном мундире, поспешила следом.

— Генерал Уэбб, мне нужно с вами поговорить! — Задыхаясь, она догнала его и теперь старалась справиться с бешено бившимся сердцем и поскорее подыскать нужные слова.

— Миссис Карстерс, с вами что-то случилось?

— Да, и я хотела бы сегодня же поговорить с мужем! Это личное дело, и ужасно важное! Я бы хотела, чтобы вы позволили мне отправиться прямо утром с курьером, который повезет депеши в форт Уильям Генри!

— Мне очень жаль, миссис Карстерс, но я вынужден отказать вам. Ничего хорошего из этого не выйдет. К тому же вы опоздали, если действительно так хотите поговорить с Адамом. Нынче утром армия выступила в поход на форт Карильон, и если все идет по плану, то в эти самые часы они уже сходят на вражеский берег.

От страха у Аманды все сжалось внутри, и при виде того, как исказилось ее прелестное лицо, генерал несколько смягчился и даже попытался ее утешить:

— Увы, теперь вы можете только ждать, но зато недолго. Если штурм будет успешным, то мы быстро возьмем крепость, и наши солдаты вернутся не позже чем через неделю.

— Неделю?!

— Мне очень жаль.

Не в силах больше бороться с тревогой, Аманда вдруг выпалила:

— Генерал Уэбб, а какие меры приняты для того, чтобы ухаживать за ранеными?

Генерал заметно помрачнел — не в его обычаях было отчитываться перед дамами, — но заставил себя сдержаться, так как не мог не понять, какие чистые чувства движут этой юной отважной женщиной. Наконец он неохотно ответил;

— Сегодня утром доктор Картрайт отправляется в форт Уильям Генри, чтобы заранее устроить палатки для приема раненых.

— Ну значит, я поеду с ним!

— Милая дама… — начал было генерал, заметно раздраженный такой настойчивостью.

— Но ведь я опытная сиделка! Я уже помогала ухаживать за ранеными во время осады форта Уильям Генри! Я наверняка там пригожусь, вот увидите! — Тут она со стыдом припомнила свое первое и последнее посещение казематов с ранеными в осажденной крепости.

— Доктор Картрайт уже набрал людей.

— Генерал, но ведь вы не можете сказать этого точно, пока не узнаете, много ли будет раненых! И моя помощь может очень даже пригодиться!

— Мадам! — Физиономия генерала уже начинала грозно багроветь, и Аманда вовремя сообразила, что пора менять тактику беседы, если она желает добиться успеха.

— Ну тогда, генерал, вы не могли бы мне позволить обратиться со своей просьбой к доктору Картрайту и предоставить ему самому решать, можно или нет мне присоединиться к его отряду? Уж он-то точно может сказать, нужна я ему или нет.

Аманда делала ставку на то, что нетерпеливый и вспыльчивый генерал только обрадуется возможности с честью избавиться от настырной дамочки и сбагрить ее со своими просьбами на руки многоопытному доктору. Так оно и вышло: достойный военачальник важно, но с явным облегчением сообщил:

— Считайте, что вы получили мое согласие, мадам.

— Благодарю, генерал, — бросила довольная Аманда через плечо, уже успев повернуться, чтобы бежать к доктору Картрайту.

Не прошло и часа, как Аманда с небольшим узелком стояла рядом с солдатами, назначенными в конвой полевого госпиталя доктора Картрайта, и готова была покинуть форт. Джонатана она препоручила заботам Бетти. Аманда так и сияла от счастья, с восторгом повторяя про себя: «Я иду к тебе, Адам! И я буду первая, кто поздравит тебя с возвращением!»

Издалека за ее живой изящной фигуркой неотрывно следили мрачные тревожные глаза. Эта тайная слежка началась с той самой минуты, когда Адам покинул форт, и не прекращалась ни на миг. Соглядатай с жадным интересом фиксировал в памяти все ее слова и поступки — по крайней мере это создавало некое подобие смысла жизни.


22 июля 1759 года. Раннее утро

Атакующий флот достиг полуострова Саббат-Пойнт. Высадка проходила с девяти до одиннадцати часов и не встретила сопротивления. В направлении старой лесопилки, послужившей опорной базой генералу Аберкромби в прошлом году, был немедленно отправлен сборный отряд из пехотинцев, гренадеров и ополченцев. Противник, занимавший три выгодные огневые позиции, пытался отстреливаться, но при виде превосходящих его по численности сил бежал и оставил эту часть полуострова целиком в руках британских войск. Генерал Амхерст построил армию в походную колонну и углубился в лес, оставив на берегу лишь небольшой заградительный отряд для охраны лодок.

Аманда сидела на корточках и пыталась хоть немного отдышаться. Руки ломило от непосильного труда, а все тело покрывал липкий, жаркий пот, струившийся по липу и по ложбинке между грудей. Волосы, туго сколотые в узел на затылке, давно растрепались, и упрямые пряди назойливо лезли в лицо. Грязное, потное платье липло к телу, раздражая кожу. Но несмотря на духоту и усталость, она упрямо продолжала трудиться не покладая рук. На протяжении трех последних часов она скоблила пол в бараке, отведенном под госпиталь, но стоило ей закончить работу, как стало ясно, что можно все начинать снова. Когда в прошлом голу отсюда вывезли наконец всех раненых, помещение так и осталось полным грязи, которая успела так засохнуть и въесться в доски, что не поддавалась даже такой терпеливой женщине, как Аманда. Но ни ее собственное представление о чистоте, ни мнение доктора Картрайта, подавшего, что большинство смертей происходит не от самих ран, а от попавшей в них грязи, не позволяли ей остановиться на полпути, хотя многим казалось глупым выгребать прошлогоднее гнилье. К тому же, что касалось Аманды лично, именно такой тяжкий труд служил ей лучшим лекарством, помогая занять руки и ум во время бесконечного тревожного ожидания.

Она провела в лагере уже почти целый день, а от наступавших не было ни слуху ни духу. Аманда не знала, считать ли это добрым знаком или дурным. Она не решалась обсуждать свои страхи с окружающими. Устало заглянув в стоявшее рядом ведро, она решила, что пора поменять воду. Заставила себя подняться, откинула с лица волосы и понесла ведро на улицу. Выплеснула воду в кусты, собралась идти к озеру за свежей водой и ощутила спиной чей-то взгляд. Аманда испуганно оглянулась, но никого не заметила. Судя по всему, никому здесь не было до нее дела, однако по спине все равно бегали мурашки.

«Нельзя идти на поводу у расшалившихся нервов», — подумала она, наклоняясь, чтобы набрать воды. Но не забыла с тревогой оглянуться на лесную опушку, прежде чем идти назад. Все было тихо, ничего подозрительного. Аманда пожала плечами, постаралась выбросить из головы всякую чушь и снова принялась за работу.

Роберт пожирал глазами усталую невысокую женщину, скрывшуюся в дверях госпиталя. Он никак не мог на нее насмотреться. Роберту казалось, что ее красоту не может испортить ни усталость, ни грустное выражение милого лица, ни тревожная морщинка между бровями. В те редкие минуты, когда она улыбалась, его сердце замирало от восторга и тоски. Аманда стала женой Адама. Она с ним счастлива. Она не побоялась отправиться в такую даль и готова на самую тяжелую, грязную работу — лишь бы быть к нему поближе. О Господи, ну почему ему не дано было стать тем мужчиной, которого она ждет с таким нетерпением и чья любовь заставляет ее сиять от счастья?! Ах, зачем он так легко, так покорно сдался в тот день и отдал ее Адаму? Ну ничего, теперь он научился ждать и держать свою ревность в узде. Он многому научился и больше не собирается повторять прежних ошибок.