Через силу выдавив из себя улыбку, скорее напоминающую мученическую, Кармен хрипло ответила, будто у нее запершило в горле:

— Следуйте за мной, я провожу вас в покои маркиза.

Они вернулись в холл, поднялись по широкой лестнице на второй этаж и, повернув в восточное крыло замка, прошли длинный тускло освещенный коридор, прежде чем остановились возле массивной двустворчатой двери.

— Здесь и есть хозяйская спальня, — сквозь зубы процедила дочь барона Рохо. — Прошу, входите, ваше сиятельство.

Каталина толкнула дверь и, войдя внутрь, очутилась в иной, совершенно отличной от всего замка обстановке. Она сразу поняла, что эта комната и есть спальня Себастиана. Здесь все напоминало о нем. Разбросанная на сундуке одежда, недопитое в кубке вино, витающий в воздухе аромат сандала вперемежку с его запахом, в мгновение ока вскружил ей голову. Его присутствие она ощущала каждой клеточкой своего тела. Она прерывисто вздохнула. Воспоминания об их единственной ночи любви на берегу моря нахлынули на нее с неудержимой силой, ошеломив и сбивая с толку, заставляя сердце учащенно биться, а прелестное лицо невольно краснеть. Каталина закусила губу, силясь справиться с захватившим ее волнением.

Легко было догадаться, о чем думала молодая супруга, переступая порог спальни его сиятельства. Кармен, зорко следившая за каждым движением маркизы, заметила в той едва уловимые перемены, и ноздри баронессы непроизвольно раздулись.

Огромная дубовая кровать занимала свое место у стены между двумя стрельчатыми окнами, с оконных карнизов свисали тяжелые бархатные портьеры, надежно укрывающие от пронизывающих сквозняков в холодные зимние ночи. К изножью кровати примыкала изящная кушетка с изогнутыми ножками в форме львиных лап, а напротив располагался красивый резной камин, пылающий и согревающий теплом просторную и уютную спальню. Рядом стоял столик из слоновой кости с зажженными свечами в серебряном канделябре и початая бутылка вина. Каталина, пряча зардевшиеся щеки, прошла по толстому мягкому ковру и встала лицом к камину, протягивая руки к огню.

— Пилар, — отрывисто приказала она служанке, все это время бесшумно следовавшей за ней словно тень, — ступай на кухню и распорядись насчет горячей воды. Мои волосы и одежда пропахли пылью. Я хочу вымыться.

— Слушаюсь, сеньора. Все будет исполнено, — Пилар поклонилась, бросив настороженный взгляд на Кармен, и мгновенно исчезла за дверью.

— Мне понадобится платье на вечер и на другие дни, — теперь Каталина обратилась к баронессе. — Вы поможете мне, Кармен?

— Всенепременно, ваше сиятельство, — улыбнулась Кармен одними губами.

Через два часа чистая и благоухающая, как весенние розы, в платье насыщенного травянистого оттенка, любезно предоставленного баронессой, и чувствуя себя неловко не столько из-за цвета, сильно бледнившего ее, сколько из-за размера самого платья, которое топорщилось в груди и плечах, Каталина сидела перед зеркалом в терпеливом ожидании, пока Пилар колдовала над ее прической. Подходящей мантильи не нашлось, а в глухую черную, казавшуюся мрачной, и прибавляющей ей возраста, она, само собой, разумеется, облачаться не стала. И в связи с этим решила, что вовсе останется с непокрытой головой, тем более что Себастиану нравились ее золотистые локоны, и в минуты нежности он, помнится, пропускал их через пальцы, наслаждаясь красотой и мягкостью ее волос.

Внезапно поток ее мыслей прервался сдавленными истерическими возгласами, доносившимися с лестницы. Возмущенный женский голос усиливался по мере того, как приближались чьи-то торопливые шаги, гулко отдающиеся в пустынном коридоре замка.

— Донья Каталина, — Пилар на цыпочках подошла к двери и подставила ухо к замочной скважине, — по-моему, эта та самая сеньора со взглядом голодного удава, что вовсю хозяйничает в замке, — служанка напряженно прислушалась к голосам снаружи, но почти сразу покачала головой. — Я ничего не могу разобрать. Она так быстро говорит на кастильском, что мне сложно понять, о чем идет речь.

— Кто с ней? — с замиранием сердца спросила маркиза, заранее предполагая ответ.

— Ничего не слышно, сеньора, но кажется с ней мужчина. Скорее всего, это…

Пилар не успела договорить. Дверь резко распахнулась, и ее отбросило в сторону. Кряхтя и потирая ушибленное место, служанка на четвереньках отползла к уборной и проворно скрылась за занавесками. Судя по характеру вторжения, это мог быть только хозяин замка, причем явно пребывающий не в духе, а значит, как предположила сметливая девица, лишние свидетели вызовут в нем еще больше раздражения.

Возникла немая сцена. В спальне ярко горели свечи, бросая золотистые отблески на гордо стоявшую у камина маркизу. Ее бледное лицо в обрамлении густых шелковистых волос резко контрастировало с ярко зеленым платьем, смотревшимся на ней мешковато из-за объемного панье и нелепо нашитых на поясе и груди крупных бантов. Она по привычке закусила нижнюю губу и устремила ищущий взгляд в темный коридор. Ее сердце затрепетало. Он здесь! Как же долго она ждала этой встречи, ради которой пришлось переступить через свою гордость, преодолеть сотню лиг и натереть мозоли на самых нежных местах прежде, чем предстать перед ним. Пусть и не в лучшем виде! Но безошибочное женское чутье подсказывало ей, что он так же жадно разглядывал ее. Щеки Каталины порозовели, она еле удержалась, чтобы не броситься в объятья Себастиана. От одного его присутствия у нее перехватывало дыхание, и предательски подкашивались колени.

Однако вместо теплого приветствия, кое она напрасно ожидала получить, последовал совершенно никчемный по ее уразумению вопрос.

— Зачем ты надела это платье?

Себастиан стоял в проеме дверей, заполняя собой все пространство, но его скрывала тень и Каталина не видела его лица. А тем временем маркиз находился сейчас без маски, она точно это знала по голосу, звучавшему четче и резче обычного, и в котором она уловила подчеркнутую холодность.

— Если тебе не нравится платье, я могу его снять, — Каталина, недолго думая, потянула за рукава, оголив плечи.

— Не нужно этого делать, — поспешно отозвался супруг.

Фиалковые глаза сердито вспыхнули:

— А что нужно делать? Чего ты хочешь?

Себастиан глубоко вздохнул и сложил руки на груди. Он был одет в дорожный плащ и ботфорты. Спальня мгновенно наполнилась запахом конского пота вперемешку с мужским запахом. Он не снял перчаток, видимо, новость о ее прибытии застала его врасплох.

— Оставь на себе это треклятое платье, Каталина! Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь.

— Не понимаешь?! — ахнула молодая супруга, уязвленная равнодушием, сквозившим в тоне маркиза. — Я прекрасно помню тот день, когда обвенчалась с вами, сеньор де Кабрера! Пусть и без вашего участия, — недовольно махнула она рукой. — Где это видано, чтобы супруги не жили вместе? И как, позвольте узнать, многоуважаемый дон Себастиан, — она иронично вскинула бровь, — ваше бегство может повлиять на появление наследника, который так необходим для продолжения вашего древнего рода?

— Одно с другим никак не связано.

— Вот как, — Каталина подумала, что ослышалась. Неужели все то, что твердил ей Родриго, правда? Она покачала головой, отгоняя прочь безумные мысли, отказываясь верить очевидному.

— Мне необходимо было время, чтобы все хорошенько обдумать.

— А месяца, стало быть, вам оказалось недостаточно? — язвительно обронила Каталина, но тут же переменилась в лице и сделала шаг ему навстречу. — Что обдумать, Себастиан? Нам так плохо было вместе?

Маркиз выставил вперед руку, давая понять, чтобы она оставалась на месте.

— Ты здесь совсем не причем, mi querida.

Каталина вздохнула и отвернулась к огню. Сухие дрова трещали в камине, изредка посылая вверх снопы искр. Вид пляшущих языков пламени действовал на нее успокаивающе.

— Скажи мне, Себастиан, ты вспоминал нашу ночь, нашу единственную ночь, что мы провели на пляже? — тихо спросила она, не поворачивая головы.

Он услышал ее, хотя ответил не сразу:

— Я… я не хочу сейчас говорить об этом, — и, чуть помедлив, добавил: — Ты можешь оставаться здесь сколько угодно, я найду, где переночевать. Утром мы продолжим наш разговор.

Он собирался уходить, вновь покинуть ее, оставить одну. Это было невыносимо. Она страдала так, как никогда раньше. Боль пронзила ее сердце, будто удар кинжалом. Она судорожно вздохнула и почувствовала, что силы оставляют ее.

— Ты спросил, что я делаю здесь, в Кастель Кабрерас? Я отвечу, — она повернула к нему залитое слезами лицо. — Я приехала сказать, что люблю тебя, муж мой.

— Нет! — глухо выдавил из себя Себастиан. — Это невозможно, — он собирался войти, но что-то остановило его, и он остался на месте.

— Почему ты не веришь мне, mi amor? — широко распахнутые глаза блестели от слез. — Я говорю тебе правду. Te amo! Я люблю тебя!

— Нет! — он яростно сжал кулаки.

— Почему? — она зарыдала в голос, снова протягивая к нему руки. — Te amo!

Тишина, длившаяся несколько секунд, показалась ей вечностью. Она решила, он так и уйдет, не сказав ей ни слова, но он коротко вздохнул и вышел на свет.

— Потому что ты не можешь любить меня, mi querida! Я давно проклят, еще при рождении, и этого никак не изменить.

Маркиз неотрывно следил за Каталиной, ни на мгновенье не выпуская ее из виду, ожидая получить в ответ справедливый укор, испуг, порицание и, наконец, нескрываемое отвращение, чего он, Господь свидетель, больше всего страшился увидеть в дорогих сердцу фиалковых очах.

Она же неподвижно стояла, детально изучая высокого, хорошо сложенного мужчину, не сводившего с нее пристального, напряженного взгляда. Его лицо с тонкими и благородными чертами, будто высеченное из камня, она помнила в мельчайших подробностях. Темные дуги бровей, слегка приподнятые в немом вопросе, высокие скулы и чуть выступающий подбородок с маленькой ямочкой посередине, которую сейчас скрывала трехдневная щетина, придающая облику маркиза особую привлекательность. Чувственные губы были плотно сжаты, в серых глазах чистого светлого оттенка, словно манящий свет далеких звезд, затаилась неуверенность и… страх? Теперь она понимала истинные причины его загадочного поведения и не менее загадочных поступков. Несмотря на благородство крови и по-мужски красивые черты лица, маркиз был очень смугл. Цвет его кожи напоминал шоколад, разбавленный молоком, а вкупе с родословной его легко могли принять за истинного мавра, что в католической Испании считалось равносильно изгнанию или того хуже — смертной казни, о чем ревностно и неустанно заботилась Святая инквизиция.