— Что?! — Элена перевела удивленный взгляд на мать. — Мама, ты знала?

Донья Вероника еле заметно кивнула и за столом разом наступила гнетущая тишина. Мало кто испытывал симпатию к священнослужителям, которые под видом борьбы с ересью, зачастую судили невиновных мужчин, женщин и даже детей, подвергали их нечеловеческим пыткам, сжигали на кострах или сажали в переполненные тюрьмы, беззастенчиво конфискуя их имущество в пользу святой церкви. Естественно не забывая и о себе, слугах Господа, здесь, на земле. Среди простого народа, впрочем, как и в обществе благородных сеньоров, Инквизицию всерьез опасались и старались держаться на почтительном расстоянии от фанатично настроенных и невежественных людей, способных из личной низменной корысти либо ради «вечного царствования в раю» оболгать кого угодно, будь то сосед, родственник или незнакомец.

Каталина побледнела, вспоминая свой последний разговор с кузеном. Если Луис-Антонио задастся целью уничтожить их семью, он обязательно воспользуется ее громкими словами с упоминанием дьявола, которые она неосознанно, в пылу слепого гнева, выкрикнула в их семейной часовне, и о чем безмерно сожалела, неистово молясь в течение последующих нескольких часов, выпрашивая у Всевышнего прощение. Перед глазами слишком свеж был пример предприимчивого Иньиго Арбуэса, самого удачливого в Гранаде торговца шелками, предметами роскоши и экзотики, привозимыми из Италии, Франции, Индии и Дамаска. Эта история была у всех на слуху.

Молодой человек влюбился в красавицу Консуэлу, дочь обычного трактирщика с улицы Дарро и, очарованный ее острым язычком и обворожительной улыбкой, захотел жениться на ней, однако девушка была обручена с Дженаро Вегой, мясником из квартала Альбасин. Сама рыжеволосая красотка, несмотря на наличие жениха, которого ей попусту навязал отец, сердцем выбрала пылкого Иньиго и через месяц состоялась шумная свадьба. Какое-то время молодожены жили счастливо и по слухам ожидали пополнение, да тут случилось непредвиденное. Как раз в то самое время через Гранаду из Рима возвращался севильский архиепископ Тозо Манрикес, известный приверженец истинной веры и ярый преследователь ведьм, самый безжалостный инквизитор во всей Андалусии.

Что доподлинно произошло, неизвестно, ибо деяния святой Инквизиции всегда облекались строгой таинственностью. Консуэлу арестовали по анонимному доносу, а ее богатый муж распродал все свое имущество в надежде вытащить жену из лап чудовищного трибунала. Однако все его действия оказались тщетными, мало кто из его друзей захотели связываться с высоколобыми ревнителями церкви. Уже через сорок дней после ареста Консуэлу обвинили в ведьмовстве и как последовательницу черной магии, мистическому поклонению сатане. Никакие убедительные доводы и воззвание к рассудку не были услышаны ни служителями церкви, ни самим инквизитором. Молодую девушку единолично признали виновной, осудили на смерть через сожжение и тотчас привели приговор в исполнение. После казни жены Иньиго Арбуэс бесследно исчез из города, его больше никто не видел, и о нем не слышали, только одно странное обстоятельство случилось за день до этого. Мясника Дженаро Вега нашли повешенным на вывеске у порога его собственной лавки, впрочем, свидетелей преступления так и не нашлось.

— Что теперь будет?! — миндалевидные глаза Элены расширились от ужаса. — Этот Луис-Антонио теперь натравит на нас Инквизицию? Нас всех сожгут на костре? Или король Карлос успеет избавить нас от мучительной смерти, выслав в Новый Свет для работ на плантациях, как каторжников?

— Успокойся, mi cariño, — Диего де Руес граф д’Альварес поднял бокал вина и осушил его в два больших глотка. Аккуратно промокнув жесткие губы салфеткой, он положил теплую ладонь с длинными аристократическими пальцами поверх маленькой ручки жены и заботливо взглянул на нее. — Добиться аудиенции у короля ваш кузен не сможет, Карлос тяжело болен и, боюсь, ему осталось недолго ходить по этой земле, — при этом граф скорбно покачал головой. — Что же до главы нашего славного правительства сеньора Опоресы, то не уверен, что у сеньора Наварро де Переса достаточно влияние на графа или кого-то еще в его окружении. Даже высокочтимый кардинал де Портокарреро вряд ли захочет помогать ему, едва только узнает, что зятем дона Педро является твой покорный муж.

Коралловые губки Элены восторженно приоткрылись:

— О, дорогой, так ты знаком с кардиналом?

Диего слегка покраснел, поймав восхищенный взгляд жены.

— Имел честь быть ему представлен, — уклончиво ответил он и, поджав губы, добавил, — когда выполнял одно щекотливое поручение для святого отца.

— Тогда мы спасены.

— Если у вашего родственника и найдутся влиятельные покровители при дворе, я могу поручиться, что от кардинала и графа он не сможет добиться многого. Но дабы окончательно успокоить вас, я немедленно напишу в Мадрид, а через пару дней, как только ты отдохнешь, mi querida, — и граф снова обратил любящий взор на жену, — мы тронемся в путь. Прошло шесть недель, как я покинул столицу, пора возвращаться и представить тебя, моя звезда, ко двору королевы Марии Анны.

— Ох, — радостно взвизгнула Элена и, пренебрегая нормами этикета, бросилась на шею мужа, — я так счастлива, mi lindo! Я увижу короля!

— Скорей всего, только королеву, mi querida, и ее блистательный двор.

— А королева красива? — Элена и думать забыла о грядущих неприятностях, которые могли коснуться ее семьи. Она всецело доверяла мужу и давно убедилась в том, что он способен разрешить любое ощутимое неудобство. — Сколько ей лет? Она молода?

Граф громко рассмеялся, нежно обнимая жену:

— Королеве тридцать один год, она красива, образованна, знает несколько языков, любит танцы и живопись. При ее дворе тебе скучать не придется, mi amor.

Элена запрокинула голову и звонко чмокнула Диего в щеку.

— Я надеялась на это. Ты самый лучший, я люблю тебя!

Каталина, наблюдая, как радуется сестра, тем не менее, не могла разделить ее восторженного ликования. Фиалковые глаза с беспокойством смотрели на молодого графа д’Альвареса.

— Диего, — обратилась она к нему, когда веселье слегка поутихло, — а кардинал де Портокарреро может как-то повлиять на решение Инквизиции… в случае… если Луис-Антонио решит прибегнуть к своим покровителям из Севильи?

Черные блестящие глаза графа заметно потускнели.

— Инквизиция подчиняется непосредственно папе Иннокентию XII, — и, мгновенно подмечая растерянность свояченицы, поспешил унять ее тревоги, — но я вполне могу заручиться поддержкой кардинала в спорных вопросах со святыми отцами. Хотя, не буду скрывать, — Диего обратился к тестю, молчаливо восседавшему во главе стола и о чем-то сосредоточенно размышлявшему, приглаживая между делом густые черные усы, которые и без того содержались в идеальном порядке, — тема щекотливая и лучше замять ее в самом зародыше, обо всем договорившись со сборщиком налогов. Потому что, если ваш наследник настроен добиваться своего любыми путями, то подчеркнутые отказы при дворе его сильно заденут и он захочет получить реванш, а самым верным для него путем останется обращение к севильскому архиепископу, — невозмутимо заметил молодой граф. — Состряпать историю ничего не стоит, достаточно маленькой зацепки. К примеру, кто-то видел, как один из ваших домочадцев общается с мориском или марраном или говорит о запрещенной литературе, достаточно даже упоминания сатаны… В общем, придраться можно к любой мелочи.

Для Каталины этого оказалось достаточно, она слилась по цвету с белоснежной скатертью, покрывающей обеденный стол, и сцепила пальцы в замок, больно вонзаясь ногтями в нежную кожу ладоней.

— Значит, единственным выходом из этой непростой ситуации, — глухо произнес сеньор Перес, — будет заплатить сборщику налогов ту сумму, которую он назначит? Так?

— Все верно, дон Педро. Но вы не волнуйтесь, я смогу оплатить ваши долги.

— Нет, — с непреклонной твердостью произнес сеньор Перес, поднимаясь из-за стола и хмуро взглянув на зятя. — Об этом не может быть и речи.

— Я могу одолжить, — виновато поправился граф, не желая выказывать неуважения тестю.

— Благодарю покорно, — дон Педро крепко пожал руку Диего и дружески похлопал его по плечу, — но я не могу принять такое щедрое предложение, Диего. Со своими делами я должен управиться сам.

* * *

На следующее утро, когда сеньор Перес, сидя в библиотеке, с тяжелым сердцем и болью в душе угрюмо листал пожелтевшие страницы расходных книг, сосредоточенно просматривая свои старые записи и делая на полях короткие пометки, в дверь тихонько постучали. Глубоко вздохнув, он откинулся на высокую спинку кожаного, потертого от времени кресла и, предчувствуя важные события, тревожно вскинул косматые брови.

— Войдите.

Не прошло и секунды, как перед ним возникло бледное лицо его младшей дочери. Каталина слабо улыбнулась, плотно прикрывая за собою дверь.

— Отец, я хотела поговорить с тобой, — девушка закусила нижнюю губу и осталась дожидаться ответа.

Дон Педро внимательным взглядом окинул дочь. Ее припухшие от бессонницы веки и потемневшие, как небо перед дождем, глаза, подернутые поволокой грусти, сообщали о том, что разговор намечается серьезный. Сеньор Перес неторопливым жестом отодвинул от себя бумаги и поднялся с кресла, протягивая к дочери крепкие, изборожденные мелкими морщинками, руки.

Каталина кинулась в объятья отца и, как часто бывало в минуты печали, положила голову на его широкую грудь, пропахшую конским потом вперемешку с маквисом. По-видимому, отец лишь недавно вернулся с прогулки и пока не успел переодеться, но Каталина с удовольствием вдыхала этот едкий насыщенный запах, знакомый и любимый с детства.

— Дочь моя, — ровным голосом произнес дон Педро, — вижу, ты хочешь сказать мне что-то важное. Я слушаю тебя.

Каталина подняла бездонные, как горные озера глаза, в которых отражалась вся тоска мира, и сдавленно прошептала: