Удовлетворенный такими словами султанской гедиклис, управитель гарема внимательно посмотрел на Арабеллу. Его черные глаза, подобно жемчужинам, погасли: – А твои чувства? Ты ни разу даже не заикнулась о любви. Ты так и останешься холодной и бездушной? – услышав то, что накопилось на сердце, дочь герцога сглотнула слезы:

– Мои чувства уже давно никого не касались, не касаются, и не будут касаться. Запомни это, Шараф Ага. Пройдет много времени, и я, возможно, почувствую уважение и теплоту к какому-то мужчине. Это случится не сейчас. Но как бы там ни было, этим мужчиной твой повелитель никогда не окажется.

Уныло улыбнувшись, молодая женщина отправилась в свою комнату. На рассвете, как она и предполагала, пришли слуги, чтобы отвести наложницу во двор. Дочь герцога, выйдя на крыльцо, увидела двое золотых носилок, которые держали два раба. Сзади располагался целый караван верблюдов, запряженных мешками с вещами и едой. Такая же самая «свита» сопровождала девушку тогда, когда она сошла на берег в Алжире. С тех пор прошло очень мало времени, но Арабелла вспоминала те события смутно, как будто бы они были лишь сном. Но на этот раз француженку не принуждали ехать верхом на верблюде, ее посадили в золотые носилки. Устроившись под паланкином, молодая женщина, наконец-то смогла снять вуаль, вытирая лицо платком. Жара была невыносимой. Дрожь пробегала по телу мадам де Фрейз, когда она понимала, что в пустыне, через которую будет ехать караван, еще жарче и опасней. Ибо стали ходить слухи, что разбойники нападали на богатых людей, грабили их и убивали. Волнение достигло пика. Будущая наложница выглянула наружу. Верблюды продвигались не спеша, аккуратно становясь на землю. Девушка увидела Шарафа Агу. Он не ехал в носилках, а располагался на белом скакуне. Молодая женщина заметила, как управитель занервничал. Глаза не были спокойными, в них горел огонь волнения и переживаний, руки нервно сжимали поводья лошади. Приблизившись к носилкам, араб взял Арабеллу за запястье. От его горячего прикосновения девушка испуганно подняла глаза: – Мы приближаемся к пустыне. Там очень небезопасно. Сейчас мы сделаем привал. Переночуем здесь, а завтра отправимся в путь, – голос мужчины дрожал и срывался.

– Что случилось? – тихо прошептала мадам де Фрейз, бережно положив пальцы ладонь управителя.

– Я не хотел говорить, но…в Ливии назревает мятеж. Как тебе известно, эта страна также принадлежит к владениям нашего султаната. Повелитель желает, чтобы я отправился туда. Я ведь не только господин гарема, но и государственно-политический деятель. Мне нужно усмирить непокорное племя, поскольку повстанцы могут начать грабить и Тунис.

Дочь герцога невольно покачала головой: – О чем ты говоришь? Куда ты уедешь? А я? Что будет со мной? Ты подумал об этом? Как я сама останусь в гареме, где на каждом шагу мне будут напоминать, что я лишь низкая рабыня? – в голосе женщины послышались обидчивые нотки. Слезы стояли в глазах, не позволяя выбраться наружу резким чувствам.

– Я все отлично понимаю, не хуже тебя, Арабелла. Но выхода нет. Мы все пострадаем, если восстание не усмирится. Пойми, есть дела важнее…

– …меня, – закончила фразу девушка, гордо вскинув подбородок. Сейчас ей хотелось выглядеть самостоятельной дамой, той, которая сама сможет постоять за себя. Но понимание правды лежало тяжким бременем на юных плечах. Взгляд француженки упал на рабынь, которые, закутавшись в паранджу, шли за караваном по острым камням: – Такой доли ты мне желаешь? – усмешка была подобна жалкой улыбке, которая едва заметно проскользнула по губам мадемуазель.

– Эти несчастные – никто. Запомни это, девушка. С рабынями ты себя не равняй.

Слуги поставили палатки для ночлега. Шатер Шарафа Аги был особенным, сделанным из редкого бархата. Золотистые узоры придавали ему неописуемой красоты. Слугам и простым рабыням ничего не оставалось, как просто спать под открытым небом на холодной земле, кишащей разными насекомыми. Арабелла увидела дюжину девиц, которые не были похожи на простолюдинок. Их одеяние состояло из роскошных кафтанов и шапочек с накидками. Молодая женщина с горечью осознавала, как они были красивы и юны. В свои восемнадцать девушка утратила уверенность в себе. Она вспоминала то время, когда была молоденькой, шестнадцатилетней леди. В те дни буря жажды власти и гордыни не затмевала взор голубых глаз, а сердце и душа были спокойны от интриг и пересудов. Именно в покорную, кроткую, нежную и ранимую девушку влюбился король, видя в ней не дерзкую красавицу, а послушную девочку. Тогда вся роскошь и великолепие французского двора окутало невинного ангела, желавшего завладеть большим, чем просто местом при дворе. Столь проницательная и рассудительная, миледи смогла поставить на колени всех придворных, из провинциалки превратиться в фаворитку короля. Да, это положение было шатким еще тогда, когда владыка лелеял в своих объятиях молодую любовницу. Но весь триумф произошел именно тогда, когда Анна Австрийская выявилась невестой Людовика. И как этой испанке удалось расположить к себе короля? Как он, верный мадемуазель де Фрейз, посмел объявить ее в качестве своей суженной? И все это свалилось на плечи невинной девушки, желавшей просто подняться выше, чем любая простолюдинка. Но ведь Арабелла была рождена не от бедного конюха и его продажной девки, а от уважаемого герцога и от кузины самого принца Шотландии. Аристократка желала получить то, что принадлежало ей по праву: деньги, богатство, земли, поместья, роскошь замков и дворцов, превосходные наряды и дорогие украшения.

Теперь все то, что получила молодая женщина с трудом, оказалось на волоске, который вскоре оборвался. И не осталось следа ни от богатства, уважения, любви. Нет, любовь была жива. Но она жила лишь в сердце француженки, но не в душе у лицемерного государя. И что получила взамен буйная роза? Унижения, горькую участь, нежеланное, (но спасительное) замужество. Шараф использовал свою пленницу, как мог. Теперь, сидя на земле возле палаток, Арабелла де Фрейз оглянулась назад, на то прошедшее время, которое было совсем далеко, за горами, за морем, на другом материке. И что добилась за свою дерзкую юность эта несчастная дама? Ничего. Лишь океан слез и страданий, и, конечно же, любви. Именно той любви, которая не позволяла молодому и разбитому сердцу отдаться этому чувству вновь, но с другим человеком, более верным и…преданным. Но если бы было так все просто и легко. Нет, в жизни далеко не так, как нам хочется. И образ Арабеллы – этому пример. Как бы она не боролась, как бы она не молилась и просила Бога вернуть те чувства, ничего ведь не изменилось, все стало еще хуже. Это не значит, что Создатель глух к молитвам своих рабов, нет, конечно, нет. Просто раз судьба выбрала эту дорогу, пусть и нелегкую, но все же путь, имеющий свои особенности. И, разумеется, девушка не умрет от собственной тоски, как это обычно писали в стихах. Нет, от неразделенной любви невозможно погибнуть сразу. Она мучает, не дает покоя. И человек умирает не физически, а духовно, а это самое страшное наказание из всех. Дочь герцога запрокинула голову. Она решила до конца бороться за право стать не просто женщиной, а любимой и влюбленной.

Утром путники вновь отправились в дорогу. Ощущение одиночества не покидало француженку даже среди людей. К ночи перед взором Арабеллы показались могущественные ворота. Она видела такие, когда въезжала в Тунис, но сейчас это каменное сооружение было просо великолепным. За вратами виднелись множество башен, поместий, домов. Но вся красота окутала огромный дворец. Он стоял в центре, сделанный из белого камня, с резными рисунками, с множеством этажей.

– Вот мы и приехали, – улыбнулся мужчина, помогая молодой женщине выйти из носилок: – Верблюдов отведите в стойло, рабы пусть идут через черный вход, разгрузите животных и преподнесите дары султану, воины пусть возвращаются в казарму, – приказал Шараф. Его твердый и властный голос заставил всех повиноваться.

Два сильных юношей с трудом отворив ворота, с поклоном поприветствовали управителя:

– Господин, да ниспошлет Аллах Вам долгую и счастливую жизнь.

Арабелла и араб оказались в необычном саду. Здесь не было так жарко, как в пустыне, а наоборот, веяло прохладой. Молодая женщина очень любила цветы, а здесь их росло множество: белые, розовые, желтые, алые розы, орхидеи, тюльпаны, лилии и еще десятки редких растений. В золотых клетках пели маленькие птички. Но девушка чувствовала себя здесь чужой. Все приветствовали Шарафа Агу, поздравляли его с возвращением, желали всего хорошего. Но на девушку они не обращали ни капли внимания, ведь француженка была просто наложницей. Остановившись около фонтана, господин что-то шепнул евнуху.

– Почему мы остановились? Что это за сад? – спросила молодая женщина. Управитель не был так глуп, чтобы не расслышать в голосе гедиклис недовольство. Поэтому араб даже не соизволил посмотреть на протестантку:

– Тебя это не должно волновать.

– Что? Шараф, не забывай, что ты привез меня сюда не по собственному желанию. Если бы я не согласилась…, – девушка запнулась.

– …то тогда бы я убил твоего мужа, – закончил фразу араб: – А ты этого допустить не могла.

Мужчина уже открыл рот, чтоб что-то сказать, но внезапно выбежали десятки наряженных девушек. Каждая из них была одета в кафтаны из редких тканей, множество драгоценностей украшали шеи, запястья, уши и пальцы женщин. Все они бросились к Шарафу, смеясь и поклоняясь. Арабелла недовольно наблюдала за реакцией управителя. Она ожидала, что мужчина прикрикнет на наложниц, выругав их за непочтенное поведение, но он лишь мило улыбался и достал из сундука разные ткани: шелк, бархат, белоснежное полотно, парчу. В маленьких шкатулочках были самоцветы и разные украшения. И только сейчас миледи уловила на себе презрительные взгляды девушек. И их реакция было понятна: наложницы испытывали к гедиклис лишь зависть, ибо такой красотой не обладала сама Ихтидаль Султан, о которой поговаривали, как о самой прекрасной женщине в арабских странах. Шараф Ага резко повернулся к Арабелле, заметив неодобрительные взгляды женщин гарема. Да, среди них были блондинки с белокурыми волосами и с голубыми глазами, темноволосые брюнетки, дамы с рыжими кудрями. Все они являлись привлекательными и молоденькими, но меркли перед сиянием французской леди.