Я не могла ждать.

Но вместо Секса Мартин вытащил меня из радужных пальто Сэм и направил к моей спальне. Пока я приводила себя в порядок, он ждал меня, бросив свое пальто, пиджак и галстук на мой стул. Он смотрел на меня в отражении зеркала моего туалетного столика, мне стало ясно, что я не могла да и не хотела чувствовать смущение, когда его взгляд был таким собственническим и хищным.

Когда я повернулась к нему лицом, он подошел ко мне, я попятилась назад, пока мои колени не столкнулись с краем матраса, все это время он вглядывался в меня, словно было рождественское утро и я — все, в чем он когда-либо нуждался и желал.

Я легла первая, он потянулся за мной, располагая свою гибкую фигуру сверху. Я прикоснулась к нему. Мы поцеловались.

Мы долго целовались, и его руки держались в стороне от горячей зоны; хотя я могла почувствовать, как он хотел меня, его желание с каждым движением бедер. И каждый раз, когда все становилось немного безумным, он отступал, тяжело дыша, и сдерживал себя, оставляя легкие, как шепот, поцелуи на моем лице, челюсти и щеках. Или он просто все еще сдерживал себя надо мной, успокаивая свое сердце.

А я ласкала его. Я выливала свою отчаянную тоску и заботу о Мартине в прикосновения. Я нежно гладила его по спине и в какой-то степени сдерживала его, надеясь донести серьезность моей привязанности. Я вернула его поцелуи и подарила несколько своих. Мне удалось расправить его рубашку и скользнуть руками по бокам его туловища, запоминая и вспоминая ощущение его кожи.

В конце концов, настойчивость уменьшилась, что-то в моем сердце успокоилось, и он лег рядом со мной. Я крепко прижалась к нему, моя голова покоилась на его плече, телом изогнулась возле его бока, его руки в моих волосах, а губы на моем лбу. Мы оба нежились в обществе друг друга, нас окружало глубокое чувство сокрушительной удовлетворенности.

И как ни странно, в голове было пусто. Сейчас я была искренней. Скорее всего, потому что теперь мне было очень-очень хорошо.

Но Мартина очевидно не покидали мысли, потому что он задал вопрос:

— Почему ты не сказала мне, когда я приходил в кофейню на прошлой неделе?

Я повернулась к его плечу и прижалась лицом.

— Если тебе нужно знать, — мой ответ вышел приглушенным, — я приняла решение тебе рассказать. Я собиралась позвонить тебе и назначить время встречи. Потом ты пришел ко мне на работу и попросил совет по поводу девушки. И сегодня вечером мы приехали в ресторан, и я предположила, что ты взял меня туда с целью исследования для своего свидания.

— Моего свидания?

— С девушкой? Той, которая тебе нравится? Той, насчет которой ты просил совет на прошлой неделе, когда я чудом смогла сдержаться, чтобы не заколоть тебя ножом для масла.

Он застонал, покачав головой. Я подняла подбородок, чтобы видеть его лицо. Когда его глаза открылись, они были в равной части расстроенными и веселыми.

— Кэйтлин, ты — та девушка. Я никогда не сдавался, просто подумал, что мне нужен другой подход. Я придерживался чертовой договоренности, когда ты была в Нью-Йорке, хотя старался быть осторожным. Мне необходим был твой совет, потому что все, что я делал, казалось, только отталкивало тебя еще дальше.

Я улыбнулась напротив его накрахмаленной рубашки. От него пахло Мартином: дорогим мылом с ароматом сандала и еще более дорогим кремом после бритья.

Моя улыбка и голос были мечтательными, когда я произнесла:

— Когда я впервые увидела тебя в начале декабря после выступления в Нью-Йорке, я не знала, что думать. Я не ожидала когда-нибудь снова увидеть тебя. В конце концов, я подумала, что ты пытаешься поставить точку в отношениях. Но потом, когда ты пришел ко мне несколько недель спустя и захотел обсудить условия нашей дружбы, я поняла, что ты хочешь дружить, а это означало, что ты равнодушен ко мне и больше не хочешь меня.

— Нет. — Он так много сказал одним словом, это было яростное отторжение моего предположения. Это передавало всю глубину его разочарования. — Как ты могла подумать, что я равнодушен к тебе?

— Ну, ты сказал в нашу последнюю ночь на острове, что ты никогда не сможешь дружить со мной, потому что никогда не будешь достаточно равнодушным. Следуя логическому выводу, я предположила, что теперь ты равнодушен достаточно, чтобы захотеть дружить.

Он преувеличенно вздохнул.

— На острове я сказал тебе правду. Как уже говорил в шкафу, я никогда не хотел быть просто другом. Но, поскольку ты не предлагала мне ничего другого, я был готов временно согласиться на это, если в итоге я получил бы то, чего хотел.

Это заставило меня улыбнуться.

Я почувствовала его ответную улыбку, когда он продолжил:

— Я думал, ты прочитала интервью. Когда я впервые увидел тебя в Нью-Йорке после выступления, я ожидал, что ты скажешь мне, что простила меня или что чувствуешь то же самое. Но тогда ты промолчала. Уклоняясь. Поэтому я подумал, если бы я мог просто... — Он поерзал на кровати, прижимая меня сильнее. — Когда я узнал, что ты ничего не читала, что ты вообще избегала всех упоминаний обо мне, я понял, как сильно облажался. Поэтому я попытался дать тебе пространство, когда ты приехала в Нью-Йорк за неделю до Рождества.

— Поэтому всю неделю ты держался подальше от меня, потому что не хотел давить?

— Да. Я хотел, чтобы ты увидела, что я изменился, что я не был... требовательным.

— Но ты требовательный.

— Уже не такой требовательный.

Я скользнула руками под его рубашку, желая прикоснуться к нему.

— Так что произошло? Почему ты не сказал ничего на Рождество?

— Я планировал. Я думал, ты увидишь пианино рождественским утром, и тогда я осторожно расскажу о фонде. Ты простишь меня, поймешь, что я был прав, и тогда мы снова будет вместе.

Я старалась не рассмеяться.

— Осторожно?

Он проигнорировал меня.

— Но ты заснула в машине. А потом приняла душ и кралась по квартире.

— Я не кралась. Я пыталась положить твои подарки у камина.

Он снова проигнорировал мое заявление.

— А я не мог спать. Мне необходимо было... прикоснуться к тебе или крепкое спиртное. И потом мы выпили, и я повел себя как мудак.

— Потому что я предположила, что ты никогда меня не любил.

Мартин отодвинулся в сторону, взглянул на меня краешком глаза и возразил:

— Нет. Ты не предположила. Ты прямо сказала это. И я был так зол.

Теперь он казался сердитым, просто вспоминая это. Я решила, что было лучше перевести разговор на другую тему.

— Я наконец-то прочитала твое интервью в "Men’s Health", где ты назвал меня единственной.

— Когда?

— После того как получила твое сообщение на Новый год.

Он ответил не сразу, а, откликнувшись, произнес:

— Хм.

Он был так красив, лежа в моей постели, думая своей большой головой, что я легонько прикоснулась губами к его губам. Что, конечно же, привело нас снова к безумным поцелуям.

Когда мы наконец-то оторвались друг от друга, Мартин снова оказался надо мной, его дыхание было затрудненным.

— Кэйтлин, — начал он, но потом замолчал.

— Что такое? — Я потянулась к нему, поглаживая руками его челюсть.

Я видела, как его грудь поднялась с внушительным вздохом, прежде чем он заговорил:

— Я выбрал тебя. Ты ведь знаешь, да?

Я ждала продолжения. Я не была уверена, что делать с его заявлением, что конкретно он имел в виду.

Он поерзал на кровати, повернувшись на бок и подперев голову рукой, согнутой в локте. Другой рукой он крепко удерживал меня за бедра.

— Поначалу я не изменил своего решения, после того как ты... ушла. Как я сказал тебе на прошлой неделе, я все еще думал, что ты согласишься видеться тайно. По моему мнению, мы не закончили, вовсе нет. Но когда ты не передумала, то месть и увидеть моего отца униженным уже ничего не значили. Я понял, что ты права, и я передумал, хотя часть меня всегда будет хотеть увидеть его страдания.

Я молчала, пока его гнев не иссяк. Отец Мартина был плохим парнем. Я знала, что лучшее, на что Мартин мог надеяться, — безразличие по отношению к этому мужчине.

В конце концов он встряхнулся и продолжил:

— Я бросил университет, потому что ты просила меня оставить тебя в покое, а я не мог этого сделать, если бы оставался в кампусе. Но потом я не смог отпустить тебя, даже когда не видел тебя. Поэтому почти все, что я делал: создание фонда, интервью, где я публично назвал отца придурком, — было, чтобы вернуть тебя, вернуть твое доверие, я надеялся, что ты подумаешь о том, чтобы принять меня обратно, раз я все сделал правильно.

Я чувствовала, как дрожал мой подбородок, и была спокойной, поскольку эти угрожающие слезы были счастливыми.

— О, Мартин. — Мой голос дрожал, но мне было все равно. — Ты действительно назвал своего отца придурком.

Он кивнул.

— Они не напечатали ту часть, но он придурок.

Я рассмеялась, жалея, что журнал не напечатал, что Денвер Сандеки был придурком. Но я сожалела еще об очень многом.

— Я жалею, что не прочитала твое интервью, когда оно было напечатано. Я жалею, что не вернулась к тебе после нашего первого столкновения и не попыталась разобраться и найти другой путь. И я жалею, что пряталась в шкафу все лето, избегая всех упоминаний твоего имени.

— А я — нет. — Он покачал головой с поразительной уверенностью, словно он знал все секреты прошлого и будущего.

— Нет?

— Нет. Потому что даже без тебя я был счастливее, чем когда-либо. Как только ушел от отца, я начал работать над проектами, которые меня интересовали. Ты поняла, что за эскизы на моем чертежном столе? Я снова изобретаю. Моя цель отныне — это мое желание, и она не продиктована моей ненавистью к нему. Если бы ты не накричала на меня из-за моей фигни, тогда... — Он не закончил мысль. Вместо этого его глаза потеряли фокус, как будто он вообразил неприятную альтернативную реальность.