Пенни Рейд - Пленение

— Думаю, да. Тебя не волнует, будем ли мы с Фитцом вместе, ты переживаешь о том, как это повлияет на динамику группы. Правильно?

Он кивнул, выглядя немного раздраженным.

— Разве я не это только что сказал?

— Да, безусловно. Поняла предельно ясно и четко. Не встречаться с коллегой по группе — одно из моих жизненных правил.

Чего я не озвучила, чтобы Уиллис не волновался. Хоть Фитц и был супергорячим, супермилым и суперталантливым, я не испытывала никакого влечения к нему из-за его внешности и приятного голоса. Потому что Фитц не был слишком-то ярким.

Если бы он был лампочкой, то это была бы обычная двадцативаттная — дневная. Тяжело смотреть, потому что он был такой симпатичный, но очень уж тусклый, чтобы заметить разницу в любой другой комнате.

Басист Абрам — совсем другая история. Его лицо не было классически красивым: с его длинным каштановым волосами, карими глазами, широким подбородком и крючковатым носом — и не то чтобы он был умным. Но он был высоким, широкоплечим и по-мужски красивым. Ну еще был хитрым и неприятно наблюдательным. Он был остроумным и с юмором.

Еще у него всегда были одна или две женщины в зале, которые ждали его после наших выступлений. Не имело значения, играли мы в загородном клубе на свадьбе, за пределами Нью-Хейвена, дешевом баре в Квинсе или в высотке на Манхэттене. Он никогда не уходил домой в одиночестве. Ну, временами его шутки были окрашены горечью — легко было заметить, что он пресытился этим.

Меня несомненно привлекал Абрам — талантливый, остроумный, сексуальный басист. Но меня не привлекал Абрам — ожесточенный король серийных знакомств.

Я пришла к выводу, что интеллект был для меня кошачьей мятой в прикуску с харизмой. И, благодаря моей романтической истории, я поняла, что просто потому, что человек был умным и харизматичным, не значило, что он был хорош для меня. Блестящий ум как гравитационное поле для меня — я становилась осторожной.

Так что, Фитц был безобидней.

И я держалась подальше от орбиты Абрама.

Мне нужен был милый парень, который бы понимал мои шутки. Который был бы больше дружелюбным, нежели харизматичным. Кто-то яркий, но не блистающий гениальностью.

— Садись на свою жердочку, птичка. Уже пора. — Уиллис прошел мимо меня, на свое место за барабанами.

Я схватила свою бутылку воды и проследовала за Уиллисом на сцену. Избегая пристальных взглядов Абрама, я дружески кивнула Джанет и помахала Фитцу. Он помахал в ответ, улыбаясь мне идеальной, широкой и белоснежной улыбкой.

Сегодня мы играли на рождественской вечеринке в Нью-Йорке, в месте, которое мы очень хорошо знали. Это была переделанная пожарная станция, теперь средних размеров концертная площадка — очень популярное место для свадеб и корпоративов. Мне здесь нравилось, потому что интерьер был оригинальным — красный кирпич с вставками норвежских гобеленов, украшавших стены, вероятно, размещенных специально, чтобы улучшить акустику.

Кроме того, сцена находилась поодаль от танцпола. Хотя я играла на публике уже несколько месяцев, находиться рядом или в окружении зрителей по-прежнему ощущалось непреодолимым. Мне нравилось быть позади — с пианино между мной и зрителями.

Представление началось с привычного коктейля звуков: много пианино, вокала и саксофона, немного барабанов. Мы играли пять сетов, с каждым разом все громче и резче, когда уже возрастная толпа разошлась и осталась молодежь, которая хотела танцевать.

Этим вечером не было ничего особенного. У меня не было ожиданий, признаков или знаков свыше (или ниже), что этот корпоратив отличался бы от десятков других корпоративов за последние несколько месяцев. Я была спокойна. Я была собранной. Я была в порядке. Я делала свое дело и размышляла, остался ли еще бекон в холодильнике, потому что мне очень хотелось бутерброд.

Потом, посередине моих размышлений о беконе, во время четвертого сета заколка открылась под весом моих волос. И я была вынуждена доигрывать остальную часть с кудрями на лице.

Это раздражало и отвлекало. По непонятным причинам, заколка для волос стала катализатором для интенсивной и резкой волны смущения. Ощущение началось с ноющего покалывания на затылке. Я проигнорировала его. Но ощущение не исчезло.

Я подняла взгляд на Абрама, увидела, что он, ухмыляясь, смотрел на меня. Закатив глаза, я обратила внимание обратно на свои пальцы, порхавшие по клавишам, подумав, что это покалывание было из-за Абрама. Мгновение спустя снова посмотрела на Абрама, чувствуя раздражение, я все еще ощущала его взгляд, но он не смотрел на меня.

Я все еще ощущала на себе чей-то взгляд. Я чувствовала это наблюдение. Словно вес руки, от которой я не могла избавиться. Мое сердце тревожно билось в груди, пока я рассматривала одногруппников. Они все были сосредоточены на своих инструментах.

Я убеждала себя, что это было глупо, но ощущение не проходило. Это нервировало, словно звук шагов за спиной, когда идешь по темному коридору.

Когда мы закончили очередной сет, я убрала волосы от лица, закинув их за плечо. Встав из-за рояля, я взглянула на зрителей, ища источник моего дискомфорта, почти не ожидая найти.

Но кое-что я все-таки нашла.

Сине-зеленые глаза на знакомом лице, он был одет в безупречно сшитый костюм, с высокой брюнеткой в одной руке и стаканом в другой, а его проницательный взгляд прожигал меня насквозь. 

— Извини, Уиллис. Мне нужна минутка... Я плохо себя чувствую.

Я сидела за кулисами на перевернутом ведре, положив руки на колени. Мой голос был слабым, и мне на самом деле нездоровилось.

Джанет поглаживала меня по спине, а Фитц вился около тарелки с едой. Абрам, стоя возле дальней стены, смотрел на меня, скрестив ноги и засунув руки в карманы.

Снова увидеть Мартина — просто увидеть его в толпе — было гораздо волнующе и труднее для понимания, чем я могла предположить. Мысленно я повторяла:

"Он здесь".

"Он здесь с кем-то".

"Я, вроде, до сих пор ненавижу его".

"Но надеюсь, что он не ненавидит меня".

"Думаю, я всё ещё страстно увлечена им..."

Удивительно, что самой громкой и актуальной была мысль: "Он видел меня голой".

Мартин плюс мой папа (когда я была маленькой) были двумя мужчинами в мире, которые видели меня голой. На самом деле, можно было считать только Мартина, потому что у меня не было груди или лобковых волос и девичьих форм, когда мой папа клал малину на мой животик. Плюс, он был моим отцом.

"Только Мартин..."

Эта мысль еще больше запутала меня, заставила чувствовать себя ещё более неловко. Возможно, мне нужно было исправить это. Возможно, мне нужно было найти другого парня и показать ему свои женские штучки, расширить, так сказать, аудиторию, чтобы, находясь в одной комнате с Мартином, не превращаться в убогого, одержимого наготой психа.

Возможно, разбавление значимости интима уменьшило бы воздействие его присутствия. Тогда я смогла бы взглянуть на него, подумав: "Эй, ты один из парней, кто видел меня голой. Ну и что? Кто не видел меня голой?"

— Думаешь, ты сможешь играть? Остался всего один сет, — тихо спросила Джанет, вытягивая меня из мыслей.

Она была замечательной девушкой с чересчур мягким сердцем. Полная противоположность её образу с крашеными черными волосами, бледной кожей, холодными глазами и обилием пирсинга.

Я кивнула, закрыв глаза. Я смогла бы играть. Я собиралась играть. Мне просто была нужна минутка, чтобы мои руки перестали дрожать.

Я задумалась, был ли здесь поблизости шкаф, где можно было расслабиться хотя бы на пять минут. Я бы не стала прятаться всю ночь, просто мне нужно было ощутить себя в безопасности. Фитц мог бы присоединиться ко мне, и я бы показала ему свои сиськи.

— Резкий, пугающий, шокирующий, тревожный, смущающий, огорчающий, беспокойный.

После моего бормотания последовала пауза, а потом Уиллис спросил:

— Что ты делаешь?

— Она перечисляет синонимы. — Раздался голос Абрама с другого конца комнаты. Я открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Он с интересом смотрел на меня. — Это успокаивает тебя, да?

Кивнув, я нахмурилась. Он был слишком проницательным.

Уиллис проворчал:

— Хорошо, ладно. Это... так же странно, как возвращать долг шулеру. У нас еще десять минут до родео.

Я задержала взгляд на Абраме немного дольше, потом встала, немного пошатываясь на ногах, и повернулась в Уиллису.

— Думаю, мне нужно ненадолго прогуляться.

Фитц наклонился вперед, вызвавшись добровольцем.

— Я могу пойти...

Но голос Абрама перекрыл его голос.

— Я пойду с тобой. Давай. Пойдем.

Высокий басист оттолкнулся от стены и подошел ко мне, взял за руку чуть выше локтя и потянул к задней двери.

— Возвращайтесь через пять минут! — крикнул нам в спину Уиллис.

— Мы вернемся через семь, — парировал Абрам, потянув меня вниз по коридору на улицу, подальше от вони из мусорного бака.

Я вырвалась из его хватки, как только мы достигли тротуара, и скрестила руки на груди, не чувствуя холода ноябрьской ночи, потому что мои мысли путались, пытаясь соответствовать ритму биения моего сердца. Я точно не собиралась показывать Абраму свою грудь. Это было бы похоже на прыжок с пивных дрожжей на горячую сковородку и обратно.

Увидев Мартина на другом конце комнаты, я просто приросла к месту, не отрывая пальцев от пианино. Он казался ненастоящим, и я была уверена, что если моргнула бы, то он бы исчез.

Поэтому я не моргала.

В конце концов, Фитц потянул меня за сцену, и мне ничего не оставалось, кроме как моргнуть. Но когда я повернулась, Мартин до сих пор был там — все ещё стоял у бара рядом с красоткой, окруженный густым облаком высокомерия, по-прежнему глядя на меня — я чуть не упала в обморок.