И тут Селия поняла, какой новый вид разврата он задумал, и хотела было сдвинуть ноги вместе, желая также отключить источник, находившийся между ними. Однако один лишь убийственный взгляд глаз сэра Джейсона положил конец всяким помыслам о сопротивлении. Она расслабила бедра, понимая, что отныне мучитель всегда будет одерживать над ней верх. Сэр Джейсон поместил кончик банана у входа намокшего влагалища Селии, а раздвинувшиеся губы облегчили проникновение, когда он толкнул мягкий объект вперед, ибо эта субстанция не шла ни в какое, сравнение с крепким мускулистым экземпляром, который любил здесь часто бывать. Он оставил торчащим на поверхности примерно дюйм фрукта, и бледная мякоть ярко сверкала на фоне изящной красной щели. «Селия не должна жалеть о том, что эта часть не вошла в нее», — задумчиво бормотал он и злорадно хмыкнул. Селия и так поглотила значительную часть фрукта. Сэр Джейсон выбрал самый большой банан в грозди, а точнее, он большего банана в жизни не видел. По длине тот оставлял его славный член далеко позади! Конечно, ничто не могло сравниться с его превосходным объемом и даже с впечатляющим фруктом кузена.

Банан уютно расположился внутри Селии, ее соки обмывали его поверхность. Та часть банана, которая торчала из нее, то поднималась, то опускалась под воздействием внутренней пульсации, а эти движения заставили откликнуться пенис сэра Джейсона, скрытый под тканью. Он взял ее несвязанную руку и поместил ее пальцы на выступавший конец банана, а свет лампы направил так, чтобы видеть каждую сверкавшую деталь этого сюжета. Довольный своим сценическим мастерством, сэр Джейсон снова взялся за фотоаппарат и приблизился, чтобы нацелиться на законопаченную бананом щель Селии, и несколько раз щелкнул, увековечивая этот эпизод. Он раздумывал, не занести ли специальный альбом для этого фотосеанса, и подбирал названия для него, наконец остановившись на «Фруктовый салат».

Положив руку поверх маленькой руки Селии, осторожно поддерживавшей конец фрукта, сэр Джейсон нежно улыбнулся, что явилось диссонансом слетевших с его уст словам.

— Покажи мне, как ты трахаешь себя, — тихо сказал сэр Джейсон таким безобидным тоном, что можно было подумать, будто он сообщает прохожему, который час.

Селия хотела было возразить, но слова застряли у нее в горле, когда фотоаппарат придвинулся к ней, на что ее клитор ответил неистовым трепетом. Сэр Джейсон почувствовал влажный жар, исходивший из ее щели, когда его пальцы настраивали фокус. Линза покрылась паром, и он отступил, чтобы та очистилась, и снова настроил ее.

— Дорогая Селия, какая у тебя разгоряченная щель! Ты же затуманила мою линзу, — сказал он, посмеиваясь, и придвинул фотоаппарат к ней. Лицо Селии вспыхнуло ярко-красным цветом, и она отвела глаза, чтобы с позором не выдать себя, ее уши тоже горели оттого, каким небрежным словом он обозвал часть тела, определявшую ее женственность. Даже Колин стал употреблять это слово в интимные моменты, воркующим голосом шепча ей на ухо вместе с другими непристойностями, да такими, которые даже его порочный кузен еще не использовал.

Сэр Джейсон был в восторге от этого слова, зная, как оно беспокоит и, похоже, задевает тонкие чувства Селии. Этот не совсем любезный эпитет мог затмить лишь еще одно прозвище более личного характера, произнесенное в адрес доставляющего удовольствие лакомого розового кусочка, который он теперь видел, пульсирующим перед собой. Сэр Джейсон мог бы особо акцентировать это слово, позволяя ему слететь с распутного языка и приводя молодую женщину в желаемую степень дискомфорта, для которой он предназначался. Вдруг желание произнести его и посмотреть, к чему это приведет, стало столь сильным, что сэр Джейсон не мог удержаться.

— Поверти этой своей милой игрушкой! — выдавил он. — Заставь ее поплясать для меня.

Селия простонала, будто ее ударили, густая краска залила сначала лицо, затем груди цвета слоновой кости. Она хотела спрятать свое лицо от пронзительного взгляда сэра Джейсона, шок от его странного гнусного приказа парализовал ее тело. Она могла всего лишь лежать в положении беспомощного унижения.

Все еще прижав ухо к запертой двери, Колин ерзал на полу коридора, отчаянно желая проникнуть внутрь особенно после того, как расслышал последние слова кузена. Чтобы утолить неудовлетворенное желание, он запустил руку в штаны и начал поглаживать удлинявшийся там стержень, его пальцы с трудом удерживали мясистую громаду.

Бездействие Селии снова пробудило гнев сэра Джейсона, ибо он был не в настроении смотреть, как она демонстрирует уязвленные чувства. Конечно, сэр Джейсон понимал, что Селия должна проявить хотя бы подобие женского негодования, однако надеялся, что к этому времени ее маленькие фокусы прекратятся и она в конце концов будет с ним честной в делах секса. Теперь, когда сэр Джейсон настроил освещение и фокус, ему хотелось перейти прямо к делу, поскольку собирался использовать не один ролик пленки. Локтем он ткнул Селию в бедро, сдвинул брови в зловещей линии над металлическим корпусом фотоаппарата.

Слёзы унижения текли по покрытым красными пятнами щекам Селии. Однако она не могла игнорировать трепет объекта, о котором зашла речь. Селия изо всех сил сжала вместе стенки вагины, отнюдь не будучи уверенной, удастся ли таким образом достичь непристойной цели, которую поставил перед ней сэр Джейсон. Она повторяла это сжатие через каждые несколько секунд, сокращая интервалы до тех пор, пока клитор не пришел в постоянное движение, а жадный огонь в глазах сэра Джейсона приближал наступление постыдного оргазма. Улыбка сэра Джейсона говорила ей о том, что ее действия привели к успеху; набухший язык дергался то вверх, то вниз, словно им двигал незримый палец, а целенаправленное сжимание мускулатуры вагины Селии привело к тому, что створки ее раковины чуть не откусили выступавший конец банана.

У Селии бешено колотилось сердце, совпадая с пульсированием, которое шло изнутри ее тела. Она начала то засовывать, то вытаскивать банан, поверхность фрукта становилась теплее и мягче с каждым погружением, тот настойчиво искал приюта и с каждым проникновением становился горячее и влажнее. Сэр Джейсон весело щелкал затвором, твердый пенис становился горячее и влажнее, выражая солидарность похотливому фрукту из тропиков, который по форме напоминал его инструмент. Из него можно было приготовить не одно блюдо, ибо в отличие от фрукта, который Селия вгоняла в себя, фрукт сэра Джейсона будет всегда готов к употреблению, как бы часто она ни ела его. А сэр Джейсон с огромным удовольствием заботился о том, чтобы она не голодала!

Когда стало ясно, что банану грозит опасность превратиться в пюре, он вынул из липких рук Селии то, что осталось от него, и давал ей есть маленькие кусочки, удивляясь и восторгаясь; что она не поднимает шума. Наоборот, она, похоже, наслаждалась каждым кусочком, ее пухлый рот широко открывался, прося еще. Сэр Джейсон положил оставшиеся кусочки на ее вытянутый язык и обнаружил, что с его пальцев слизывают все липкие крошки. Когда последние кусочки фрукта были прожеваны и проглочены, губы Селии безмолвно говорили о том, какое экзотическое удовольствие они вкусили. Казалось, они покрылись лаком щедро собранным бананом от стольких сочных экскурсий в ее прелестные глубины. Сэру Джейсону очень хотелось поцеловать эти мерцающие губки, которые истосковались по его любимому фрукту, после того как тот достаточно долго промокал в изящном влагалище Селии.

Использовав целый ролик пленки, он снова зарядил фотоаппарат, подавляя еще одно желание: воткнуть в Селию второй банан. Однако эта трапеза не будет разделена, ибо сэр Джейсон сам пожелал съесть каждый сочно покрытый лакомый кусочек. Каким теплым и влажным казался этот фрукт на его ладони, он сохранил такой приятный аромат от посещения переполненной маленькой щели. «Она вне всякого сомнения с большим удовольствием отведала этот фрукт», — думал сэр Джейсон, уткнувшись лицом между бедер Селии. Его ноздри раздувались от мускуса с банановым привкусом. Это была всего лишь закуска, теперь настало время подавать следующее блюдо…

Когда сэр Джейсон передал Селии гроздь винограда, она не нуждалась в дальнейших инструкциях. Их взгляды встретились, и ее голубые глаза светились пониманием, что будет дальше. На этот раз они не дрогнули и продолжали сверлить его. Издаваемый ею интимный аромат удовлетворял его как вода измученного жаждой путника. Сэр Джейсон был так доволен тем, что открыл новую способность своей пленницы вести себя распутно, что развязал ей одну руку, избавляя ее от уз шелковых кандалов, о чем она его так много раз молила. Сэр Джейсон знал, что она не любит ограничений и подозревал, что это как-то связано с ее детством; она о чем-то подобном намекала Колину, который в пьяном угаре выболтал эти личные откровения. Ограничения, навязываемые ей сэром Джейсоном, представляли собой форму наказания, хотя и более возвышенного характера, чем то, что какая-то старая директриса школы могла бы определить.

Щедрость сэра Джейсона нашла вознаграждение.

Развязанная Селия не бежала от своего пленителя, а словно ребенок, стремящийся угодить, принялась поочередно запихивать маленькие виноградинки в свое влагалище, пользуясь средним пальцем, чтобы продвинуть их поглубже. Когда она заполнила виноградом щель, все еще липкую от банана, — мягкие остатки были подслащены ее собственными медовыми секрециями, — сэр Джейсон мог восхититься тем, как хорошо она справилась с этой задачей. Последняя виноградинка виднелась из кремовой щели, принявшей форму округлившихся от удивления губ… или от восторга.

Фрукты внутри Селии успокаивали своей прохладой, но не настолько, чтобы охладить поднимавшийся жар, пока она стремилась добиться благосклонности сэра Джейсона. Не имело значения, насколько ей придется унизить себя, чтобы добиться этого; она потеряла волю бороться с ним, а теперь хотела всего лишь быть с ним заодно, отдать себя его неотразимой силе, которую источала каждая его похотливая пора. Жестокие выходки сэра Джейсона стали для нее такой же пищей, какой была она сама для его неиссякаемой похоти. Селия хотела, чтобы лихорадочный огонь в его глазах разгорелся как вселенский пожар, который пожрет ее целиком, охватит тело, словно пламя высохшую траву в поле. В ее животе начинался тот самый странный трепет всякий раз, когда он бросал на нее взгляд, вызывая не менее напряженную реакцию клитора. Селия больше не могла отрицать наличие таких симптомов, ибо стоило ей посмотреть вниз живота и увидеть, что когда-то скромный бутон припух и порозовел больше прежнего, а из гладких половых губ высовывалась гораздо большая часть, чем изящный кончик, словно пребывая в состоянии вечного возбуждения.