Куда подевалось моё грёбаное обаяние и умение обольщать?

Блядство.

Короче, к двадцать первому разу меня всё это задрало достаточно, чтобы написать самый искренний набор слов в совсем не мягком формате, на какой я только был способен.

«Привет. Не буду нести всю эту ванильную херню про «судьбу», сыпать комплиментами и пытаться казаться милым, потому что я совсем не такой. Я полный мудак и придурок, больной на всю голову, и для тебя совершенно не подхожу, но мне кажется, что мы вполне могли бы просто общаться и возможно даже стали бы друзьями. Я не буду принуждать тебя встретиться и узнать друг друга в живую и не претендую на звание жениха. Так что, если подобное тебя заинтересует — пиши».

Прежде чем передумать, нажимаю на «треугольник», отправляя сообщение, и прячу гаджет в карман куртки.

Чёрт.

По-моему, я превращаюсь в сталкера, одержимого до мозга костей. Ну и ещё я полный идиот, потому что только идиот всеми силами пытается проникнуть в жизнь девушки, от которой собирался держать подальше. Не могу расшифровать это дебильное чувство, когда ты понимаешь, что вам не по пути, но ты один хрен должен быть рядом. У меня либо расстройство личности, либо я просто от рождения дебил, хотя раньше я такого за собой не замечал. Я не верю в предназначение, истинные пары и судьбу, и вся вот эта моя ненормальная тяга к посредственной девчонке должна объясняться какой-то самой банальной хренью вроде тестостерона или нехватки секса. Хотя ладно, насчёт посредственной я загнул — кем-кем, а посредственной её точно не назовёшь. Но должно же этому всему быть простое объяснение, чёрт возьми, потому что и в любовь с первого взгляда я не верю!

Пока я закипаю на заднем сидении такси, в чате приходит сообщение.

«Ты неправильный ник выбрал», — пишет Костян.

Значит, сучёныш успел заметить, а теперь и остальным растрепит.

Ну и чёрт с ним.

«Если мне будет нужна консультация, я обращусь к нормальному психологу:)», — скалюсь в ответ.

Я прям вижу, как Матвеев на том конце города скуксился.

«Тебе надо было написать «Ебанат Натрия»:), — ржёт Костян. — А «нормального психолога» я тебе потом припомню!»

«Кто там кого куда не выбрал?» — вклинивается Ёжик.

«У тебя есть провод через в машине музыка играет?» — пишу подряд все слова, что подкидывает Т9.

Пару секунд в прямом эфире тишина.

«Не понял…» — честно признаётся Ёжик.

«Правильно, нехер бухать потому что:), — снова ржу. — Иди проспись, пьяная твоя морда, а то ты уже людей понимать разучился!»

Готов отдать руку на отсечение, что Корсаков сейчас сидит и чешет в затылке.

«Ну ты, Шастинский, и тролль:), — угарает Кир. — Он ведь утром всё поймёт, и ты получишь по загривку».

«Пусть сначала догонит!:)» — отправляю и блокирую гаджет до самого дома бабули.

Болтовня с парнями всегда немного разгоняет хандру, но когда приходишь домой — особенно к себе домой, где никто не ждёт — накрывает не по-детски; я не чувствую скуки или чёрной бездны внутри, просто складывается впечатление, что в моём доме всё должно быть по-другому, и чего-то не хватает. Не знаю, как это называется: подростковый кризис проходит иначе, а до кризиса среднего возраста я ещё не дотянул. Чёртова душа просто требовала того, чего я ей дать был ещё не готов — любовь и семью, но в моей голове я не мог представить, чтобы какая-то девушка ходила по моей квартире; носила кольцо на пальце, надетое мною в ЗАГСе; растила моего ребёнка. Какой из меня, к чёрту, отец, если я себя и постоянным парнем-то не представляю?!

В общем, в квартиру ба я проникаю с рожей, как у того вечно недовольного кота с инэта, вот только ба ещё не спит, а караулит меня у входной двери; и стоило только ей увидеть выражение моей морды лица, как она молча протопала на кухню и через секунду вернулась оттуда с рюмкой анисовой водки.

Её собственный рецепт.

Ядерная вещь.

— Всё настолько плохо? — понимающе спрашивает она.

— Ба, ты была молодой не так уж давно — когда по земле ещё бегали динозавры — так что должна помнить, какой это отстой, — фыркаю в ответ.

— Ты в точности как твой отец, — с лёгкой улыбкой кивает она. — Тот тоже вечно прячет за шутками свою боль и неуверенность.

— Давай обойдёмся без сеанса психотерапии, я спать пришёл, — ворчу ей, скидывая на пол ботинки и куртку. — Моя детская психика не вынесет такого перегруза.

— Вот ведь шут гороховый! — отвешивает мне шутливый подзатыльник, но я кривляюсь так, будто мой череп проломили железной битой. — Иди в душ и ложись, я уже приготовила тебе постель.

Разворачиваюсь к бабушке и целую её в щёку.

— Роза, ты лучшая!

— Давай-давай, пошевеливайся! — притворно хмурится ба. — Я с тебя сдеру плату по тройному тарифу за охрану твоего ржавого ведра!

— Между прочим, это «ведро» стоит подороже, чем твой сарай!

— Побазарь мне тут ещё!

Ржу и плетусь в сторону ванной, где быстро принимаю душ, а после заваливаюсь на кровать в одних спортивных штанах и моментально проваливаюсь в сон под мерный бубнёж бабули.

Ей Богу, прав был тот, кто сказал, что утро начинается не с кофе — оно начинается с выноса мозга под командованием бабули, которая сейчас больше напоминала генерала в юбке; ну знаете, того, кто обычно всех бесит и на уровне инстинктов заставляет себя ненавидеть.

— Ты смерти моей хочешь… — ворчу, натягивая одеяло на голову. — Дай мне всего пять минут, будь человеком!

— Твои пять минут были полчаса назад, — упрямо возражает ба. — Если ты сию секунду не оторвёшь свою задницу от кровати, то единственными колёсами в твоей жизни станут инвалидная коляска и обезболивающие!

Чёрт!

Отшвыриваю одеяло в сторону и сажусь на край кровати; это единственная черта характера, которая мне в Анне Андреевне не нравилась вот вообще — даже мёртвого поставить на ноги.

— Какая же ты по утрам доставучая, Роза, — потираю лицо ладонями.

— Это не я доставучая, — качает она головой, протягивая мне стакан воды и таблетку аспирина. — Просто кто-то слишком много бухает. Становишься таким же алкашом, каким был твой дед, Царствие ему Небесное!

— Так, давай только без вот этих вот намёков с утра пораньше, — фыркаю и топаю в ванную восстанавливать прежнюю версию Шастинского, которой на всё похер.

Когда блеском от улыбки можно ослеплять пилотов, а на голове воцаряется прежний небрежный шухер, возвращаюсь в комнату, где Розой уже и не пахнет, зато постель заправлена, а мои вещи аккуратной стопочкой сложены на покрывале. Это у неё осталось ещё с тех пор, как был жив дед: в доме вечно всё вычищено, вылизано и выглажено до такой стерильности, что обзавидовалась бы любая больница. Мелкому мне такая чистота была противна до скрипа зубов, и часто я на зло всем наводил здесь запредельный бардак — так что самому потом было лихо; дед не забывал взамен на это прохаживаться портупеей по моей многострадальной заднице — короче, всё моё детство прошло в режиме «бартера»: я вношу яркие краски в жизнь родных, а взамен получаю люлей.

Всё по-честному.

Хотя с косяками у нас какая-то взаимная симпатия с тех самых пор, если честно.

Натягиваю тёмно-серые джинсы, будто сшитые из разных кусков, и бело-серый свитер; кому-то серый цвет навевают скуку, но лично у меня к серым оттенкам другое отношение: не скука и посредственность, а динамика и изменчивость, потому что то, что сегодня кажется серым, завтра может стать чёрным или белым — в зависимости от обстоятельств.

А красный завтра так и останется красным.

Пока я рассуждаю о всякой хрени, Роза колдует на кухне, откуда уже тянутся такие умопомрачительные запахи, за которые можно родину продать.

— Продолжишь кормить меня в том же духе, я сдам тебе все дедовы заначки, — набивая рот оладьями с варёной сгущёнкой, бубню бабуле.

Роза резко замирает и поворачивается ко мне с железной лопаткой, которая в её руках больше похожа на орудие пыток.

— Хочешь сказать, что этот старый хрыч имел больше одного тайника? — с прищуром интересуется ба.

— Целых восемь, — ржу в ответ, наблюдая, как вытягивается от удивления лицо бабули. — Но это всё потом, мне на учёбу пора.

Чмокаю её в морщинистую щёку и выскакиваю в коридор, потому что хуже бабушки, которая злится, может быть только бабушка, которая злится на деда. Я такое уже видел, мне хватило. Ну и не удивлюсь, если сегодня во сне вместо Андрюхи увижу деда, который надаёт мне по шее за то, что сдал его со всеми потрохами.

Выскакиваю на улицу, где сентябрь, который по погоде больше напоминал январь, щедро посыпает мою голову снегом и поддаёт в спину ледяным ветром. Вообще такая хрень с погодой уже третий год подряд; а перед этим снег выпал аж в конце июля — будто реальной зимы было мало.

“Это север, детка” — заявил однажды Ёжик, а Костян предложил называть наш город Винтерфеллом, и это было чертовски в десятку.

Прыгаю в промёрзшее нутро автомобиля и беру в руки телефон, который уже разрывает от количества пропущенных звонков, сообщений, уведомлений и одного напоминания. Открываю последнее и понимаю, что чуть не пропустил семейный ужин, который устраивает отец последние четыре года — просто чтоб напомнить, что у нас всё ещё есть семья, хоть мы и потеряли многих. Сообщения чата игнорю, ровно как и пропущенные, а вот на одном сообщении из ВК меня конкретно клинит.

А всё потому, что автором сообщения оказалась Кристина.

От удивления пару минут тупо пялюсь на экран телефона и разминаю внезапно одеревеневшие пальцы.

«Ну, по крайней мере, ты честен — в отличие от остальных».