– Не могу согласиться с тобой. Я видела его работу только один раз, но готова признать, что у него талант.

Дениза снисходительно улыбнулась.

– Естественно, спектакль произвел на тебя впечатление. Все кажется для тебя новым, но ведь нет ничего необычного в том, что на сцене взмахивают шалями. Айседора Дункан только тем и занимается. Кстати, на следующей неделе она будет танцевать в Париже. Мы пойдем на спектакль и пригласим тетю Люсиль.

Вечером Жюльетт думала об известной танцовщице, как она – босоногая, в свободной тунике, грациозно движется по сцене, а в руках, словно живой, длинный шарф. Все замечательно. Но ее шарф – это не шаль Кносса, и нет удивительного эффекта светлой дымки, паутинки, сна…

Что же представляет собой этот Фортуни?

Глава 5

Два письма с гербовой печатью Карсавиных были доставлены Люсиль с промежутком в полчаса. Первое – от князя Вадима, в нем содержалось приглашение на обед, планируемый через две недели, второе – от графа Николая. И именно оно заставило мадам Гарнье глубоко задуматься. Нервно меряя шагами комнату, Люсиль несколько раз прочитала сопроводительную записку, в которой Николай просил передать Жюльетт прилагаемое тут же письмо и выражал свои извинения по поводу того, что обременяет мадам Гарнье просьбой, но вынужден это сделать, поскольку не знает адреса мадмуазель Кладель.

Люсиль, глубоко задумавшись, опустилась на стул. Как поступить? Записка была очень краткой, но, на взгляд Люсиль, весьма откровенно демонстрировала глубину эгоизма Николая. Главное – это Жюльетт. Нужно исходить из интересов девушки. Люсиль уже предупредила ее об опасных красавцах-мужчинах, но не предполагала, что человек как раз подобного типа, словно тень, так быстро возникнет на пути.

Люсиль попыталась вспомнить все, что связано с Николаем. Итак, орхидея… Нет, этот скромный презент вполне приемлем – Карсавины-мужчины знают толк в красивых женщинах и вполне могут позволить себе подобный жест. Но Жюльетт была рада, может быть, даже чрезмерно взволнована? До этого – встреча в Булонском лесу… Тон девушки, даже если она сама этого не заметила, был крайне заинтересованным, когда она расспрашивала о Карсавиных. А как странно осветилось ее лицо, когда девушка упомянула о встрече с Николаем в фойе театра! Вроде бы, ничего особенного. Но Люсиль всегда помнила слова Виктора Гюго о том, что даже один взгляд способен превратить чье-либо сердце в пламенный цветок.

Ну почему на Жюльетт обратил внимание именно Николай, а не кто-нибудь другой? Люсиль вспомнила, что в одном из своих писем Августина сетовала на бездушие Николая Карсавина: слишком красив, слишком богат, слишком испорчен – так она отзывалась о племяннике мужа.

Люсиль медленно встала со стула – как долго она принимала решение! Войдя в спальню, мадам Гарнье открыла коробку с драгоценностями, положила письмо на самое дно, вновь повернула ключ. Пусть ее мучает совесть, но благополучие и спокойствие Жюльетт важнее. В юности сама Люсиль после нескольких невинных романтических влюбленностей стала жертвой красавца-соблазнителя, чтобы потом – с разбитым сердцем – выйти замуж за доброго, стеснительного и скучноватого Родольфа. Нет, она не отрицает: время лечит раны, но не заполняет пустоту в сердце.

* * *

Жюльетт была очень довольна, ее вечерний туалет сшили вовремя, до визита в дом Карсавиных. На розовом атласе – более темные набивные розы, сзади складки, переходящие в небольшой шлейф, соблазнительное декольте – в пределах приличия.

– Эти капризы моды, которая вдруг изъявила желание стремиться к скромности, заставили женщин чувствовать себя так, словно они состоят из одной груди. Главное, не стать похожей на набитую перьями подушку в наволочке! – как-то пошутила Жюльетт во время примерки.

Девушка-закройщица, на коленях закалывающая подол, тихо отозвалась:

– Вы никогда такой не станете. Платье от Ландель не испортит того, чем вас одарила природа.

Стоя перед зеркалом в своей спальне, Жюльетт вполне могла согласиться, что наряд только подчеркнул достоинства ее фигуры.

Служанка Денизы неторопливо застегивала крошечные крючки на спине платья. Жюльетт только сейчас поняла, что это значит: платье, сшитое по индивидуальному заказу в модном ателье. Ее простые школьные костюмы и те платья, которые она носила на каникулах – все было сделано по ее размерам, но Жюльетт никогда не бывала в Париже на примерках. К тому же, нынешний наряд – совершенно иного рода. Тонкая талия плотно обтянута атласом – нигде ни одной морщинки. Наверное, сейчас она могла бы стать моделью для скульптора. Для Микеланджело? Или… Николая? При этой мысли глаза Жюльетт вспыхнули радостью. Меньше, чем через час, она увидит его!

Но когда они вошли в дом князя, а затем прошли в салон, зеленый с золотистыми узорами на стенах, Жюльетт, даже не глядя вокруг, почувствовала: Николая здесь нет. В глубине души это сильно ее задело, мысленно она не раз представляла, как он выходит ей навстречу! Он опаздывает! Возмутительно! Должно быть, на улицах Парижа опять пробки.

Жюльетт улыбалась, пока ее представляли гостям, обменивалась с ними учтивыми фразами, но душа ее словно затаилась, ожидая прихода Николая.

Казалось, свет померк, когда князь невзначай упомянул, что его племянник уехал в Санкт-Петербург в связи с неотложными семейными обстоятельствами.

– И когда он вернется? – Жюльетт словно со стороны услышала свой вопрос.

– Кто может сказать что-нибудь конкретное, когда речь идет о молодых людях? – с кокетством в голосе отозвался князь Карсавин. Он не без основания считал себя знатоком искусства и красивых женщин, и с довольным видом взирал на соблазнительную девушку с великолепной фигурой и невинным, но чувственным ртом.

Жюльетт чуть было не сказала, что ей должны были оставить записку, но сумела остановить себя – это выглядело бы ужасно глупо. Возможно, она слишком возомнила о себе, и на самом деле интерес Николая к ней – не более, чем минутный каприз избалованного красавца. Девушка подавила тяжелый вздох.

– А занятия скульптурой? Разве это не приведет его обратно в Париж?

– Для Николая скульптура – всего лишь увлечение, хотя он удивительно талантлив. В России у него есть обязанности, которыми он никогда не пренебрегает.

– Выставляются ли где-нибудь его произведения?

– Сейчас нет, хотя раз пять-шесть он выставлял свои работы в салоне Гранд-Палас по приглашению Национального Общества Любителей Изящных искусств, что считается большой честью для художника.

– Безусловно!

– Если вас интересует скульптура, я могу показать бюст, который Николай слепил с меня и отлил в бронзе два года назад, – не дожидаясь ответа, князь Карсавин взял руку девушки, затянутую в белую перчатку, и нежно сжал в своей ладони. С улыбкой глядя сквозь пенсне в черной оправе, он добавил: – Мне доставит большое удовольствие попозже показать вам этот бюст.

Но такой возможности судьба ему не предоставила. Жена князя – с глазами зоркой орлицы, двадцатью годами моложе мужа – явно не имела желания повторять судьбу бедной Августины, страдавшей от измен мужа. После ужина дам организованно повели смотреть работу Николая. Жюльетт подошла поближе, а остальные проявили только вежливый интерес. Чувствовалось, что смелая рука племянника не скрыла ни достоинств, ни слабостей дяди – аристократа со всеми присущими этому классу чертами. Бронзовый бюст удивительно походил на свою модель.

– Нужно другое освещение! – непроизвольно воскликнула Жюльетт. Бюст был установлен в нише, где даже днем было темно.

Хозяйка дома сделала едва заметный протестующий жест.

– Не могу сказать, что князю нравится этот бюст, он ценит его лишь как талантливое произведение искусства.

Безусловно, работа вряд ли могла польстить самолюбию князя: невзирая на то, что в уголках глаз крылась улыбка, а челюсть свидетельствовала о решительности, крупный рот выдавал чрезмерную чувственность, а впадина на подбородке несколько искажала правильные черты лица.

Жюльетт увидела на основании бюста подпись Николая и с трудом удержалась, чтобы не коснуться рукой витиеватых букв.

На обратном пути в гостиную разговор вновь зашел о скульптуре.

– У Николая Карсавина есть индивидуальный стиль, – сказала Люсиль, – однако, все же сильно чувствуется влияние Родена. Было всего несколько великих мастеров, подобных Родену, которые стремились передать художественную правду, создавая реалистические портреты мужчин и женщин. Племянник князя идет по этому же пути.

Когда экипаж доставил Жюльетт к дому сестры, Люсиль, оставшись одна, тяжело вздохнула. Слава Богу, что вечер кончился. Не нужно было обладать чрезмерной наблюдательностью, чтобы заметить, как помрачнело лицо Жюльетт при известии об отъезде Николая. Будто задули яркую свечу… Ну что ж, пусть это будет ей уроком. Когда Николай вернется, Жюльетт уже обретет опыт разочарования и, наверное, еще не раз убедится, как безответственны мужчины.

Служанка Денизы помогла Жюльетт снять вечернее платье. Усевшись перед зеркалом за туалетным столиком, девушка принялась медленно расчесывать волосы, с трудом сохраняя спокойствие. Как только служанка вышла, Жюльетт закрыла лицо руками. Все кончилось, не успев начаться… Что именно? Не важно. Но Жюльетт дала себе слово никогда не позволять себе быть столь уязвимой.

* * *

Люсиль покидала Париж с тяжелым сердцем. Совесть продолжала мучить ее по поводу письма, спрятанного в шкатулке с драгоценностями. Но лучше этому посланию оставаться там…

Жюльетт и Люсиль нежно простились на платформе Северного Вокзала – обе с влажными глазами. Дениза, уже сказавшая свое adieu,[7] нервно поглядывала на часы, стоя у открытой двери вагона. Мэри, взволнованная предстоящим возвращением, сидела в купе. Впереди – долгий путь по морям и океанам. Рядом на сиденьи лежала шкатулка с драгоценностями.