– Сегодня воскресенье, мы не должны работать. Пойдем, сядем в уголке, и я расскажу тебе что-нибудь.

– А что, если…

– Не бойся, мы услышим, как поднимается щеколда. Идем, я расскажу тебе одну интересную историю.

За этой историей потянулась цепь событий, которые не могла себе представить даже Бидди с ее богатым воображением.

* * *

На следующей неделе Бидди не только рассказывала Джин истории, но и читала. Она также показала ей, как пишутся три первые буквы алфавита, и пообещала, что еще до Рождества научит ее писать не только имя, но вдобавок несколько слов.

В следующее воскресенье Бидди первый раз получала выходной. Во время службы и после нее до часа дня она считала минуты, когда сможет отправиться домой. Но перед уходом она обязана была предстать перед экономкой, чтобы та могла оглядеть ее и проверить, все ли в порядке.

Миссис Фултон сразу нашла, за что зацепиться. Ей показалось, что шляпка у Бидди чересчур сдвинута назад, и она заставила надвинуть ее поглубже на лоб. Кроме того, пальто мятое и башмаки недостаточно блестят. Заметив все мыслимые и немыслимые погрешности, она сказала, что Бидди следовало бы отослать назад наводить на башмаки блеск, но так как это был выходной, то она решила ее простить и закрыть глаза на неряшливый вид. Сделав внушение, миссис Фултон наконец смилостивилась и сказала:

– Можешь идти.

Бидди едва удержалась от дерзости. А ей очень хотелось сказать: «На улице сыро, а на дороге грязь по колено, по ней только в начищенных башмаках и гулять». Но девушка знала: лучше помалкивать, чтобы не лишиться выходного, потому держала язык за зубами. Она вышла через заднюю дверь, не торопясь миновала двор. Стоило ей добраться до длинной дорожки, обсаженной кустами, которая проходила по границе имения, как она, подобрав юбки, бросилась бежать со всех ног, как будто за ней гнались черти.

Как Бидди и ожидала, проезжая дорога оказалась страшно грязной, ей то и дело приходилось перепрыгивать через выбоины. Она решила, что пробежала не меньше чем полдороги, и остановилась перевести дух. Постояла несколько минут, прислонившись спиной к дереву, постепенно приходя в себя, потом двинулась дальше, слегка пританцовывая. Всю дорогу ей никто не встретился. Когда она вышла к шлагбауму, за которым раньше начиналась платная дорога, то сразу увидела Тола. Он был не на своей повозке, а шел пешком, выбирая места посуше.

– Тол! Тол! – закричала Бидди, едва завидев его. Он остановился и подождал, пока она, запыхавшаяся, подбежала к нему.

– Ты куда несешься, вся красная, как свекла? – широко улыбаясь, поинтересовался он.

– Домой.

– Понятно, что домой. Сегодня твой первый выходной?

– Да.

– Ну как тебе там, нравится? Улыбка сбежала с ее лица.

– Нет, Тол, нет, – надув губы призналась Бидди. – Мне там все противно.

– Да, я так и думал, – с мягкой грустью проговорил он. – Я узнал через парней, что работают в конюшне, как у тебя идут дела. Наверное, ты обрадовалась, когда увидела Дэйви.

– Ты и это знаешь?

– Я много чего знаю. – Он склонил голову набок, пристально глядя на нее.

– Ты всегда все знаешь.

– Когда тебе надо вернуться? К шести, верно? – спросил он.

– Да.

– Сделаем так, я буду ждать тебя здесь с моей… что скажешь на это?

– С повозкой? – Она качнула головой в его сторону.

– Нет, не с моей старой повозкой, – возразил Тол и, важно выпятив грудь, объявил: – Мадам, я купил себе двуколку.

– Не может быть, Тол. У тебя двуколка?

– Да. Купил на прошлой неделе в Брэмптон-Холле, что по дороге в Феллбурн, на распродаже. Я ездил туда с конюхом. Он хотел посмотреть сбрую, а я приметил эту старую двуколку. Неизвестно, когда в последний раз ее красили, и спиц не хватало. И там был еще старый пони, тоже неказистого вида. А сейчас посмотрела бы ты на двуколку и этого старого бедолагу – их просто не узнать. В общем, так, около трех я освобожусь и буду ждать вас, мадам… – с расстановкой произнес он, снова напустив на себя важный вид, – на этом самом месте.

– О, Тол! – Ей хотелось броситься ему на шею и попросить: «Пойдем вместе к нам домой». Но Бидди только уткнулась лицом в его руку, когда он на несколько мгновений прижал ее к себе. И после этого девушка опять бросилась бежать, удивляясь про себя, почему в минуты искренней радости ее всегда тянуло заплакать…

Рия ждала ее на дороге за воротами. Мать и дочь крепко обнялись. Рия сама не представляла, как сильно ей не хватает дочери. А Бидди сердце подсказывало, что она любит мать и всегда будет любить.

К ней через двор бросились Джонни и Мэгги. Все вместе стали тормошить ее, забрасывать вопросами: Нравится ли ей там? Сколько часов в день она работает? Чем ее кормят? Хорошая ли у нее комната? Она отвечала на их вопросы, но немного кривила душой. Ведь не признаваться же матери, как до этого Толу, что она ненавидела свою работу и дом, где жила. По крайней мере, ей не хотелось говорить правду при младших, чтобы не портить радость встречи. Всем было весело… и все же в душе ее притаилась грусть. Особенно тоскливо ей стало, когда она переступила порог библиотеки. Слезы были готовы политься из глаз, когда пальцы ее ласково погладили стол, за которым хозяин сидел каждое утро, каждую неделю… Бидди казалось, что так было с самого ее рождения, потому что она с трудом могла вспомнить жизнь до того дня, как хозяин стал давать им уроки.

Они пили чай с хлебом, джемом, булочками и яблочным пирогом. Бидди объясняла брату с сестрой обязанности слуг в доме. Но когда ее попросили рассказать о доме и описать хозяев, то призналась, что никого из них не видела. Этому удивилась даже Рия.

– Неужели ты так ни разу не встречала ни хозяйку, ни хозяина? – поразилась она.

– Нет, мама, и не думаю, что увижу их раньше того дня, когда выдают жалованье, и потом, на Рождество. Моя подруга Джин, я тебе о ней рассказывала, работает там уже несколько лет, а видела хозяйку, когда та вручала ей подарок на Рождество.

– И тебе дадут подарок? – Глаза Мэгги азартно горели.

– Каждый получает подарок на Рождество, – заверила их Бидди, и брат с сестрой восхищенно закивали головами.

Бидди осталась наедине с матерью только перед самым уходом, и Рия прямо спросила:

– Ну, как там на самом деле?

– Мне не нравится, мама, – честно призналась девушка. – Работа ужасная… но это бы еще ничего, к ней можно привыкнуть. А вот старшая прачка – настоящий кошмар, житья от нее нет. Она просто отвратительная, меня невзлюбила, и экономке я тоже не нравлюсь.

– Может быть, тебе только так кажется?

– Нет, мама, совсем не кажется. Так оно и есть. Но из них двоих хуже миссис Фицсиммонс, потому что я рядом с ней целый день. Ты знаешь, мама, что я делаю? – Лицо Бидди немного оживилось. – Я учу с Джин буквы и показываю, как писать ее имя и…

– Ну и ну, – укоризненно произнесла Рия. – Вот что мне хочется сказать, дочка: на твоем месте я была бы с этим поосторожнее. Считай, что я тебя предупредила, и мотай на ус. – Она погрозила дочери. – Ученье не по душе не только господам. Слуги в таких домах тоже против книжек и всего такого. Когда люди поднимаются высоко по своей службе, они начинают много о себе понимать и сильно гордятся. Но не в ученье тут дело, а в разнице между ними и теми, кто внизу и… – Рия умолкла, чувствуя, что у нее не хватает слов выразить свои мысли о межой сошке из прислуги, которые выбились на высокие посты, не умея даже написать свое имя. Сама же она их понимала и представляла все достаточно ясно. Хотя она тоже выучилась грамоте, но иногда ее совсем еще молоденькая дочка, знавшая много выдержек из книг и умевшая говорить почти так же правильно и красиво, как хозяин, вызывала в ней чувство собственной неполноценности, которое порождало враждебность.

Бидди постаралась успокоить мать, считая, что к неприятностям занятия не приведут.

– Не беспокойся, мама, никто не узнает: Джин, конечно, не проболтается. Мама, можно мне в следующий выходной привести Джин к нам. Ей не разрешают уходить в выходные, потому что у нее нет родных, она из приюта.

– Ах, бедняжка, конечно, в следующий раз приходи вместе с ней.

– Ой, спасибо, мама! – Бидди направилась из комнаты в холл и, как бы между прочим, заметила: – Мама, я встретила Тола, когда шла сюда. Он был один. – Она не стала говорить, что у него и в воскресенье была работа. – И он спрашивал… о тебе.

– Правда?

– Он просил передать тебе привет, – не моргнув солгала Бидди. – Знаешь, что у него теперь есть, мама?

– Что?

– У него двуколка и пони.

– Рада за него.

– Он обещал встретить меня и отвезти назад.

– Тогда тебе крупно повезло. – Они уже вошли в кухню и стояли у очага лицом друг к другу. – Но тебе все равно пора собираться. Одевайся.

– Мама…

– Одевайся, Бидди.

Девушка не стала возражать. Быстро сгущались сумерки. Они вышли на аллею, и тут Бидди остановилась и оглянулась.

– Мне так нравится этот дом, мама, – тихо проговорила она. – Я надеюсь, тебе никогда не придется уйти отсюда.

Рия поспешно отвернулась и пошла по дорожке к воротам. Беспокойные мысли роем вились в ее голове. Почему она не сказала дочери, что, умри она, Рия, завтра, и дом перейдет к ней, а не к старшему по возрасту Дэйви. И что еще более существенно, дом так же отходил Бидди, если бы Рия вышла замуж. Почему, почему она об этом молчала? Разум не подсказывал верного ответа, но в глубине души ее затаилась обида на того человека, который взял у нее сына – по крайней мере, заставил его уйти из дома. Затем лишил и дочери, сначала своим ученьем, а потом сделав ее единственной, кто по настоящему выиграл от его извращенного великодушия.

А что он оставил ей? Дом, которым она владела, находясь в нем одинокой пленницей, без надежды обрести поддержку мужчины. О, как ей хотелось, чтобы рядом был мужчина и наступил конец тоскливому одиночеству. Временами Рия была готова послать дом ко всем чертям, отправиться в коттедж в лощине и предложить себя Толу, став для него пусть всего лишь очередной женщиной. Разум подсказывал, что это неплохой выход из положения: она стала бы его женщиной и сохранила бы дом. Что же ее останавливало? А в самом деле, что?..