Ночь была великолепная, тихая и ясная, напоенная ароматом тысячи цветов. Ее благоухание, казалось, звало Тони к себе. Она высунулась из окна своей спальни, отдавшись мягкому дыханию ветерка, дуновение которого ложилось, как ласки, на ее уста. С внезапной быстрой решительностью она накинула на себя мягкий шелковый капот и, тихо спустившись по лестнице, вышла из дома.

«В сад виллы? Почему нет?» Она медленно пошла по направлению к нему. Быстрые страстные воспоминания поднялись в ее душе, когда она вступила в его благоуханную темноту.

Движения ее ног в белых туфлях были неслышны на мшистых тропинках. Она обошла вокруг террасы. Как часто она и Роберт лежали здесь вместе на длинных и широких креслах, перешептываясь, лицом к лицу. Как они любили здесь!

В одном из углов под нависшими ветвями жасмина и теперь стояло кресло.

Она прошла к нему, откинулась в нем и отдалась воспоминаниям. Она жаждала их теперь, она радовалась им, потому что это были больше не воспоминания о Роберте, а удивительные воспоминания о страсти.

И целых десять лет ее жизнь была пуста, лишена всякого вкуса и остроты! Она вдруг присела, крепко прижав руки к груди.

Она завтра уедет обратно в Париж, и пусть Жан женится на ней так скоро, как он захочет. За закрытыми дверьми ее ждала жизнь. Ей оставалось только открыть их, и она была бы подхвачена и поднята высоко на волнах ее полноты. Сияющие глаза Жана, казалось, смотрят в ее глаза.

Не отдавая себе отчета, она протянула вперед руки.

Странные, обжигающие мысли, которых она не знала годами, проникли в ее мозг. Завтра она уедет домой, обратно к Жану, к его ожидающей любви, и они сразу поженятся, и он возьмет ее в Италию, на их медовый месяц.

Медовый месяц, время необузданной игры страсти, и она, окруженная всякой роскошью и обожаемая человеком, который желал ее.

Ей стало казаться, что ее настоящая душа, живая чувственная душа, которая принадлежит Роберту, внезапно пробудилась к жизни: прежние желания, прежние томления, огни, которые его любовь зажгла в ней, еще тлели, ожидая только ласки, только страстного прикосновения, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.

– Напрасно будете вы меня убеждать…

Она резко поднялась с места и слегка вскрикнула, потому что из-за ветвей большого розового куста блеснул свет фонаря.

– Напрасно будете вы меня убеждать, – продолжал певец на террасе. – Кто там? – сказал он, остановившись и подняв свой фонарь. – Неужели? Ведь это же утренняя дама.

Тони рассмеялась.

– О Соломон, ваша мудрость изумляет меня. Он опустил фонарь и, сделав несколько шагов, уселся на ступеньках террасы.

– Я действительно не обнаружил чрезвычайной мудрости, – сказал он, – я думал о вас, если вам угодно знать, в тот самый момент, когда я вас увидел.

Она наклонилась вперед.

– Что вы делаете здесь по ночам, хотела бы я знать?

– Как раз о том же хотел я спросить вас. Мой ответ очень прост: я случайно живу здесь, изволите ли видеть.

– Боже милостивый, а я как раз собиралась дать вам нагоняй за то, что вы ворвались сюда! Оказывается, вам следует наказать меня.

– Но и я не собираюсь гнать вас. Я хочу, чтобы вы остались.

Его смелые глаза блеснули при свете фонаря.

– Вы можете теперь потушить фонарь. Он так и сделал.

– Гораздо приятнее быть одному с вами в темноте.

– Скажите, где вы научились говорить глупости, господин?..

– Меня зовут Гуго Дакр, – быстро ответил он, – и я не говорю глупостей, могу вас уверить. Я сказал то, что я думал.

– Тогда, очевидно, вам не следует говорить все, что вы думаете.

– Вы не назвали мне своего имени.

– Разве я вам говорила, что собираюсь назвать его?

– Нет, но вы спросили мое имя. Играть надо честно, знаете ли. Можно мне закурить?

– Пожалуйста, и, если вы такой сторонник честной игры, то и я не прочь разделить с вами это удовольствие.

Он протянул ей портсигар и, наклонившись ближе, зажег для нее спичку. Он коснулся ее руки своей. Она отдернула ее.

– Спасибо, я закурила.

– Мне нравится, как вы причесываетесь.

– Мой милый молодой человек, я уже раз, или два, или еще больше указала вам на некоторую личную нотку, которая скользит в ваших замечаниях.

– Да, это верно, но я не думал, что ваши замечания серьезны.

Он закурил свою папироску, глядя в упор на нее. Она заметила вызов в его взгляде.

– А я думаю как раз то, что говорю.

– Я так сильно хотел видеть вас снова. Какое потрясающее счастье встретиться с вами здесь ночью!

– Мне должно быть довольно стыдно, что я проникла на вашу виллу.

– Я рад тому, что вы пришли. Я ломал себе голову, как мне познакомиться с вами.

Тони оставила без ответа его последние слова.

– А красивая девушка с рыжими волосами тоже живет на этой вилле?

– О нет! Дрю со своими живет внизу, в Виллоно. Я здесь один. Они завтра уезжают.

– Вы, верно, тоже уезжаете с ними?

Он задумался.

– H-нет, полагаю, – выговорил он медленно. Тони была уверена, что он собирался уехать, но внезапно решил остаться. Она понимала почему, но не хотела сознаться в том самой себе. Ее собственный план уехать завтра в Париж был также забыт.

– Вам не холодно? – спросил Дакр. – Вы в ужасно тонком платье, разве нет?

– Спасибо, я не страдаю. Почему вы не хотите ехать вместе с вашими друзьями?

Его папироса ярко вспыхнула.

– Не знаю. Флоренция такое милое место. Иногда случаются милые приключения – на террасе, например!

Он рассмеялся, и Тони также.

– Вот так лучше, – сказал он, устроившись около перил. – Теперь, когда вы по-настоящему засмеялись, я уже не боюсь вас.

– Боитесь меня?

– Вы выглядите такой холодной, маленькой и далекой.

– Это звучит страшно.

– Но это чертовски привлекательно, могу вас уверить.

– А у вас вид молодого человека, который говорит глупые комплименты.

– Я никогда не говорю комплиментов. Я всегда говорю правду. Повторяю, вы еще не назвали мне своего имени.

– Может быть, я и не собираюсь.

– Вы хотите сказать, что не желаете меня больше видеть? Но почему, что я такого сделал?

– Ничего, вы проявили максимум благотворительности, вы застали меня, незнакомую, на своей террасе и разрешили остаться там.

– Просил вас остаться, – было бы правильнее сказать, разве не так?

– Мне, однако, надо идти.

Она встала.

– Какие сильные духи вы употребляете. – Он понюхал с видом ценителя. – Хорошие духи. Я люблю духи у настоящих женщин, и настоящие духи, конечно.

– Я не сомневаюсь, что ваши познания в том и другом отношении глубоки.

– Это удар насмерть, не правда ли? Есть вкусы, которые, знаете ли, не приобретаются, а присущи от рождения!

– У вас макиавеллиевская манера аргументации.

– А вы по-макиавеллиевски скрытны. Ну, пожалуйста, маленькая белая душистая дама, скажите, как вас зовут? Мне необходимо это знать.

– А зачем?

– Я ведь собираюсь снова увидеться с вами.

– Ваша решительность потрясает. Меня зовут Антония Сомарец.

– Разрешите для краткости: Тони. «Тони» – что за волнующее имя и как оно идет к вам!

– Покойной ночи, господин Дакр, и спасибо за гостеприимство.

– Покойной ночи! Разрешите прийти навестить вас завтра?

– Пожалуйста, если у вас есть охота и если я буду дома.

– Нельзя ли, чтобы вы остались дома и напоили меня чаем? Вы можете надеть эту шляпу с пламенного цвета пером. Останьтесь. Я вам спою, если вы захотите. – При последних словах он откинул голову и засмеялся.

– Я слышала сегодня утром, как вы пели.

– В таком случае, самое худшее обо мне вы уже знаете, но все-таки, можно мне прийти?

– Приходите к чаю.

– Страшно вам благодарен. Я приду рано, имейте в виду.

– До четырех часов я отдыхаю, мои немолодые годы требуют этого.

– Сколько вам лет, около двадцати двух? Так вы выглядите. Покойной ночи. Я буду провожать вас глазами, пока вы не скроетесь из виду.

Один раз, в самом конце холма, Тони обернулась. Он все еще стоял и смотрел.

«Нелепое существо», – сказала сама себе Тони, почувствовав, что ей до глупости хорошо. Ведь каждой женщине, в каком бы возрасте она ни была, приятно сознание того, что она нравится.

«Какой он милый», – подумала она про себя, раздеваясь.

Письмо от де Солна лежало на ее столике. Она взяла его, повертела в руках и, не вскрывая, легла в постель и сразу погрузилась в сон без сновидений.

Назавтра, ровно в четыре часа, Гуго Дакр появился у нее в гостиной.

В руках у него был огромный букет желтых роз. Маленький бутон розы был вдет в петлицу его легкого серого костюма.

– У вас очень изящный вид, сударь.

– А вы при дневном свете выглядите еще очаровательнее, чем ночью.

Он посмотрел на нее и наклонился, чтобы положить свою соломенную шляпу. Она заметила сверкающую белизну его воротника на темной от загара шее.

– Ужасно хорошо, что вы разрешили мне прийти к чаю. Я ведь теперь совсем один. Мои друзья уехали.

– Что же, у вас была трогательная сцена прощания на вокзале?

– О нет. Только вопросы: почему?

– Что значит: почему?

– Почему я остаюсь. – Он посмотрел прямо на нее. – Я не сказал им почему.

Тони стала разливать чай. Она понимала, что ему хочется услышать от нее вопрос, почему он не объяснил друзьям, из-за чего он остался.

– Два кусочка?

– Спасибо, совсем не надо, я терпеть не могу сахара. Я покончил с ним с тех пор, как тренировался.

– Тренировались?

– Да, для гребного спорта. Я воспитывался в колледже св. Магдалины.

– О, скажите, значит, я вижу перед собой одного из тех известных всему свету героев, которые в марте месяце устремляются в Барнес Бридж и творят историю?