Лайм выразительно выгнул бровь.

Рыцарь понял его без слов. В следующую секунду на его лице отразилось то отвращение, которое он всегда питал к барону.

— Значит, он был как обычно пьян.

Лайм молча кивнул в знак согласия.

— Кто его нашел? Ты?

— Нет, он сам выбрался из оврага и добрался до замка.

С хладнокровием, словно речь шла о лошади, Джон спросил:

— Надеюсь, он умер быстро?

Усилием воли Лайм отогнал мысль о брате, чье израненное тело лежало сейчас в спальне.

— Медленно. Слишком медленно.

Многозначительно кивнув головой, сэр Джон сочувствующе улыбнулся и, снова сосредоточенно уставившись на перчатки, сказал:

— Ну, что же, наконец-то с этим покончено. Эшлингфорд теперь твой, Лайм. Жду — не дождусь, когда смогу называть тебя лордом.

Рыцарь принадлежал к числу тех немногих людей, которым Лайм безгранично доверял. Только одному человеку он доверял больше, чем Джону — сэру Хью, управляющему. Но сейчас, не совсем еще оправившись от потрясения, Лайм не хотел делиться своими чувствами ни с кем. Только не сейчас. Может быть потом, позднее, когда он все осмыслит и успокоится.

— Нет, Эшлингфорд мне не принадлежит. Пока не принадлежит.

— Я не совсем понимаю.

— Мейнард оставил замок сыну, рожденному в законном браке.

У рыцаря от удивления округлились глаза.

— Не может быть! Ты ведь не мог не знать о его женитьбе! Оглашение…

— Оглашение имен вступающих в брак было совершено в Розмуре, где он и венчался. Или не было совершено совсем.

— Видимо, он купил разрешение, — пробормотал Джон. — Но это не меняет дела. Мы же все знали об обещании, которое он дал тебе. Он…

Лайм нетерпеливо перебил рыцаря:

— Примерно через час я отправляюсь на юг. Ты едешь со мной?

— Конечно. Но что ты собираешься делать?

Действительно, что он, незаконнорожденный сын Монтгомери Фока, собирался делать?

— Я собираюсь вернуть то, что должно принадлежать мне по праву.

Лайм резко повернулся и зашагал прочь.


— Уильям!

Натянув поводья, Лайм остановил коня перед подъемным мостом. Дюжина верных рыцарей, которые выразили желание сопровождать его в пути, последовали его примеру и тоже оглянулись.

Лошадь, на которой восседал Иво — а это именно он окликнул Лайма — была слишком хороша для безобидного и миролюбивого священника. Меч, покачивающийся на его бедре, в той же степени, что и боевой конь, не соответствовал его сану. Но именно таким всегда знал Лайм Иво. Достигнув сорока девяти лет, этот некогда красивый мужчина продолжал идти по жизни с именем Бога на губах, корыстью в мыслях и жадностью в сердце. Он был и оставался священником только по положению.

Тщательно скрывая раздражение и гнев, Лайм спросил:

— Разве вам не нужно заняться погребением?

Приблизившись, Иво остановился рядом с племянником.

— Нужно, — выдавил из себя священник. — Но, так же как и ты, я не могу отложить поездку в Розмур.

Только теперь Лайм заметил покрасневшие глаза Иво. Видимо, священник искренне оплакивал умершего Мейнарда.

— Ну что же, воля ваша. Если вы так хотите, то поезжайте.

— Непременно отправлюсь, но только с тобой. — Губы Иво искривились в горькой усмешке.

Поведение священника удивило Лайма. Почему Иво не бросился на поиски денег, спрятанных где-то Мейнардом? Так как дело касалось довольно большой суммы — она составляла солидную долю казны Эшлингфорда — это могло означать только одно: золото спрятали так надежно, что оно могло и подождать.

— Но я не нуждаюсь в услугах священника, — заявил Лайм.

— А я их и не предлагаю, — спокойно парировал Иво. Драгоценные камни, богато украшавшие распятие на его груди, ярко засверкали в солнечных лучах.

«О, Господи Всемогущий, — мысленно взмолился Лайм, — дай мне силы сохранить терпение!»

Рыцарь готов был вот-вот дать волю чувствам. Только присутствие подданных, которые больше смерти боялись пролить хоть каплю святой крови, сдерживало его. По праву или нет, он все еще оставался их господином.

— Я не нуждаюсь в ваших услугах, — повторил Лайм.

— Ты же направляешься в Розмур, не так ли?

— Да.

Иво склонил голову набок.

— Значит, я тебе нужен.

— Позвольте спросить, зачем?

— Для того чтобы обеспечить безопасность наследника Эшлингфорда и проследить, чтобы он добрался до замка живым.

Живым?! В душе Лайма всколыхнулась буря негодования. Разве он мог пойти на убийство ради того, чтобы получить то, что и так уже принадлежало ему? Хотя Иво прямо и не упрекнул племянника в злом умысле, в его голосе прозвучало обвинение.

— А вы думаете, что мальчик может не доехать сюда живым? — возмущенно спросил рыцарь.

— В дороге с детьми часто случаются неприятности, — воздев руки к небесам, уклончиво ответил священник. — Поэтому я должен позаботиться о том, чтобы с ним ничего подобного не произошло.

— Так как я не собираюсь брать его с собой в дорогу, могу заверить, что ваша тревога необоснованна, дядюшка, — заявил Лайм обманчиво спокойным голосом. — Я направляюсь в Розмур лишь с одной целью: убедиться в существовании этого ребенка и в законности брака Мейнарда.

— А что ты будешь делать потом?

— Вы задаете слишком много вопросов, дорогой дядюшка.

— Ты собираешься отправиться в Лондон к королю и заявить свои права на титул барона и замок?

Лайм не посчитал нужным ответить на вопрос Иво.

— Оставайтесь здесь и займитесь похоронами своего любимого племянника. Ребенку ничего не угрожает.

Иво мрачно усмехнулся.

— И все же я предпочту убедиться в этом лично.

Надменно вскинув голову, он тронул коня с места и двинулся по мосту.

Лайму безумно хотелось догнать святого отца, стащить с лошади и запереть в одной из дальних комнат башни до своего возвращения. Однако осознавая, что за подобную вольность ему придется нести ответ перед церковью, он сдержал порыв. Пусть, пусть старый черт тоже едет в Розмур. Скоро он пожалеет о своем упрямстве. Пришпорив коня, Лайм приказал:

— Вперед!

Глава 2

— Осторожно, не трогай!

— Почему?

— Видишь шипы? Они очень острые.

— Ух, ты!

— Если дотронешься пальцем, то уколешься и будет больно.

— А почему?

— Потому что… — Джослин вздохнула. — Ах, Оливер, я ведь тебе уже говорила.

— Скажи еще раз.

Женщина ласково похлопала пальцем по носу любопытного малыша.

— Нет, не скажу, молодой человек. Иди, поиграй немного один. У меня есть дела.

Обиженно шмыгнув носом и надувшись, мальчик повернулся и побрел по саду.

— Не забудь взять свой совок, — крикнула ему вслед Джослин.

Подобрав игрушку, Оливер понес ее в конец обнесенного высоким деревянным забором сада, туда, где еще несколько минут назад самозабвенно играл, оставляя после себя ямы и кучки земли. Он намеренно громко, чтобы услышала мать, вздохнул, уселся и принялся рыться в земле. Если его одежда и тело в некоторых местах совершенно случайно до сих пор оставались чистыми, то теперь мальчуган вывозит в грязи и их.

Джослин не могла сдержать улыбку. Она безумно любила этого малыша, испачкавшегося в земле от золотоволосой макушки до кончиков крохотных пальчиков ног. Вид беспечно играющего сына наполнил ее сердце радостью. Тихонько напевая, женщина вернулась к розовому кусту, который пересаживала до того, как Оливер начал задавать ей свои бесконечные вопросы. Джослин снова принялась за работу, но, не успев как следует засыпать корни роз землей, услышала странные звуки, доносившиеся издалека. Опустившись на колени, она прислушалась. Нет, слух не обманул ее: звуки становились все отчетливее и распространялись не только по воздуху, но и по земле.

Женщина ощутила легкую вибрацию под коленями. В мгновение ока ее осенила догадка. Лошади?! Но кто мог нестись к деревне с такой скоростью? Даже ее отец, хозяин Розмура, не позволял себе ничего подобного. Вряд ли нашелся бы человек, посмевший обвинить его в нарушении правил. Но, возможно, случилось что-то непредвиденное, что заставило отца поспешно вернуться из Лондона, куда он уехал три дня назад.

Джослин встала и замерла.

— Мама, что это?

Оглянувшись, она увидела, что и Оливер, поднявшись с земли, прислушивается к лошадиному топоту.

— Ничего. Оставайся там.

— Я пойду с тобой.

— Нет, я сейчас вернусь.

— Но я хочу…

— Оставайся на месте, — строго повторила она.

Мальчик обиженно сложил губы, всем своим видом давая понять, что вот-вот заплачет. Однако мать осталась непреклонной и решительным жестом указала на дальний угол сада.

Надеясь, что Оливер не ослушается (а именно это он постоянно делал с тех пор, как ему исполнилось два года), Джослин торопливо вышла из сада и направилась к крыльцу дома. Заслонив глаза ладонью от солнца, она вглядывалась вдаль, но видела лишь мирно раскинувшуюся внизу деревню и жителей, которые вышли на улицу, чтобы узнать, что случилось. Женщина слышала и перешептывания выбежавших из дому слуг.

Решив, что отец и его люди возвращаются с плохими новостями, Джослин приподняла юбки и торопливо зашагала по зеленой, еще не просохшей после вчерашнего дождя траве. Но не прошла она и четверти пути, как впереди показались всадники. Миновав деревню, они свернули на ведущую к господскому дому дорогу.

Женщина оцепенела. Хотя рыцари находились еще довольно далеко, она заметила, что отца среди них нет. Зато в свете солнечных лучей отчетливо выделялся высокий, гораздо выше, чем Гемфри Рейнард, всадник, возглавляющий отряд. Его голову венчала копна огненно-рыжих волос.

О, Господи! Он приехал.

Несколько мгновений, которые тянулись целую вечность, Джослин стояла, словно пораженная молнией. Ноги, казалось, вросли в землю, будто корни деревьев. Мысли путались в голове. Очнувшись наконец от оцепенения, она ощутила, как ее сердце заледенело от ужаса. Молодая мать думала сейчас только об одном. Сын! Ее сын.