Когда Хэзард рассказал Венеции о своих планах, она не могла не согласиться, что, пока Янси жив, им с Треем будет куда безопаснее оставаться в деревне. И все-таки мысль о разлуке с ним казалась ей невыносимой.

Провожая мужа, Венеция, сдерживая рыдания, с мокрыми от слез щеками, прижалась к его груди.

— Ведь это ненадолго, правда?

— Конечно, дорогая.

— А когда ты вернешься? Хэзард помолчал.

— Недели через две я приеду навестить тебя.

— А потом?

Он вздохнул. В его объятиях Венеция казалась такой маленькой, такой хрупкой и беззащитной.

— Я буду приезжать к тебе при каждом удобном случае.

— Я понимаю, что ты должен ехать, и все-таки…

— Но я уезжаю не навсегда, биа. Береги себя. Помни, что ты мне нужна. И заботься о нашем сыне.

— Но неужели мне нельзя поехать с тобой? — в отчаянии воскликнула Венеция.

— Пока нет, — спокойно ответил Хэзард. — Когда малыш подрастет, вы приедете ко мне оба.

— Не заставляй меня ждать слишком долго! Хэзард покрепче обнял жену, такую хрупкую и нежную, и подумал, что любит ее больше, чем следовало.

— Через две недели мы увидимся, — пообещал он.


У орудия Гатлинга теперь все время дежурил один из воинов-абсароков, работа на шахте шла круглосуточно. Хэзарду хотелось добыть как можно больше золота, а потом можно будет и отдохнуть. Если ему повезет — а при разработке золотых месторождений только везение и имеет значение, — то им всем хватит денег до конца жизни.

46

Неделю спустя полная луна освещала деревню абсароков на берегу Эш-ривер.

Венеция оставила Трея с Красным Пером и отправилась в вигвам матери Неутомимого Волка учить новые слова абсароков. Ей хотелось удивить Хэзарда знанием его родного языка, когда он вернется.

В индейской деревне царило спокойствие. Собаки залаяли только раз за весь вечер, но тут же все стихло, и над рекой больше не раздалось ни звука.

Два часа спустя Венеция возвращалась в свой вигвам. Луна ярко освещала все вокруг, с гор дул холодный ветер, неся с собой запах дождя.

Ей стало как-то не по себе, когда волкодав Хэзарда не встал поприветствовать ее у порога. Этот пес был самым верным из всех сторожевых собак. Хэзард сам воспитывал его с детства. Но Венеция постаралась отбросить прочь дурные предчувствия. В конце концов, у собаки могло найтись множество причин не лежать у входа в вигвам Хэзарда.

Она откинула полог, вошла в вигвам — и тут же закричала.

У ее ног в луже крови лежал Красное Перо. Сторожевой пес с оскаленными клыками и перерезанным горлом валялся рядом. Колыбели в вигваме не было. Ее ребенок исчез.

Крик Венеции снова разорвал ночную тишину индейской деревни, и через несколько минут все члены клана были на ногах. Посланные помчались на шахту, загоняя лошадей. Через тринадцать часов новость сообщили Хэзарду.

Это мог сделать только Янси! Никому другому не пришло бы в голову похищать его сына. Хэзард знал, на что способен Янси Стрэхэн, знал его жестокость, знал, что он готов добиваться своей цели любой ценой.

Медленным шагом Хэзард подошел к Пете и, прислонившись к теплой шее лошади, некоторое время стоял, пока не прошла тошнота и в глазах не просветлело. Тогда он сел на нее верхом и поскакал домой, оставляя все дальше позади тех, кого послали сопровождать его.

Хэзард обнял Венецию и почувствовал, как она дрожит в его объятиях. Плача, она рассказала, что позже на берегу реки нашли записку, прибитую к дереву копьем.

— Он написал, что убьет его! Он убьет нашего мальчика! — Венеция в истерике цеплялась за Хэзарда.

— Нет, он его не тронет, — успокаивал жену Хэзард, сам до конца не веря в это. — Янси нужен прииск, он надеется, что мы отдадим ему его, если он вернет Трея. Если нам не удастся в ближайшее время отбить мальчика, мы отдадим Янси шахту. И получим Трея назад.

— Ты сможешь его найти? Куда они увезли моего ребенка? — прошептала Венеция, поднимая глаза на Хэзарда. — Где он? Его же надо кормить! Джон, а если его некому будет покормить?..

— Они обязательно накормят его, биа. Я же объяснил тебе: Трей нужен Янси живым. Не плачь, мой ангел. Я найду его. — Он попытался вырваться из кольца ее рук. — Я должен идти, меня ждут. Жемчужный Свет позаботится о тебе. Прошу тебя, любовь моя! Дорога каждая минута.

— Я поеду с тобой!

Хэзард тяжело вздохнул и покачал головой.

— Я не могу взять тебя с собой.

Он прекрасно понимал, что, даже если Венеция и окрепла после родов, она представляла собой дополнительную опасность. Для Янси мертвая Венеция была бы куда лучше живой.

Венеция резко отвернулась, потом так же резко повернулась к Хэзарду. Ее глаза сверкали.

— Он мой сын! — крикнула она.

Хэзард на мгновение прикрыл глаза рукой. Когда он заговорил, его голос зазвучал резко, грубо.

— Наш сын в руках Янси, и мальчику грозит опасность. Учти: если ты упадешь по дороге, я не буду ждать тебя. Я просто хочу, чтобы ты это поняла.

— Тебе не придется меня ждать, — удивительно спокойно ответила Венеция. — Я от тебя не отстану.

Она была великолепна в своей решимости — маленькая, бледная, но она больше не дрожала. Их глаза встретились, и они невольно потянулись друг к другу. Рука об руку они вышли из вигвама и подошли к группе воинов.

— Еще одну лошадь для моей жены, — приказал Хэзард. — Она поедет с нами.


Они мчались не останавливаясь, пересаживаясь на свежих лошадей, когда прежние уставали. Венеция держалась рядом с Хэзардом. Он оценил ее отвагу, но они оба понимали, что если она устанет, то ему придется отправить ее с охраной домой. Ведь на карту была поставлена жизнь их сына.

Они преследовали индейцев лакота, которых нанял Янси. Их было много, и они стремились как можно быстрее оказаться на своей территории. Когда на следующий день Хэзард и его воины пересекли границу земель абсароков, то ненадолго остановились, чтобы проверить оружие, напоить лошадей, выставить защиту с флангов и отправить вперед разведчиков. Хэзард приказал воинам в случае нападения защищать Венецию.

Племя лакота было намного больше, чем племя абсароков, и Хэзард мог взять с собой только девяносто воинов. Но это не имело значения. Он должен был спасти своего сына.

Когда деревня лакота показалась на горизонте, Хэзард дал указания Неутомимому Волку относительно Венеции. Дальше он поехал один, но сначала тщательно подготовился. Он хотел, чтобы его боевая раскраска была видна издалека. Лоб и виски Хэзард выкрасил охрой, а остальную часть лица — черной краской с зелеными полосами. Грудь, руки, ноги были раскрашены алым. Хэзард оделся для боя — только набедренная повязка и мокасины; краски на его теле были весьма красноречивы и агрессивны.

Все демоны, преследовавшие Хэзарда во время этой бешеной скачки, оставили его. Теперь он снова стал воином — и собирался атаковать. Столкновения было не избежать, и он был настроен только на победу. Черный Кугуар ехал за своим сыном!

Лакота наблюдали за ним, пока он медленно спускался с холма — вооруженный, в боевой раскраске, демонстрируя высшую храбрость духа. Его лошадь в боевой, украшенной серебром и перьями сбруе не уступала ему в великолепии.

Хэзард уже проехал первый ряд вигвамов, когда говор толпы заставил его оглянуться. Он увидел, что следом за ним к деревне спускается золотистый конь с белой гривой, сверкающей в лучах заката. Огненно-рыжие волосы его всадницы развевались на ветру. Хэзард остановил Пету легким движением колена и стал ждать жену.

Безрассудно храбрая, упрямая, самоуверенная женщина собиралась вступить в схватку с дьяволом. Но такая Венеция была более близка и понятна Хэзарду, чем то дрожащее слабое существо, которое он видел накануне. Она была его женой, и он спокойно ждал ее, окруженный со всех сторон своими извечными врагами.

Когда Венеция подъехала ближе, толпа расступилась, пропуская ее. Она остановила своего коня на полшага позади Петы, и Хэзард улыбнулся ей, выражая свое одобрение. Бок о бок они въехали во внутренний круг — сумрачный воин и ослепительно красивая белая женщина с золотыми волосами. Их не удивило, что рядом с вождями лакота восседает Янси Стрэхэн.

Хэзард спешился и обратился прямо к вождям, даже не взглянув на Стрэхэна. Его сильные руки с темными браслетами на запястьях и выше локтя взлетели в приветствии — этот жест был понятен всем племенам прерии. Черный Кугуар сказал вождям, что приехал за своим сыном и не намерен покидать лагерь без него. А еще он сказал им, что Янси Стрэхэн — вор и убийца. Потом он снова поднял руку и величественным, несколько театральным жестом, заставившим всю толпу охнуть, отослал Пету прочь.

Боевая лошадь сначала не двинулась с места, а лишь повернула голову и посмотрела на Хэзарда. Они столько времени провели вместе, Пета побывала вместе с ним в сражениях, голодала вместе с ним, понимала его с полуслова. Белые не верили, что у лошадей есть душа, но абсароки знали, что это правда. Много раз Хэзард видел подтверждение тому в глазах Петы. И в этот день, стоя посреди толпы враждебных лакота, Хэзард знал, что Пета поймет его.

— Иди, — тихо прошептал он кобыле. — Ты должна. Пета колебалась еще секунду, потом развернулась и легким галопом унеслась прочь.

Все поняли, что Хэзард намерен остаться — и умереть, если потребуется. Такую беспримерную храбрость доводится увидеть редко. Хэзард сразу завоевал уважение и восхищение воинов лакота. Они могли быть врагами, но храбрость у индейцев всегда ценилась высоко.

Янси с возмущением заговорил, прибегая к помощи своего переводчика. Он напомнил вождям, сколько новых ружей обещал отдать за голову своего заклятого врага и сколько уже отдал за то, что лакота захватили в заложники его ребенка.

Вожди переговаривались между собой, взвешивая плату Янси и ценность Хэзарда. Желание Янси во что бы то ни стало получить шахту казалось им сумасшествием белого человека, но все-таки они чувствовали себя обязанными выполнить контракт, оплаченный новейшим оружием.