— Я могу надеть твои брюки, — не сдавалась Венеция.

— Отлично, — его глаза смотрели на нее очень холодно. — Надевай что угодно, только поскорее.

Венеция повернулась к нему спиной и, независимо вскинув голову, вернулась в хижину. Хэзард вошел следом, но она намеренно не оборачивалась, сражаясь со слишком широким для нее поясом его синих кавалерийских штанов. Когда дверь снова хлопнула, она только пробормотала себе под нос что-то о коварных мужчинах, которые не перестают любить своих давно умерших жен.

Ей пришлось закатать штанины, чтобы можно было идти. Выходя из хижины, Венеция продолжала вполголоса ругать Хэзарда и даже не оглянулась напоследок.

— Достаточно быстро я справилась? — ядовито поинтересовалась она, появляясь на крыльце.

— Ты самая расторопная женщина из тех, что мне доводилось встречать, — столь же язвительно ответил ей Хээард.

— Не сомневаюсь, что ты повстречал их немало, — Венеции очень хотелось его разозлить.

— К несчастью, одна оказалась явно лишней, — сухо парировал Хэзард, усаживаясь верхом на Пету.

— Тогда почему бы тебе меня не отпустить? — обиженно спросила Венеция, стоя рядом со второй лошадью. — Это избавит моего отца от множества хлопот.

— И я потеряю участки. Нет уж, ни за что. Поехали.

— Как я должна, по-твоему, сесть на эту лошадь? — она посмотрела на импровизированное седло и стремена, висевшие слишком высоко.

— Мне казалось, ты говорила, что умеешь ездить верхом, — нахмурился Хэзард.

— Я умею, но для это мне нужно сесть на лошадь.

С тяжелым вздохом Хэзард спешился и подошел к Венеции.

— Я забыл нанять для вас грума, миледи. Простите нашу дикость, — он насмешливо поклонился и, обхватив Венецию за талию, усадил ее в седло.

— Но здесь нет мундштука, — Венеция растерянно посмотрела на него.

— Вы удивительно наблюдательны, — хладнокровно заметил Хэзард.

— А как же мне управлять им, мистер Блэк?

— Коленями, принцесса. Или вы предпочитаете, чтобы я вел его в поводу? — с сарказмом предложил Хэзард.

— Нет!

Хэзард пожал плечами, вскочил в седло и пустил Пету легким галопом. В конце концов, пусть управляется как хочет.

Венеции сначала пришлось нелегко, но так как Пета скакала впереди, ее конь предпочитал следовать за ней, а не искать другой дороги. Очень быстро Венеция поняла, что он слушается легчайшего прикосновения, и решила, что Хэзард мог бы и предупредить ее об этом.

Хэзард остановился только один раз, перед самым восходом солнца, у небольшого ручья, чтобы напоить лошадей. Он хотел было снять Венецию с седла, но она оттолкнула его руки и сама слезла с лошади. Не проронив ни слова, они поели вяленого мяса с хлебом и очень скоро продолжили путь.

Вторую остановку Хэзард сделал уже ближе к вечеру. Он бы ехал и дальше, если бы не заметил, что изо всех сил Венеция сжимает челюсти. Ей явно было больно, и он про себя восхитился ее упрямым мужеством. Удобное место для стоянки нашлось быстро — на берегу бурлящего ручья, по краям которого возвышались трехгранные тополя и ели. На этот раз Венеция не оттолкнула его руки, когда он предложил свою помощь. Хэзард аккуратно поставил ее на землю. И хотя в его планы не входило останавливаться на ночь, он сказал:

— Эта поляна выглядит очень уютно. Здесь мы и заночуем.

Хэзард развел костер, сам приготовил ужин, а потом нарезал еловых веток и соорудил небольшой шалаш. Ложе из можжевельника и мягкого шалфея получилось поистине королевским. Он не поддразнивал Венецию, не издевался над ней, не сказал: «Я же тебе говорил», и от его доброты она была готова расплакаться. Проклятье, как ему удается быть таким добрым и терпеливым? И черт побери, почему она влюбилась в него, а он все еще любит свою жену? Это нечестно! Это просто подножка судьбы. Когда она наконец нашла мужчину, которого полюбила, оказалось, что его любовь по-прежнему принадлежит умершей жене…

Венеции отчаянно хотелось узнать побольше об этой загадочной женщине из племени абсароков, но даже она понимала, что некоторые вещи святы. Каждый человек имеет право на свои тайны. А если Хэзард ее не любит, она не в силах здесь ничего изменить. Какая пустая трата времени все эти уловки, при помощи которых якобы можно очаровать мужчину! А она-то так старалась им научиться, прислушивалась к тому, что говорили вокруг, и по-своему пыталась применить свои знания на практике… И почему никто не посвятил этому специальную главу в учебниках? Как бы то ни было, у нее есть гордость, и она уважает чужие чувства.

— Почему ты до сих пор любишь свою жену? — внезапно услышала Венеция свой собственный голос.

Она тут же пожалела о сказанном, но отступать было поздно. Глаза Хэзарда сверкнули, потом он медленно опустил ресницы, и Венеция решила, что он не ответит. Хэзард действительно некоторое время молчал, но когда он поднял на нее взгляд, в нем не было ничего, кроме удивления.

— С тобой все в порядке? Я знаю, тебе сейчас должно быть очень больно: столько времени в седле без подходящей одежды…

— Не пытайся сменить тему! Я хочу знать.

Хэзард снова помолчал, понимая, что в нее вселился демон, и наконец с трудом произнес:

— Она умерла.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Разве тебе это так важно? Абсароки никогда не говорят о мертвых: мы считаем это неуважением к ним.

Венеция молча кивнула, но ее глаза цвета штормового моря не отрывались от его лица.

«Да, в настойчивости ей не откажешь», — подумал Хэзард. И очень тихо он начал говорить:

— Когда люди умирают, их нельзя больше любить. Мы любим память о них, вспоминаем ту радость, которую они нам приносили, вновь переживаем то, что с нами было когда-то… Но, понимаешь, как только человек, которого ты любишь, попадает в страну теней, его больше нет. По-прежнему растет трава, и цветы пахнут так же сладко, бизоны проходят стороной. Но память — это не то, что жизнь. Ты считаешь, что можно любить того, кого давно нет?

Его вопрос прозвучал спокойно и серьезно. На этот раз долго молчала Венеция.

— Я не знаю, — наконец произнесла она. — Тогда почему ты сохранил ее платья?

Хэзард сидел на земле совсем рядом с угасающим костром. Подхватив пучок травы, он бросил ее в огонь, и в небо устремился столбик дыма.

— Платья были частью воспоминаний, напоминанием о моей молодости. Тогда вся жизнь казалась игрой и будущее не сулило ничего, кроме удовольствий и приятных приключений.

— Сколько тебе было лет, когда ты на ней женился? Хэзард так ушел в свои воспоминания, что Венеции пришлось повторить свой вопрос.

— Семнадцать, — слабо улыбнулся Хэзард. — Только мы говорим «семнадцать зим».

В свете костра его индейская кровь стала особенно заметна. Темные волосы упали на лоб, стоило ему чуть наклонить голову, а черные глаза смотрели в сердце костра, словно ответы на мучительные вопросы Венеции таились в догорающих углях. Она снова подумала, что среди природы он чувствует себя как дома.

— Вы были счастливы? — Венеция была готова откусить себе язык за этот вопрос.

— Да.

Спокойный ответ ранил ее больше, чем она предполагала.

— И что произошло?

— Она умерла.

— Но почему?..

— Она убила себя. — Голос Хэзарда зазвучал очень холодно. Он вспомнил, как тогда Неутомимый Волк оторвал его пальцы от ледяного запястья Черной Голубки и увел его. Никто другой не осмелился этого сделать. — Все, допрос окончен.

Даже Венеция, упрямая и бесцеремонная, не решилась продолжать.

— Я лягу у входа, — сказал Хэзард, как будто ничего не произошло. — Мы отправимся в путь с восходом солнца. У нас впереди долгий день.

Венеция тяжело вздохнула. Таинственная смерть жены Хэзарда после этого разговора стала еще более загадочной. Решив, что эта тайна может подождать, она попыталась встать — и тут же рухнула обратно. С тех пор как Хэзард снял ее с коня, она сидела спокойно и почти забыла о боли, но стоило пошевелиться, боль стала нестерпимой. Грубая ткань кавалерийских штанов Хэзарда натерла ее нежную кожу за целый день, проведенный в седле.

Хэзард мгновенно оказался рядом с ней, подхватил ее на руки, отнес в шалаш и уложил на душистую постель.

— Мы оба слишком упрямы, — прошептал он, глядя в небесно-голубые глаза, повлажневшие от слез. — Прости меня, я должен был раньше заметить…

— Я сама во всем виновата, — Венецию тронуло его извинение. — Я могла тебе сказать.

— Только не неукротимая мисс Брэддок! — Его белозубая улыбка казалась еще ярче на фоне бронзовой кожи.

— Тебе придется поискать более покладистую женщину прямо сейчас. Я, наверное, неделю не смогу ходить.

— Не беспокойся. Об этом я позабочусь.

— Пожалуй, впервые меня не раздражает твоя самоуверенность. — Венеция тоже улыбнулась ему, но улыбка получилась страдальческой: ей все-таки было очень больно.

— Я взял с собой одно спасительное средство, — добродушно заметил Хэзард. — Просто на всякий случай. Кстати, меня всегда раздражали упрямые женщины. — Его пальцы коснулись уголка ее губ. — Правда, есть одно исключение, — негромко добавил он.

— Наверное, мне нужно было надеть одно из этих платьев…

— Конечно. Совсем другое ощущение, когда между тобой и лошадью только кожа, — согласился Хэзард. — Но никогда не поздно исправиться. Я захватил платья с собой на тот случай, если ты передумаешь. А как только доберемся до деревни, мы сошьем тебе собственное платье. Я не хотел тебя обидеть. Просто эти платья оказались под рукой.

— Ты в самом деле не вкладываешь в это никакого другого смысла? — надежда в голосе Венеции прозвучала по-детски трогательно.

— Никакого, клянусь тебе. Кстати, если ты предпочтешь штаны, их тоже можно сшить. Ты сама решишь, что лучше — штаны или платье. Но они должны быть из кожи. Во всяком случае, для долгих поездок. Иначе… — он состроил печальную гримасу.

— А женщины твоего племени носят штаны? — Венеция оценила старания Хэзарда быть дипломатичным и проявить такт.