— Ты тот самый мальчик, который собирает ягоды? — наконец догадалась она.

— Да, мэм, — последовал вежливый ответ.

— Заходи, — пригласила Венеция, вставая. — Давай я возьму пакеты. — Она положила их на стол возле сухой раковины. — Хочешь что-нибудь съесть?

— Нет, мэм, спасибо, — вежливо отказался мальчик.

Когда он заходил на шахту к Хэзарду за заказами на день, тот сказал, что молодая леди не умеет ни готовить, ни мыть посуду, и просил помочь ей. Паренек уже начал собирать тарелки, оставшиеся после вчерашнего ужина, когда Венеция остановила его.

— Эй, послушай! Не знаю, как тебя зовут… Ты вовсе не обязан это делать!

— Я Джимми, мэм, Джимми Пернел, — представился мальчик и потянулся за тазиком для мытья посуды, который висел на гвозде над плитой. — Хэзард велел мне это сделать. И еще он сказал, чтобы я помог вам приготовить ленч.

— Он тебе платит? — Венеция с изумлением наблюдала за его быстрыми, уверенными движениями. Проверив, есть ли вода в котле, он начал растапливать плиту.

— Разумеется, мэм, — мальчик поднял на нее глаза, оторвавшись от дела, — Хэзард всегда очень хорошо платит. Мама стирает и гладит ему рубашки. Он платит ей по пять долларов за штуку. А моя сестра Эбби переписывает для него из газет новые законы по десять центов за слово. Малыш еще не может зарабатывать, но Хэзард говорит, что любой, кто сумеет его развеселить, заслуживает поощрения. Он дает Джоуи деньги каждую субботу, и мама покупает на них побольше еды. Вы не должны беспокоиться, мэм, Хэзард лучше всех!

Венеция улыбнулась про себя и подумала: «Чем не сага о герое?» Правда, Хэзарду приходится за это платить.

— А сколько он платит вам, мэм, за то, что вы о нем заботитесь?

— Э… Гм… Мы еще это не обсуждали.

Оглядев непривычный беспорядок в комнате, Джимми добродушно заметил:

— Когда вы будете лучше со всем справляться, я уверен, что он и вам станет очень хорошо платить. Он честен, как принц, — так моя мама говорит. И это точно. А еще он очень аккуратный и чистоплотный.

— Это я знаю. — Венеция наблюдала, как мальчишка деловито закатывает рукава рубашки, явно сшитой ему матерью. — У его племени какие-то традиции связаны с купанием.

— Да, он купается в пруду каждый день. Мама говорит: после того, как господь отлил Хэзарда, он разбил форму, Хэзард единственный в своем роде.

Венеция нахмурилась. Создавалось впечатление, что мать Джимми очень уж близко знакома с героем.

— А сколько лет твоей матери? — спросила она как можно небрежнее.

— Она уже старая, — объявил Джимми, как дети говорят обо всех, кто старше двенадцати. — Пожалуй, года на два постарше вас, мэм. Хотите, я покажу вам, как надо мыть посуду? Хэзард сказал, что вы не умеете ничего делать. Так я вас научу. — Мальчик предложил это очень по-доброму, без тени осуждения.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарила Венеция, — это очень мило с твоей стороны. Главное, скажи мне, с чего начать?

— Налейте горячей воды из котла в этот таз до половины, а я принесу холодной и покажу вам, как мыть посуду.

Джимми мыл, а Венеция вытирала тарелки красивым полотенцем, вышитым матерью Джимми. На какое-то мгновение, разглядывая сложный цветочный узор, Венеция вдруг подумала, что неплохо было бы тоже научиться вышивать… Она чувствовала себя явно лишней в этом тесном содружестве.

После того как вся посуда была перемыта, Джимми подмел все осколки, не выразив и тени удивления или неудовольствия. Он однажды видел, как его мама запустила блюдом в стену, а потом расплакалась. Это было год назад, когда умер отец, и Джимми знал: если взрослые бьют посуду, значит, что-то не так. Поэтому он все собрал в старую коробку и вынес на улицу без единого слова.

— Мне кажется, — сказал Джимми, вернувшись и одобрительной улыбкой оценивая попытки Венеции убрать постель, — что нам лучше начать готовить ленч. Хэзард обещал прийти ровно в полдень.

Джимми оказался куда лучшим учителем, чем Хэзард, — прежде всего потому, что он намного лучше готовил.

— Я научился у мамы, — объяснил он, когда Венеция сказала ему об этом. Он вымешивал тесто для песочного печенья, и это явно не требовало от него больших усилий. — Посыпьте немного муки на стол, и я покажу вам, как надо раскатывать тесто. Плита нагрелась?

Он уже научил Венецию, как надо это определять, и она смогла с уверенностью сказать ему, что с плитой все в порядке. Ей показалось, что ленч был приготовлен за невероятно короткое время — когда Джимми сунул печенье в духовку, куски мяса уже жарились вместе с луком на огромной сковороде, а молодая картошка томилась в молочном соусе, приправленном диким чесноком.

— Ты просто чудо! — объявила Венеция, сраженная мастерством мальчика. — Как ты умудрился все приготовить одновременно?

— Надо просто уметь считать, мэм. Это несложно. Начинают всегда с того, что готовится дольше всего.

— Все кажется таким простым, когда это делаешь ты… — вздохнула Венеция.

— Вы мне тоже помогли, мэм, — вежливо ответил Джимми, не упоминая о том, что робкие попытки Венеции помочь ему едва не привели к полной катастрофе.

Когда через пять минут через порог переступил Хэзард, Джимми расставил еду на столе. Хэзард от души похвалил его: сам он мог приготовить только что-нибудь очень простое, поэтому приготовленные Джимми блюда всегда вызывали его восхищение.

— Он просто потрясающий мальчик! — подхватила Венеция и получила в награду теплую улыбку Хэзарда. — Боюсь только, что от меня было больше хлопот, чем пользы. Кто бы подумал, что лук так трудно резать?

— Вы не виноваты, мэм, что он упал на пол. Мне следовало предупредить вас, что сначала надо срезать один конец у луковицы. И потом вы отлично справились с раскатыванием теста.

Венеция придерживалась другой точки зрения. Тесто показалось ей таким же неподатливым, как Хэзард в последнее время. Она улыбнулась, но вслух ничего не сказала.

— Вы раскатывали тесто? — изумился Хэзард, и улыбка изогнула его губы.

— Я боюсь, что просто раздавила его. Сначала оно прилипло к стакану, потом к столу, потом к моим рукам…

Венеция рассеянно провела рукой по волосам, и Хэзард вдруг подумал, что ей стоило бы хоть иногда надевать что-то еще, кроме черных брюк и льняной рубашки. Этот ее мягкий жест только подчеркнул неуместность мужского наряда. Решив про себя проследить за ее гардеробом, Хэзард произнес:

— Я уверен, что Джимми без вас не справился бы. Голубые глаза Венеции, опушенные длинными густыми ресницами, уставились на Хэзарда. Его галантная фраза снова напомнила ей утонченного мужчину на балу в Виргиния-сити. Это всегда сбивало ее с толку — цивилизованное поведение, голос культурного человека, случайная галантность. Здесь, в горах, он выглядел на сто процентов индейцем — полуодетый, в кожаных штанах, с бронзовой кожей и длинными черными волосами. Поняв, что Хэзард не смеется над ней, Венеция ответила ему в тон:

— Я уверена, что Джимми отлично бы без меня обошелся, но все равно спасибо. Во всяком случае, я старалась.

— Как вы полагаете, сможем ли мы через пару недель добавить песочное печенье к вашему меню из горячего шоколада и клубники? — улыбка Хэзарда была совершенно лучезарной.

— Возможно, если как следует помолиться, — улыбнулась ему в ответ Венеция.

Ее непривычная приветливость совершенно очаровала Хэзарда. Их глаза встретились над макушкой Джимми, и между ними как будто пробежал ток.

— Неужели молитвы помогают на кухне? — поддразнил ее Хэзард.

— Прикусите язык, а то предки моей матери перевернутся в своих методистских гробах. — Ее голубые глаза лучились смехом.

— Я, пожалуй, рискну навлечь на себя гнев привидений, если еда и впредь будет такой же вкусной.

Джимми не понял, о чем они говорят, но улыбки были ему понятны. Во всяком случае, он сообразил, что посуду пока никто бить не собирается.

— Я буду помогать, как только смогу освободиться от работы, — предложил он.

Венеция благодарно улыбнулась ему и бросила быстрый взгляд на Хэзарда.

— Видите, вам не понадобится тратить времени на заклинания. Джимми проследит за моим воспитанием.

— С каких это пор вы стали послушной? Что же я делал не так?

— Да практически все! — Венеция помолчала, потом насмешливо добавила: — Кроме одного, что вам удается просто замечательно.

Теперь взгляды, которыми они обменялись, могли бы зажечь траву в прерии.

— Следите за своими манерами, — только и смог выговорить Хэзард, когда снова обрел способность дышать.

— Я никогда еще так не следила за своими манерами, но это слишком утомительно, — жизнерадостно отозвалась Венеция, обрадованная его реакцией.

— Я не думаю, что теперь подходящее время и место, чтобы менять свое поведение.

— Не знаю, — легкомысленно ответила она с призывной улыбкой. — Я бы могла изменить свое мнение, если бы вы проявили готовность изменить свое по поводу некоторых вещей…

Проявив недюжинную силу воли, Хэзард все-таки устоял перед ее напором:

— Не думаю, что я стану что-то менять: слишком многое поставлено на карту. Хотя, — продолжал он любезно, — должен вас заверить, — не потому, что мне этого не хочется.

— Это радует.

— Всегда, пожалуйста. А теперь, — Хэзард встал из-за стола, — мне пора приниматься за работу. Спасибо вам обоим. — Он церемонно поклонился и уже от двери обернулся к Джимми: — Перед тем как пойдешь домой, загляни ко мне на шахту. Я дам тебе денег, чтобы ты кое-что купил.

— Конечно, Хэзард. Как только мы с мисс помоем посуду.

— Как, опять?! — выпалила Венеция, явно изумленная тем, что все надо начинать сначала.

— Надеюсь, папочка скоро приедет и выручит вас из рабства, — съехидничал Хэзард.

Венеция состроила гримаску, хотя на самом деле ей неожиданно захотелось подойти к нему и поцеловать в щеку. Хэзарду так легко удавалось заставить ее улыбнуться! Не говоря уж о том, что он был первым мужчиной, подарившим ей чувство удовлетворения… Как все-таки жаль, что он так верен своему долгу. Венецию воспитали в мире эгоистов, и она находила жизнь принципиальных людей невыносимо скучной.