— Полно. Когда золото здесь кончится, мы привезем пушку в лагерь.

— Как ты ее сюда затащил?

— Мне пришлось использовать лебедку.

— И что ты говорил людям?

— Что это горное оборудование. Она была упакована, и никто ее как следует не рассматривал.

— Ну что ж, ты неплохо устроился.

— Я старался. Возможно, уже через год все золото отсюда перекочует в наш горный тайник, и тогда будущее клана можно считать обеспеченным.

— А что будет с женщиной?

— Она тут долго не задержится. Я очень надеюсь, что ее отец — человек разумный и сумеет договориться со мной. Женщина говорила, что она единственный ребенок в семье. — Его темное лицо озарилось улыбкой. — Мне просто повезло: можно как следует поторговаться.

— Тебе повезло не только в этом. Можешь поблагодарить судьбу за то, что такая женщина оказалась в твоей постели.

— Она спит одна, — нахмурился Хэзард. Неутомимый Волк усмехнулся: об успехах Хэзарда у красивых женщин ходили легенды среди индейцев.

— Расскажи это кому-нибудь другому!

— Я говорю серьезно. Мне не нужны проблемы.

— С каких это пор заниматься любовью стало проблемой? — улыбка Неутомимого Волка стала еще шире.

— При других обстоятельствах я бы с тобой согласился, но… — Хэзард тяжело вздохнул. — Теперь совсем другая ситуация.

— Ты, правда, не спал с ней?

— В последнее время — нет.

— Значит, все-таки спал. Но по-другому и быть не могло: никогда бы не поверил, что ты не дотронулся до такой красотки.

— Теперь я об этом жалею.

— Жалеешь? — Неутомимый Волк покачал головой и внимательнее вгляделся в лицо Хэзарда. — Это на тебя не похоже. Как-то странно ты себя ведешь.

«Не может быть, чтобы мужчина смотрел на женщину такими глазами и не хотел ее», — решил он.

— Все очень сложно, — пробормотал Хэзард.

— С женщинами всегда так.

— На этот раз все намного сложнее. У меня нет времени на удовольствия. Ты, наверное, помнишь, что я рассказывал тебе о своем видении. Приказания духов следует выполнять.

С этим Неутомимый Волк не мог не согласиться. Все абсароки знали, что Хэзард способен предвидеть будущее, и его видения всегда давали ему власть над людьми и силу его клану. Много лет назад, еще мальчиком, он задремал на Волчьей горе и увидел, как белые люди идут за золотом, увидел всадников с палками, стреляющими огнем, и покрасневшее от крови солнце. Потом в небе появился красный орел верхом на черном кугуаре, и Хэзард услышал, как духи сказали ему: «Золото поможет твоему клану и принесет ему процветание. Слушай и учись, а когда придет время, иди за нами. Мы даем тебе вот это, чтобы у тебя была власть». И когда Хэзард пришел в себя на Волчьей горе, он нашел рядом с собой рыжее орлиное перо и клочок черной шерсти кугуара.

— Что ж, желаю удачи, — сказал Неутомимый Волк. Хэзард поблагодарил его кивком головы.

— Теперь давай займемся золотом. Нужно побыстрее уложить его в седельные мешки: солнце уже встает.

Они поспешно спустились к шахте и принялись за работу.

— Ты приедешь домой на летнюю охоту? — осторожно спросил Неутомимый Волк, наполняя цветной кожаный мешок золотым песком.

— Я собирался, но… — Хэзард помолчал. — Но теперь, когда здесь женщина, наверное, приехать не удастся.

— Можешь привезти ее с собой.

— Я бы не хотел.

Неутомимый Волк внимательно посмотрел на своего друга. После Черной Голубки женщины в жизни Хэзарда существовали только для того, чтобы доставлять ему удовольствие. Почему же не привезти с собой эту?

— Мы все в лагере привыкли к бледнолицым, — дипломатично заметил он. — Никто не придаст этому значения, — Неутомимый Волк улыбнулся, — кроме твоих подружек, разумеется, которые ждут не дождутся твоего возвращения.

— Все решат, что она моя любовница, — запротестовал Хэзард.

— А она ею, конечно же, не является, — съязвил Неутомимый Волк. — Или, во всяком случае, не все время, — добавил он с иронией.

— Она больше вообще ею не является! — Хэзард бросил на улыбающегося друга свирепый взгляд.

— Ладно, ладно. Но боюсь, что тебе будет нелегко блюсти обет воздержания рядом с ней, Черный Кугуар.

— Мне не нужно, чтобы кто-нибудь беспокоился о моих отношениях с женщинами, Неутомимый Волк, — голос Хэзарда зазвучал сурово. — Помни о золоте.

— Вопрос в том, сможешь ли ты не забыть о нем… Хэзард промолчал, но уже его молчание было ответом. Спустя некоторое время все золото было упаковано, караван нагружен, и Неутомимый Волк двинулся в обратный путь по горной тропе, известной только индейцам.

10

— Кто это был? — спросила Венеция, когда Хэзард вернулся в хижину.

— Мой брат, — он произнес это слово сначала на своем наречии, потом по-английски.

— У вас большая семья?

— Нет. Я был единственным ребенком и всегда жалел об этом.

Венеция удивленно подняла брови.

— Но если он ваш брат…

— В нашем племени такая традиция. Мы называем родственников жены братьями и относимся к ним так же.

— Вы женаты? — Венеции не удалось скрыть своего замешательства.

— Сейчас нет, — Хэзард произнес эти два слова очень медленно, словно сам не был уверен в их реальности.

— Что это значит?! — Венеция была так поражена этим неожиданным и так неуверенно произнесенным заявлением, что вскочила с кровати и теперь стояла перед Хэзардом, завернувшись в одеяло, словно в королевскую мантию. — Сейчас нет? Как удобно! Может быть, это было вчера, может быть, будет завтра, но не сейчас? — Ее взгляд стал презрительным. — Мне следовало догадаться. Просто еще один неверный муж! Я полагаю, все эти кумушки, которые рассказывали мне в Виргиния-сити о ваших похождениях, просто забыли упомянуть о том, что вы еще к тому же и женаты. Что ж, удивляться нечему. Очевидно, на Диком Западе люди точно так же живут двойной жизнью, как и на Восточном побережье. А мне почему-то казалось, что здесь, среди такой великолепной, не испорченной человеком природы, все должно быть иначе… Я просто глупа, вот и все, — закончила она с коротким, неприятным смешком.

— Моя жена умерла, — спокойно сказал Хэзард.

Эти слова сорвались с языка буквально против его воли. Традиция племени абсароков запрещала даже упоминать об умерших: они отправлялись к своему Отцу и становились, как и он, священными. Но Хэзард знал, что Венеция не успокоится до тех пор, пока не получит ответа, и поэтому все-таки решился произнести эти слова.

И Венеция тут же почувствовала себя неловко. Ей стало стыдно за свои обвинения.

— Мне жаль, — пробормотала она, и в ее голубых глазах появилось сочувствие. — Как это произошло?

— Я предпочел бы не говорить об этом, — ответил Хэзард.

— Разумеется. Простите меня.

Повисла неловкая пауза. Воспоминания о смерти Черной Голубки даже теперь, спустя многие годы, наполняли душу Хэзарда угрызениями совести. Он попытался восстановить душевное равновесие, прибегнув к испытанному средству — светской болтовне.

— Неутомимый Волк уехал, и я зашел узнать, не захотите ли вы сегодня принять ванну. Я помню, что вы не в восторге от горных ручьев, но вода в пруду совсем не такая холодная. Солнце нагревает ее.

— Вы купаетесь каждый день? — недоверчиво спросила Венеция. В Бостоне было очень легко соблюдать правила гигиены, но она сомневалась, что дикие индейцы могут проявлять подобную чистоплотность.

— Это обычай моего народа.

— И даже зимой?

— Да, и зимой тоже.

— По-моему, это просто абсурдно, — Венеция даже вздрогнула. — Представить страшно — купаться в ледяной воде!

— Этот обычай ничуть не абсурднее многих ваших традиций. Возьмем, к примеру, кринолин. Весьма соблазнительная штука, я согласен, но только когда дует сильный ветер или если вы поднимаетесь вслед за леди по лестнице. Но едва ли кринолин можно назвать самым практичным изобретением.

— Очко в вашу пользу, — вынуждена была признать Венеция. — Но, по-моему, не стоит вести бессмысленные споры.

— Согласен. Вы предпочитаете искупаться первой? — любезно поинтересовался Хэзард.

— Я вообще не хочу купаться, — так же вежливо, но твердо ответила Венеция.

Губы Хэзарда сжались в одну прямую линию.

— Вам все-таки придется это сделать.

— Не вижу для этого повода.

— Красавица моя, вы меня удивляете. Я всегда был уверен, что светские леди чистоплотны.

Венеция вспыхнула от ярости.

— Вы еще и издеваетесь надо мной?! Я привыкла мыться в ванне и не собираюсь лезть в ваш грязный пруд!

— А я не собираюсь стоять здесь и спорить с избалованной девчонкой. Мой пруд чист, как слеза, а если вы не будете мыться, от вас, простите, скоро начнет дурно пахнуть.

Венеция сжала кулаки, глаза ее метали молнии. Она давно уже мечтала искупаться, но не в ее правилах было подчиняться чьим-то приказам. Высокомерно выпрямившись, она вызывающе уставилась на Хэзарда.

— Интересно, что вы сделаете, если я не стану мыться? Побьете меня?

— Очень соблазнительное предложение, — с ангельской улыбкой ответил Хэзард.

— Ну, еще бы! Можно узнать, сколько человек вы уже убили? Немало, я полагаю.

Хэзард стоял спокойно, гадая, что произойдет скорее: с нее сойдет дурь или у него лопнет терпение.

— Так сколько? — не отступала Венеция. — Скажите мне! Много?

— Достаточно, — лаконично ответил Хэзард.

— Назовите мне число! Я должна знать, насколько сильно мне следует вас бояться. Но даже если мне угрожает смерть, я не стану купаться, ублюдок!

Венеция покрепче вцепилась в свое одеяло и внезапно показалась Хэзарду испуганным котенком, который сражается с чем-то огромным и грозным.

— Ради этого не стоит умирать, моя радость, — он ласково улыбнулся и совершенно неожиданно подхватил Венецию на руки. Она стала падать навстречу ему с выражением глубокого изумления на лице, и тут же его сильные руки подхватили ее и прижали к груди.