— А если я отвечу «нет»?

— Мне бы хотелось, чтобы ты этого не делала.

— А мне бы хотелось не быть заложницей.

— Снова ничья, мэм, — усмехнулся Хэзард. — Ваш ход.

— Я не умею готовить, я же тебе уже говорила!

— А я говорил, что помогу тебе, — терпеливо, как маленькому ребенку, ответил Хэзард.

— Я не знаю, что готовить, — призналась Венеция.

— А что ты обычно ешь на завтрак? — вежливо поинтересовался Хэзард.

— Горячий шоколад и клубнику, — ответила Венеция таким тоном, словно это само собой разумелось.

— Каждый день?

— Каждый день.

— Даже зимой? — спросил Хэзард, уже догадываясь, какой услышит ответ.

— Папа импортирует клубнику. А ты что, против? — ядовито поинтересовалась она.

У Венеции вдруг появилось ощущение нереальности происходящего. Как могло случиться, что она, Венеция Брэддок, ведет этот совершенно невероятный разговор в такую рань с совершенно чужим человеком, прожившим всю свою жизнь под открытым небом? Этот темнокожий индеец, несмотря на его светский тон и акцент, все равно остается варваром! И он еще добивается, чтобы она готовила для него!

— Да нет, отчего же, я не против, — совершенно невозмутимо ответил Хэзард. — Я полагаю, что твой отец вносит большой вклад в экономику Бостона. Меня вполне устроит горячий шоколад, — добавил он таким тоном, словно в этом была вся проблема. — Что касается клубники, то, может быть, соседский мальчишка наберет для нас днем каких-нибудь ягод. Ну, а для начала попробуй приготовить омлет. — Он обезоруживающе улыбнулся, и Венеция улыбнулась ему в ответ.

Хэзарду пришлось научить Венецию, как разжечь огонь, показать, где он держит воду и где хранятся продукты. Чтобы не смущать ее, он деликатно вышел, а Венеция, тяжело вздохнув, оделась и принялась за готовку.

Когда Хэзард вернулся, хижина была полна дыма. Венеция виновато посмотрела на него и показала на сковороду с безнадежно подгоревшим омлетом.

— Мне очень жаль, — чуть слышно пробормотала она.

— Ничего страшного, — учтиво отозвался Хэзард. — Придется на завтрак довольствоваться хлебом с маслом — только и всего.

— Это, вероятно, долго не продлится, — торопливо вставила Венеция и пояснила, когда брови Хэзарда взлетели вверх от удивления: — Я имею в виду готовку. Я уверена, что папа очень скоро убедит остальных оставить тебя в покое.

— Хорошо, — ответил Хэзард, хотя сам думал иначе. Он прекрасно знал: когда речь идет об очень крупных деньгах, на это рассчитывать не приходится. А в данном случае на карту было поставлено целое состояние.

Доев последний кусок, Хэзард встал из-за стола.

— Благодарю за завтрак. Я вернусь к полудню на ленч. — На полпути к двери он обернулся: — Кстати, тебе ведь, наверное, нужно выйти: ты со вчерашнего дня не покидала хижину. Как-то я раньше об этом не подумал…

— А ты, разумеется, пойдешь со мной и будешь наблюдать?! — возмущению Венеции не было предела.

Повисла мгновенная пауза, потом Хэзард тряхнул все еще влажными волосами и расхохотался.

— Неужели в Бостоне так принято, мисс Брэддок? Конечно, я могу посмотреть, если это доставит вам удовольствие, — насмешливо добавил он.

Венеция одарила его ледяным взглядом.

— А у меня есть выбор?

— К сожалению, не слишком комфортный, — нежно ответил ей Хэзард.

Венеция рванулась мимо него к двери, а Хэзард остался в хижине, но начал считать про себя. Если она не вернется, когда он досчитает до двухсот, то ему придется выйти и начать искать ее. Теперь, когда он взял заложницу, о покое можно было забыть…

Хэзард досчитал до ста девяносто трех и уже потянулся к кобуре, когда услышал ее шаги по гравию с северной стороны хижины. Он быстро вложил оружие в кобуру, но не стал ее застегивать: враги вполне могли устроить внизу засаду. Однако когда Венеция вошла в маленькую комнату, в его голосе не было и тени недоверия:

— Ну, как тебе понравились мои удобства на улице? Венеция строго посмотрела на него. Неужели он над ней издевается? Но улыбка Хэзарда казалась абсолютно искренней, и она не стала на него обижаться. Когда Хэзард был таким, на него невозможно было сердиться.

— Оттуда открывается великолепный вид.

— Я не сомневался, что тебе здесь понравится. Мы, абсароки, дали этим местам свое название. В буквальном переводе оно означает «Наши сердца радуются».

Услышав, как Хэзард произнес это на родном наречии, Венеция постаралась повторить и смутилась, перепутав последние несколько слогов. Неожиданно теплое чувство затопило душу Хэзарда. Он никогда не слышал, чтобы белые женщины говорили по-индейски.

— Если бы ты научилась выговаривать так же мило простое английское слово «да», мы бы с тобой отлично поладили, — назидательно произнес он.

Венеция нахмурилась:

— Ты сам все время выводишь меня из терпения!

— Для женщины ты слишком упряма и своевольна, — парировал Хэзард, не желая признаться даже себе, что его больше всего возбуждает в ней именно это.

— Для женщины, для женщины… — Венеция начала злиться. — Какое, черт возьми, это имеет отношение к происходящему?

— Все очень просто. Я, как и вы, немало попутешествовал по этому континенту, мисс Брэддок, и успел заметить, что мир принадлежит мужчинам.

Он протянул руку, снял с крючка кожаную рубаху и уже переступил через порог, когда о сосновую притолоку ударилась фарфоровая чашка. Хэзарду пришлось поневоле отметить отличную меткость Венеции: чашка пролетела всего в дюйме от того места, где только что была его голова.

— Ленч в полдень, — напомнил он своей пленнице и, задвигая засов, услышал, как о дверь одна за одной разбиваются тарелки.

Венеция стояла посреди усеянной осколками комнаты и обзывала Хэзарда всеми непотребными словами, которые только смогла вспомнить. И не потому вовсе, что Джон Хэзард Блэк, в самом деле, был таким, а просто потому, что он стал первым человеком в жизни избалованной Венеции Брэддок, который осмелился ей приказывать.

— Мы еще посмотрим, кто кому будет приказывать! — прошипела она в тишине горной хижины. — Мы еще посмотрим, кто кого!

7

Когда Хэзард вернулся, ему пришлось смотреть под ноги, чтобы не наступить на осколки чашек и тарелок, а потом вытаскивать такие же осколки из бруска масла. Второй раз за день ему пришлось удовольствоваться хлебом и маслом. Он проглотил скудный ленч под осуждающим взглядом голубых глаз Венеции и объявил:

— А теперь, красотка, тебе придется все здесь убрать.

— И не подумаю! После того, как ты… — начала, было, Венеция, но суровый голос хозяина дома резко оборвал ее.

— Нет уж, сначала послушай, а потом я разрешу сказать тебе.

Венеция поджала губы, но замолчала. Впрочем, что ей еще оставалось? Она чувствовала себя абсолютно беспомощной перед этим странным человеком.

— Раз между нами существует определенное… соглашение, — начал Хэзард, — я предлагаю вести себя цивилизованно, насколько это возможно. Принимая во внимание весьма скромные условия этой хижины, разумеется. — Он не нервничал, говорил совершенно спокойно и даже снисходительно, но голос его звучал твердо. — Я не собираюсь жить посреди подобного хаоса, поэтому ты должна все здесь убрать. И хватит об этом. Гораздо важнее другое. Я понимаю, что сложившаяся ситуация может отразиться на твоем будущем, а мне бы этого не хотелось. Меня извиняет только то, что не я все это затеял. Я этого не добивался и ни о чем таком не просил. — Он пожал плечами. — Но, к несчастью, так случилось, и ты теперь являешься моей страховкой против махинаций «Буль Майнинг». Однако я полагаю, что нам… гм… следует избегать такой близости, которая имела место вчера. У нас деловое соглашение, и я бы предпочел…

— Тебе незачем продолжать, — прервала его Венеция. Ее голос звучал так же холодно и отрешенно, как и голос Хэзарда. — Мы действительно оказались в крайне неловкой ситуации, и твое предложение — наилучший выход. Мне дорога моя репутация, и я очень жалею о том, что здесь произошло прошлой ночью.

Ее согласие вызвало в Хэзарде противоречивые чувства, хотя он по-прежнему считал, что они должны установить между собой определенную дистанцию. А Венеция между тем продолжала:

— Обещаю вам, мистер Блэк, что отныне буду контролировать свои поступки и больше не причиню вам беспокойства. — Она встала со стула и тряхнула рыжими кудрями. — А главное — я буду день и ночь молиться, чтобы папа как можно быстрее договорился с вами.

— Аминь, мисс Брэддок, — поспешно согласился с ней Хэзард. — Я тоже буду об этом молиться.

8

А в это время полковник Брэддок следовал по горной тропе за проводником — индейцем из племени баннаков. План Брэддока был прост: добраться до сородичей Хэзарда и найти среди них посредника, который помог бы ему спасти свою дочь.

Ужасный ультиматум Джона Хэзарда Блэка вселил ужас в душу полковника. Венеция была для него смыслом жизни, его миром, и он отдал бы все, чем владел, только бы спасти ей жизнь. Его любовь к дочери не знала никаких границ с того самого момента, как он впервые увидел малышку — хрупкое, розовое, абсолютно невинное создание. В тот же день Билли Брэддок поклялся себе, что его дочь никогда не узнает ужасов нищеты, нелюбви и презрения, пережитых им самим в сиротском детстве. И полковник Брэддок никогда не жалел ни времени, ни денег, чтобы исполнить свою клятву.

Отец и дочь стали неразлучными, еще когда девочка даже не научилась ходить: одну из комнат на верхнем этаже здания компании Брэддока в деловом квартале Бостона оборудовали под детскую. Это послужило огромным облегчением Миллисент Брэддок, которая воспринимала материнство как неприятную помеху ее светской жизни. Так что Венеция с самого начала росла под любящим взглядом своего отца.

К четырем годам ее волосы уже приобрели свой неподражаемый рыжий цвет. Тогда-то отец и прозвал ее Огоньком, несмотря на крайнее неудовольствие матери по поводу этого совершенно неподходящего прозвища. Впрочем, еще задолго до этого ее мать потеряла к дочери всякий интерес.