Ройс оглядел платье сверху донизу. В руках миниатюрной Даррелл его подол стелился по полу больше чем на двадцать сантиметров.

— Пусть их отнесут в мою комнату, кузина.

— Ты не хочешь, чтобы я их переделала? — спросила она разочарованно?

— Нет, не сейчас.

Как только Даррелл, недовольно дернув плечом, отвернулась, Ройс посмотрел в кухню, его глаза искали Кристен. Она стояла с опущенной головой за своим столом и работала, возвышаясь сантиметров на двадцать, если не больше, над другими женщинами. Слишком узким и слишком коротким было платье на ее высокой и грациозной фигуре.

— О чем ты думаешь? — спросил Альден подозрительно, проследив за взглядом кузена.

— Я думаю, что это платье моей новой хорошенькой рабыни, — ответил Ройс, не спуская глаз с Кристен.

— Ты шутишь, конечно! — воскликнул Альден. — Это означало бы, что она не простая девушка. Даже у королевы нет ничего ценного, чем этот бархат. А жемчуг — это же целое состояние.

Ройс перевел взгляд на Альдена. Выражение его лица было уже менее напряженным, но по-прежнему задумчивым.

— Это действительно невероятно, но до наступления ночи я узнаю правду.

— Каким образом? Спросишь, не ее ли эти платья? Она скажет «да», даже если это неправда. Какая женщина откажется от таких нарядов, если ее слова некому оспорить?

— Посмотрим.

Голос Ройса прозвучал столь зловеще, что Альден на мгновение пожалел девушку-викинга, представив себе, какими же невероятными средствами Ройс хочет добиться правды. Он предпочел ничего не знать об этом.

Глава 17

На сегодня вся работа была сделана, и Кристен хотела только одного — повалиться на свой соломенный матрац. Жара вскоре сморила ее, а к ней добавлялся еще жар от печки, рядом с которой она была прикована, и ни дуновения за весь день, ни малейшего движения воздуха, что бы хоть немного охладило это пекло.

Она едва не бросилась Эде, появившейся, чтобы снять новую цепь, которую Кристен должна была носить в наказание, но та холодно отстранилась. Она все еще дулась на Кристен за грубую выходку два дня назад. Кристен извинилась в тот же день, но успокоить старую женщину не смогла.

Эта размолвка стала дополнительным моральным грузом для Кристен, ведь Эда была единственной, с кем она могла поговорить, и холодное молчание Эды больно ранило ее.

Эда повела Кристен не в ее каморку, а в ванную и сообщила, что ей приказано искупаться. Несмотря на смертельную усталость, Кристен обрадовалась. Это была вторая ванна после того, как ее привели в дом. Она знала, что Даррелл и Ройс купаются по многу раз в неделю, слуги же, наоборот, редко. Она, привыкшая к чистоте, не могла довольствоваться тазиком с водой, который ежедневно получала для мытья. Одна мысль окунуться в прохладную воду уже подняла настроение. Расслабиться в ванне она, однако, не смогла — другие слуги ждали своей очереди. Правда, она была первой, а если учесть, что все должны были мыться в одной воде, это уже что-то значило.

На этот раз вода была теплой и чистой, а Эда была единственной, кто оставался с Кристен в маленькой комнате. Пока Кристен купалась и наспех мыла волосы, Эда постирала ее одежду. Взамен она дала какой-то бесформенный балахон из грубого полотна. Это был просто прямоугольный лоскут с отверстием для головы в середине и со шнурком на талии, но, конечно же, очень короткий для нее. Его пришлось надеть на голое тело, и Кристен чувствовала себя в нем очень незащищенной. Она согласилась надеть это своеобразное одеяние без боковых швов только потому, что надеялась сразу же уйти в свою каморку.

Но все было не так, как ожидала Кристен. Когда они поднялись наверх, у двери каморки Эда подтолкнула ее, чтобы она шла мимо, и остановилась только в конце коридора, где были покои господина. Кристен, подозревая худшее, отпрянула.

— Почему?..

Эда и теперь не посмотрела на нее, только пожала плечами и постучала в дверь.

— Я делаю, что мне приказывают. Причины мне не называют.

— Он сказал, что хочет видеть меня?

— Он сказал, что я должна тебя к нему привести. Именно это я и сделала.

Эда открыла дверь и стояла в ожидании, когда Кристен войдет. А она медлила. Она не испугалась, нет, просто не могла поверить, что Ройс решился… Ведь если он хотел ее расспросить, он мог бы это сделать днем, не так ли?

Она вошла в комнату по привычке мелкими шагами, хотя Эда после ванны не надела на нее цепи. Как и в тот раз, когда ее приводили сюда после ванны, Эда держала цепи в руке, и так же, как в тот раз, она положила их на стол Ройса, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Он стоял возле открытого окна и смотрел на нее. Его комнату она уже знала, поэтому не оглядывалась по сторонам, а смотрела Ройсу в лицо и ждала, что он скажет. В своем коротком, свободном одеянии она чувствовала себя очень стесненно. Не следовало ей надевать эту рвань. Если пояс ослабнет, она останется все равно что нагая. В таком виде не стоит появляться перед мужчинами. Пару дней назад она, может быть, и использовала бы это чтобы лишить его самообладания, но теперь она уже сама не знала, хочет ли этого. Нет, это не так. Она хочет его по-прежнему. Она только стала сомневаться — стоящая ли это идея, брать то, чего хочешь?

— Я заметил, что платья, которые тебе дали, не совсем тебе подходят.

Это было совершенно неожиданное для Кристен заявление. Он думал о ее платьях в то же время, что и она. Это рассмешило ее, но она взяла себя в руки.

— Ты только сейчас это заметил?

Он пропустил насмешку мимо ушей.

— На моей кровати лежит платье. Посмотри, не подойдет ли оно тебе.

— Мне прямо сейчас его нужно примерить?

— Да.

— Ты выйдешь или останешься и будешь глядеть?

Ее шутливый вопрос разозлил Ройса. Конечно, с ней ничего бы не случилось, если бы он посмотрел! Ей не привыкать показываться нагой перед мужчинами. Он заметил, что злится, но ничего не мог с собой поделать. Тон его ответа был излишне ядовитым:

— Мне нет дела до тебя, женщина. Я отвернусь, пока ты будешь надевать платье.

«Трус», — сказала она про себя, а вслух:

— Как благородно!

Кристен направилась к кровати, чтобы взять платье, но после первых же шагов остановилась. Зеленый бархат и жемчужная отделка… Она не могла не узнать. Это было ее любимое платье, его сшила мама, а мама всегда не любила шить, поэтому это платье значило для Кристен очень много. Бренна столько долгих часов провела за шитьем, чтобы подарить дочери платье ко дню зимнего солнцестояния.

— Чего ты еще ждешь?

Кристен посмотрела на него через плечо. Он и не думал отворачиваться, а наблюдает за ней. У нее не оставалось сомнений — это ловушка. Есть только одна причина, почему он хочет видеть ее в этом платье: он думает, что платье принадлежит ей. А такое платье не может принадлежать шлюхе. Он наверняка дошел до этой мысли. Было бы глупо притворяться, будто она не знает о его намерениях. И она решила наступать.

— Что это значит?

— А что это должно значить?

Она посмотрела на него, сощурив глаза; он явно избегал прямого ответа.

— Почему я должна мерить такое платье?

— Я уже сказал тебе.

— Да, ты хочешь посмотреть, подходит ли оно мне. А если подойдет, ты его мне отдашь? Вряд ли. Так зачем же тогда?..

— Это тебя не касается, девка.

Она дала волю своему раздражению:

— Говори это своим рабам, которые родились рабами! Ты забываешь, с кем говоришь!

— Нет! — закричал он. — Вопрос в том, кто ты на самом деле!

— Опять? — Она наигранно удивилась, хотя внутри у нее все похолодело, как будто он вы сказал свои подозрения вслух. — Какое отношение имеет это платье к тому, кто я есть на самом деле?

— Оно твое или нет?

Она готова была проклясть его за такую наблюдательность, но вместо этого только посмеялась над ним:

— Ты так считаешь? Может, ты думаешь, что я девственница?

— Это так?

— Может, хочешь сам проверить? — провоцировала она его, старательно играя роль, и молилась, чтобы он не заметил фальши.

Ее агрессивные колкости часто выводили его из себя, и теперь он гневно смотрел на нее, а она смеялась, чтобы закрепить свою позицию.

— Полно, сакс. Как ты мог подумать, что такое роскошное платье может принадлежать мне? Это платье принцессы или жены богатого купца.

— Или шлюхи, чей богатый любовник не скупится на подарки, — прошипел он, не дав выставить себя побежденным.

Кристен лукаво улыбнулась.

— Ты льстишь мне, сакс. Ты приписываешь мне больше достоинства, чем я заслужила. Но можешь не сомневаться, если бы у меня был такой богатый любовник, я бы не упустила его.

— Хорошо, ты уверяешь, что платье не твое. Тогда надень его, чтобы я успокоился.

Черт бы побрал этого упрямца…

— Нет, я этого не сделаю. Это жестоко с твоей стороны — заставлять меня надеть его.

— Почему?

— Такая изысканная роскошь — чувствовать на коже этот мягкий бархат после моих лохмотьев, — сказала она.

— И как долго я могу не снимать это платье? Пока твои глупые подозрения не рассеются? А потом ты дашь мне эти лохмотья снова? Это ли не жестокость?!

Ройс улыбнулся. Она впервые увидела его улыбку — на его худом лице исчезла напряженность, и ее сердце забилось сильнее.

— Ты отлично выкручиваешься, девка, и на все у тебя готов ответ. Но ты не учитываешь одного. В твоем положении у тебя нет выбора, и решаешь не ты. Ты сделаешь то, что тебе приказывают. Не важно, кажется тебе это жестоким или нет. Я ясно выразился?

— Да.

— Тогда надевай платье.

Он говорил довольно дружелюбным тоном, но последние слова были сказаны резко. Он решил заставить ее надеть это платье, независимо от того, что она себе напридумывала. Если он увидит, что платье сидит на ней как влитое, тогда он узнает, что платье принадлежит ей. И тогда же он узнает, что она лгала. Еще вечером он задавал себе вопрос, девушка ли она, но теперь станет ясно, что она не шлюха. У него будет достаточно тому доказательств, прежде чем она покинет его комнату.