Через мгновение он услышал, как хлопнула дверь, — так громко, что стены на втором этаже затряслись. Он схватил пиджак и, верный своему слову, вихрем выскочил из дома.

Глава 10

На следующее утро Сторм в отчаянии уставилась на свое отражение в зеркале; у нее покраснели глаза. Это никуда не годилось. Любой догадается, что она плакала. И Бретт догадается.

В прошлую ночь он отсутствовал всего несколько часов. Несколько часов, но очень долгих. Сторм говорила себе, что ей это безразлично, что она плачет вовсе не из-за этого ублюдка. Ей хотелось домой, она ощущала себя брошенной и одинокой. Но даже для нее самой эти оправдания звучали неубедительно.

У нее было тяжело на сердце, и она не могла понять почему. Ей все время виделся Бретт с какой-то безликой женщиной, какой-то неряшливой, растрепанной потаскушкой. Она с горечью подумала: «Ладно, лишь бы держался подальше от моей постели. Что за похотливая свинья! Да еще с предрассудками». Она гордилась своим апачским происхождением. Не ее вина, что он не знал об этом. При мысли, что он обвинил ее в лицемерии, в том, что она притворяется тем, чем не является, на глаза снова набежали слезы. Сторм яростно заморгала. Сам-то он ничто, всего-навсего щеголь с голубой кровью!

Она дождалась, пока он уедет в свою контору, потом спустилась вниз, приказала оседлать и привести лошадь. Есть она не могла — верный признак того, что она не себе. Вместо этого она целый час гоняла на Демоне в сопровождении конюха, вечно ухмыляющегося ирландца, который наблюдал за тем, как она ездит, со смесью ужаса и почтения. Сторм ничего не имела против. Она знала, что ездить одной Бретт не позволил бы, а Сайен ее возраста, хотя и добрых шести футов ростом, и вдобавок вооружен. Она была довольна тем, что он не такой старый, мрачный и суетливый, как Барт. К тому же Сайен знаток лошадей, и, когда она о чем-нибудь спрашивала, он охотно рассказывал ей. И ей нравился его ирландский акцент.

Было уже довольно поздно, когда Сторм и Сайен подъехали к дому Фарлейнов. Сайен хотел было помочь ей спешиться, по Сторм самоуверенно ухмыльнулась и соскочила по-апачски — одним плавным движением. Он только рот разинул. Она знала, что хвастает, но была ужасно довольна. У нее возникло ощущение, что с Сайеном ей будет легко и свободно: он очень походил на ее братьев.

У Марси не было других гостей, и она с радостными восклицаниями влетела в гостиную через несколько мгновений после прибытия Сторм. Как только она увидела бледное лицо и красные глаза Сторм, ее радость увяла. Она обняла Сторм:

— Дорогая, идите сюда, присядьте. Лила, пожалуйста, принеси что-нибудь освежающее.

Сторм прикусила губу. Ей казалось, что она уже вес выплакала, но слезы снова готовы были хлынуть из-за одного только присутствия этой милой женщины. Так не годится. Она не должна пускать слезу на людях. Вместо этого она устало улыбнулась.

— Хотите все мне рассказать? — мягко спросила Марси, держа руку Сторм.

— Я его ненавижу.

Марси выглядела совершенно расстроенной.

— Знай я, что Пол заставил его жениться на мне, никогда не вышла бы за него замуж. Никогда.

— На самом деле никому еще не удавалось заставить Бретта делать что-то против его воли.

— На этот раз удалось.

— Что сделано, то сделано, — тихо сказала Марси.

— Нет. Это не так. Мы с Бреттом не осуществили свой брак, и мы его аннулируем.

Марси была потрясена тем, как горько прозвучали эти слова. Словно девушку обидели, оттолкнули. Словно она хотела, чтобы Бретт стал ее настоящим мужем.

Марси погладила ее по волосам:

— Ах вы бедняжка. Бретт, наверное, впал в ярость. Правильно?

Она сглотнула:

— Как вы догадались?

— Он из тех мужчин, кто всегда добивается того, чего хочет, а уж вы не сомневайтесь, он хочет вас.

Слова эти прозвучали волнующе, но затем Сторм последовательно, с полной отчетливостью вспомнила все стороны их взаимоотношений и поняла, что они неверны.

— Нет, Марси, вы ошибаетесь.

Лила вернулась с горячими булочками и рогаликами, кофе и сливками. Сторм смотрела, как элегантно Марси наливает кофе. Сторм не могла представить себе, что когда-нибудь сможет стать такой изящной. Ее движения неуклюжи и скованны, у Марси же не пролилось и капли. Сторм с благодарностью пила горячий, сладкий кофе.

— Почему вы так расстроены, милая? Сторм поставила чашку:

— Я хочу домой. Я терпеть не могу Бретта. Вдобавок ко всему он еще битком набит предрассудками. — К ее глазам снова подступили слезы.

Марси удивилась:

— Что еще такое?

— Я сказала ему, что папа наполовину апач и что, вероятно, убьет его за то, что он прикоснулся ко мне. Бретт назвал меня лицемеркой! — Она сглотнула. — Что я притворяюсь тем, кем не являюсь.

Марси уставилась на нее, потом попыталась переубедить:

— Сторм, я никогда не слышала, что Бретт нетерпим к кому-нибудь. Это совсем не похоже на него.

— Это его буквальные слова. Он злится, что я не совсем белая; он считает, что я намеренно пыталась скрыть от него свое индейское происхождение. И он порвал письмо, которое я написала домой. Его переполняла ненависть.

Марси задумалась:

— Может быть, он имел в виду что-то другое? Наверное, он очень рассердился.

— Он всегда сердится, — сказала Сторм, смахивая слезы.

Сердце Марси разрывалось от жалости к ней. Чем дальше, тем хуже. Совершенно ясно, что эта прелестная девушка любит Бретта. Марси хотелось хорошенько отхлестать его, и она скорее всего сделает это — не плеткой, так языком.

— Почему бы вам не поплакать, Сторм, сразу станет легче.

— Нет, — вырывая руку, сказала Сторм. — У Бретта есть любовница?

Марси замерла.

— Есть, верно? — рассерженно сказала Сторм с оттенком горечи. — Он обе ночи провел вне дома. Марси изумилась.

— Он ушел к любовнице в первую брачную ночь? Сторм вздернула подбородок:

— Я отказалась пустить его в свою постель, Марси. Лучше она, чем я. Мне наплевать, что он встречается с ней. Я просто не могу перенести, когда меня унижают на глазах этого чертова города.

Марси не могла сдержать гнев. Он не имел никакого права в ярости убежать, как мальчишка, только потому, что Сторм ему отказала. Теперь, вероятно, полгорода обсуждает, где провел Бретт свою первую брачную ночь. Неужели ему было до того уж невтерпеж?

— Какая она? — спросила Сторм. Марси удивилась:

— Милая, если вы хотите знать, есть ли у Бретта любовница, вам следует спросить его самого. — Она осторожно выбирала слова, зная, что ей не следовало вмешиваться в отношения между мужем и женой, даже если этой парой были Бретт и Сторм, даже если они на грани аннулирования брака.

— Но вы сказали… — Сторм замолчала. Марси косвенно ответила на ее вопрос, но это ее не удовлетворило. Конечно, у него есть любовница, она была в этом уверена. На самом деле она хотела знать, действительно ли он провел эти последние ночи у нее. Как же ей это выяснить, не спрашивая его самого?

— Вообще-то, у большинства мужчин есть любовницы, — пыталась увильнуть Марси.

— И у Гранта? — Уже произнося эти слова, Сторм поняла, что задавать такой вопрос неприлично. Она вспыхнула: — Простите!

Марси улыбнулась:

— Ничего страшного. Нет, у него нет. В тот день, когда Грант заведет любовницу, он потеряет меня навсегда, и ему это известно.

— Он никогда этого не сделает, — с завистью произнесла Сторм. — Он вас любит, это читается в каждом его взгляде.

И тут Марси поняла, что надо сделать. Она пошлет Гранта, чтобы он серьезно поговорил с Бреттом. Но не сразу, пусть сначала прощупает почву, а если Бретт станет упираться, она добьется, чтобы Грант прямо сказал ему о сплетнях. Она надеялась, что Бретту станет стыдно за испытанное женой унижение, даже если они и собираются аннулировать брак.

— Останьтесь к ленчу, Сторм. А потом мы можем проехаться по магазинам.

Сторм почти согласилась, но при мысли о том, как люди будут глазеть на нее — те самые люди, которые знают, что свою первую брачную ночь (допуская, что это так и было) Бретт провел у любовницы, — она вежливо отказалась. Остаток дня она будет ездить верхом с Сайеном.

Вообще-то ей хотелось бы направиться на юг до Сан-Диего, а оттуда повернуть на восток, в сторону Техаса. Эта мысль завладела ею целиком.


— Какой сюрприз, — воскликнул Бретт.

Грант улыбнулся:

— Что тут особенного, если мы завтракаем вместе?

Бретт бесцельно перекладывал столовое серебро, раздумывая о своей невозможной жене, которая на самом деле вовсе и не жена, и о письме, которое ему еще предстояло написать. У нею сегодня совсем не было времени; может быть, он напишет его вечером. Несколько лишних дней не имеют значения.

— Бретт?

Он грустно улыбнулся:

— Прости. Сумасшедший день. Ты знаешь, как бывает по понедельникам.

Грант незаметно изучал его лицо.

— Я-то думал, с такой сладкой женушкой, как Сторм, у вас хотя бы несколько дней будет медовый месяц.

Облик Бретта мгновенно изменился: лицо потемнело, мышцы напряглись. Даже руки сжали серебро, словно стальные капканы.

— Сладкой? Ну, это дело вкуса, но и только. Сторм уж точно вовсе не сладкая.

— В раю свои проблемы?

Бретт выпрямился на стуле, свирепо глядя на него.

— Я только хотел помочь.

— Давай заказывать. Жареная утка — просто прелесть.

— Для ленча?

— Я умираю от голода.

Они сделали заказ, и наступило напряженное молчание, по которому Грант понял, что Бретт раздражен и занят своими мыслями. Грант все еще не мог поверить тому, что рассказала Марси. Ор решил сразу взять быка за рога:

— Это правда?

Бретт лениво взглянул на него:

— Что правда?

— Слухи, которые до меня дошли?

— Какие слухи?

— Что ты провел ночь субботы, свою первую брачную ночь, у Одри.

Не веря своим ушам, Бретт уставился на него леденящим взглядом: