Как пусто, пошла по направлению домов и редких огоньков. Последние ее встречи, суды, интервью дали только обозленность, разочарование, боль. Ее всю словно замесили, разорвав и смешав чувства, эмоции, слезы, сомнения в один огромный черно-красный комок, из которого она сейчас состояла. Сондрин перестала себя обвинять, просто отдалась на волю волн жизни, пусть они несут этот разбитый парусник по ветру, возможно, ее ждет гавань, именно сейчас нужен покой, пока она не хочет ничего, кроме тишины, ведь именно она выстроит ее по новой, дополнит гранями которые приобрела в этом жестком противостоянии.

Маленький магазин стоял, как ей по казалось, в центре этой странной и уже порядочно засыпанной снегом деревушки. Глянув одним глазом на дома, она очень засомневалась, что сможет отыскать место для жизни, что там для жизни, найти хотя бы для ночлега. За стойкой стояла грузная, крашеная в ярко-оранжевый цвет, женщина, она подозрительно глянула на девушку.

– Что вы хотите, мэм?

– Я хотела бы узнать, может быть кто-то здесь сдает комнату, мне нужно переночевать, а вообще, я хотела бы пожить здесь.

– Прячетесь от кого-то? – она что-то пробубнила и, отвернувшись, начала что-то искать в сумке.

– Почему вы так решили? – Сондрин поразилась тому, что вот так, с первого раза, она попала в точку.

– Сюда приезжают либо туристы, но они, как правило, на недельку, не больше, либо те, которых ищут. Они на месяц, не более. Либо на сезон, – женщина развернулась и подала ей лист бумаги. Там было несколько телефонных номеров и адресов. – Вот, посмотрите. Сейчас, скорее всего, не дозвонитесь, у нас здесь со связью не очень, а пока светло – можете сходить посмотреть вот по этим адресам, но предупреждаю, если вы скрываетесь от полиции, воровка или наркоманка, то вас быстро здесь отыщут.

– Я не воровка и не наркоманка, – Сондрин была возмущена, но в то же время благодарна. – Спасибо.

– Еду купите, вас ведь просто так никто не накормит, а магазин через час закроется и больше вы ничего не купите, до утра нигде.

– Да, конечно, спасибо, что напомнили.

Она выбрала хлеб, небольшой кусок копченого мяса, запаянного в пленку, кефир и воду. Вышла на воздух, световой день подходил к концу, зимой ведь быстро темнеет, еще не было и пяти часов, а на улицах уже загорелись огоньки. Встала под фонарь, снег еще срывался, падая на экран телефона, набрала первый номер – гудки шли непрерывно, никто так и не взял трубку, впрочем, как и в других случаях. Надо идти пешком и, глянув на название улицы, поняла, ее путь лежал к большому особняку из темного кирпича. В таком заброшенном селе, так далеко в горах, был абсолютно современный большой двухэтажный дом. Чудо. Из дымохода призывно шел белый дымок, в гараже был снегоход и большой черный джип. Сондрин подошла ближе и позвонила. На запрос вышла пожилая женщина в теплых шлепанцах, пристально посмотрела на девушку.

– кого-то ищете? – голос был тонкий, но твердый.

– Здравствуйте, мне дали ваш адрес в магазине, сказали, что возможно вы сдаете комнаты, мне нужно переночевать и не только переночевать, но и снять жилье на время.

– Если у вас есть деньги, то, возможно, я вам помогу. Если нет даже на ночь – не пущу, – она была крайне категорична.

– Сколько стоит ночлег или аренда комнаты?

– 21 евро ночь, – пристально посмотрела на девушку. – Это с завтраком.

Денег было не много, но такую сумму, в ближайший месяц, она могла себе позволить.

– Я согласна, можно мне войти?

– Заплати сначала, а потом войдешь, – такая милая на вид женщина оказалась полной скрягой и не пускала даже на порог без оплаты.

Сондрин достала деньги и заплатила за два дня вперед. О том, чтобы расспрашивать что-то о работе, не было и речи – человек не хотел общаться, а она устала , быстрее бы принять душ и высушить обувь. Дверь распахнулась она вошла в теплую гостиную. Внутри дом был обшит деревом теплого соломенного цвета, масса деталей, огромный камин и большие комнаты делали его похожим на замок. Обстановка в доме было очень богатой, камин отделан вулканическим камнем с кованными решетками, на стенах полотна художников. Импровизированные детали интерьера говорили о том, что над ним работал дизайнер. Неужели это все для туристов? Карина, так звали женщину, провела Сондрин в комнату, которая была на первом этаже. Это была даже не комната, а маленькая квартирка: у нее была свой санузел, огромная комната с большим окном, из которого был вид на двор с заснеженными елками. Комната так же была полностью зашита деревом, на стенах было несколько репродукций Леонарда и большие вазоны с настоящими цветами-деревьями. Огромная кровать была накрыта коричневым пледом, два кресла, тоже в тон, стояли у окна, можно было сидеть и любоваться природой.

– Телевизор можно посмотреть в холле, там же кухня и гостиная, в комнатах я не разрешаю есть, хотите ужинать – делайте все на кухне. Затем после себя убирайте, будете нарушать, я вас провожу отсюда.

– Я не буду нарушать, – Сондрин было немного грустно, такой бесподобный дом в таком прекрасном месте и такое ужасное окружение.

– Я соседка, хозяйка дома приедет только через два дня, вот с ней будете договариваться дополнительно о том чтоб остаться подольше.

– А чья это машина и снегоход? В доме еще кто-то живет? – Сондрин задала вопросы просто на автомате, из любопытства.

– Да, в доме живет мужчина, он арендует весь второй этаж, встретитесь вечером, скорее всего, сейчас его нет, он на прогулке.

Сондрин насторожилась. Никаких встреч она не планировала и не собиралась выползать из своего временного гнездышка. Правда, надо было поесть, но это спорно, возможно выберет время для этого. Еда никогда не было первоочередным действием. Вечер как-то быстро накрыл все вокруг дома, снега уже почти не было видно, только ветер разгулялся сильнее. Сондрин стояла у окна и смотрела на то, как гнутся елки. Слышала как вернулся постоялец с прогулки и то, как лебезила Карина с ним, явно пытаясь угодить. Телевизор работал весь вечер и Сондрин так и не смогла сходить на кухню поужинать. Аккуратно вынула хлеб и тихонько его жевала, сидя в кресле. На столике лежал журнал, видно было, что ему не меньше полугода, открыла и увидела такие знакомые черты лица. Он улыбался, в белой тенниске, на яхте с очередной из своих пассий. В такой вечер, здесь, на краю земли, она почувствовала себя такой одинокой и брошенной. Сердце внутри больно-больно сжалось. Девушка закрыла глаза и слезинка тихонько поползла по щеке. Вновь вспомнила все что было, вспомнила, как перевернули журналисты ее интервью и сколько всего было придумано сверх того, что она говорила, каким монстром они представили его обществу и с каким презрением он смотрел на нее в последний раз. Ослепленная своим страхом и ревностью она действовала просто по-идиотски. И вот вновь напоминание, даже здесь. Пока не увидела, не осознавала, что до сих пор помнила и до сих пор больно. Как-то странно больно, словно осторожно ножом провести по коже. Не резко, а очень неприятно и глубоко. Потери… Особенно те, в которых виноваты сами, режут поглубже и посильнее любого лезвия. Хотелось выть, упасть на пол и выть, но она тихонько закрыла журнал и продолжала смотреть на то, как ветер гнет елки к земле, завывая и перемешивая ее слезы со своим снегом.

В дверь тихо постучали. Сондрин ненадолго задремала, встала и поплелась открывать. На пороге стоял мужчина, ему было не меньше сорока, черная щетина, такие же черные глаза. Взгляд был веселым и открытым.

– Мне сказали что вы заселились, так скучно, давайте выпьем чаю, обещаю, никаких пошлых намеков, даже можете не разговаривать со мной, просто посидите в одной комнате. Мне так сложно одному пить чай.

Она смотрела на него и мало что понимала из того, что говорит, акцент у него был просто ужасным.

– Простите, я вас так плохо понимаю.

–О, простите, я плохо говорю по-английски, знаю французский, но здесь это редкость.

– Вам повезло, – она перешла на родной язык, чем сильно порадовала гостя. – Я француженка и родилась я в Париже.

– Оооо, – его радости не было границ. – Как же приятно поговорить с человеком, который может полностью тебя понять, – говорил быстро и четко. – Что вы здесь делаете, здесь, на краю мира?

ЕЕ новый знакомый был очень эмоционален, когда он высказывался говорило все: и глаза, и руки, и каждый мускул тела. Она смеялась и, если быть откровенным, он был настолько нейтрален, что ни одним намеком, ни одним жестом не дал усомниться в том, что не имеет на нее никаких взглядов и от этого было легко, спокойно и свободно. Просто как старый знакомый, хотя виделись они всего ничего, лишь пару часов.

Буря бушевала всю ночь, зато к утру,  после выпадения большого количества снега, наступили первые непродолжительные морозы. Природа надела белую шубу, снег засыпал пустые полянки, деревья нарядились в пышные белые наряды, лесные тропинки стали непроходимыми, на лед лег снежный покров. Зимняя природа стала тиха и безмолвна, только слышно редкое щебетание зимних птиц, и сухой хруст веток в зимнем лесу. Она выглянула в окно и ахнула. Непременно надо было сходить на прогулку, ведь никогда еще она не видела такой красоты, вот так прямо под рукой, чтобы можно было потрогать, можно было вздохнуть.

Сондрин быстро оделась выбежала на порог, следы от снегохода уходили в лес и она пошла по ним, скорее всего это была тропинка которая сейчас была занесена снегом, огромные ели величественно стояли в снегу в немом молчании. Было морозно и тихо. Отошла совсем недалеко и увидела небольшой мостик, под которым журчал незамерзший ручей. По краям была корочка льда, а внутри весело журчала вода. Как же давно она этого всего не видела, как же радовалась душа при виде такого простого, но такого настоящего чуда. Отошла довольно далеко от дома и уперлась в подножье горы. Постояла, полюбовалась и решила, что пора возвращаться: на часах стрелка добегала к 11, надо было позавтракать или пообедать, а потом побродить узнать что-нибудь о работе, ведь месяц в таком месте, как она предполагала, пробежит быстро, потому что слишком здесь спокойно и как-то слишком уж идеально. Шла по тропинке по своим же следам и как всегда, стайка мыслей крутилась в голове, а самое главное, сейчас она была здесь одна, ничего ее не отвлекало, чтобы попытаться наконец-то разобраться в себе, в том, почему же она такая и почему разрывается внутри. С одной стороны, получает удовольствие от того, что ее подчиняют, а с другой, не может просто так попрощаться со свободой. Вчера вечером рылась в интернете на своем планшете и нашла небольшую статью, она как раз ее перечитывала, раздумывала, уснула, так и не подумав о той информации, которую прочла, а сейчас, вот здесь, среди елок, вспомнила почти каждое слово, потому что, как ей показалось, именно в этом и был ответ. Суть статьи была мотив поведения нижней, ведь именно так позиционировал ее он. Там было написано, что нижний это не тот, который хочет подчиниться хоть кому-нибудь. Он вполне способен быть лидером, просто ему это не комфортно. А подчинение, это то, как он проявляет свои чувства к партнеру. Да, именно это всегда и чувствовала, а еще четко понимала, что никогда не сможет подчиниться тому, кого не примет. А примет только такого который будет сильнее, умнее, тактичнее, хитрее и которому сможет доверять. Например, если бы на месте Себастьяна был Джон, она была просто уверена, что ни при каких обстоятельствах, никогда не согласилась на отношения с ним. Четко понимала, что не та, кому нравится, что бы ее унижали и не та, кто ищет, на кого бы свалить ответственность, потому что самому тяжело тащить. Она просто человек, способный подарить любимому самого себя, целиком. Более того, понимала, что она девушка с довольно сильным характером и многого способная добиться и при этом, совершенно не ждет, что ее кто– то будет ломать, просто хочет дарить свое подчинение. Добровольно. По велению сердца. Должно наступить время, когда станет готова принять рабский ошейник, не ради возбуждающей игры, а как символ своей принадлежности. И носить его с гордостью, вот только как донести это ему, хотя, судя по его поведению, он все прекрасно понимает и, судя по тому, что он выбирал ее, он знал кто она и какими качествами обладает. Ему тоже не нужно рабское подчинение, ему нужен огонь, который бы горел всегда.