— Слышь, дед! — Артем вышел на середину комнаты, прикрывая рукой глаза от света. — Ты не кипишуй. Давай бабло выкладывай, а то свое «вей» сказать не успеешь, как я тебе твои тухлые кишки выпущу! — и он вынул из кармана небольшой складной нож.

Артем был зол. Он злился на тошноту и страшную головную боль, на толстую продавщицу в магазине, которая продала ему паленую водку, на Кудрявого, который не предупредил его о возвращении деда, на друзей, бросивших его. И особенно его злил этот старый и седой еврей в вязаной серой кофте и обрезанных валенках вместо тапочек.

— Молодой человек… — старик покачал головой, — я старый больной еврей. У меня за душой только три червонца пенсии и эта квартира. И ви мине угрожаете этим режиком? Я нищ, как церковная мышь! Что вы тут хотели найти? Золото и бриллианты?

— Ага! Нищий он, — хмыкнул Артем, — а сам вон ремонт затеял.

— О каком ремонте идет речь? — старик удивленно вскинул седые брови.

— Да там вон, — Артем кивнул головой в сторону шкафа и тут же поморщился от боли, — еще одну квартиру прикупил и решил объединить со своей? Нищий он…

Старик побледнел, нащупал рукой позади себя стул и тяжело плюхнулся на него.

— Неужели ви нашли его? — прошептал он. — Шо ви там исчо видели?

— Слушай, дед! Не подумай, что я такой же чокнутый, как ты. Просто водка паленая была. Вот и привиделось, — ответил Артем. Почувствовав, что опасности нет, он спрятал нож в карман и уселся в большое кресло напротив старика.

— Так шо там было? — не унимался Линдерман.

— Да двор вроде наш был, но как будто весна, а не зима, как сейчас. И тетки с такими странными колясками с большими колесами. Дети в этих… панамках белых. И машины старинные. Не современные.

— Неужели это именно ви? — всплеснул руками старик, но Артем его уже не слышал. Он пьяно храпел, раскинувшись на большом и очень удобном кресле.

========== Глава 2 ==========

Артем проснулся от свиста закипевшего чайника и веселого голоса диктора по радио:

— Вы слушаете радио «Маяк»…

Он открыл глаза и обнаружил себя в незнакомой комнате, сидящим на огромном кресле. Его ноги лежали на стуле, а сам он был заботливо укрыт стареньким пледом. Таким же пледом была застелена кровать, стоящая у окна. На стенах висели полки с книгами, в углу стоял огромный старый шкаф, рядом с ним притулился кособокий комод. Артем снял ноги со стула, брезгливо скинул с себя плед, пахнущий пылью и старостью, и, морщась от головной боли, пошлепал в кухню.

Старик суетился возле кухонного стола, нарезая на тарелку с синей надписью «Моспищепром» белый хлеб. Пахло дешевым чаем, прогорклым маслом и селедкой.

— Однако, ви ранняя пташка, молодой человек, — в седой бороде старика блеснул железный зуб.

— Сон алкоголика глубок, но недолог, — буркнул Артем, с осторожностью садясь на колченогую табуретку.

— А к чему пить? Тем более в таком субтильном возрасте? Випейте со мной чаю. И откушайте бутербродов с селедошным маслом. Конечно, это не форшмак, который готовила моя Розочка, но вполне съедобно, — старик поставил на стол чашку и налил в нее жидкий чай.

— Дед, мне б пивка, — Артем поморщился и потер рукой длинный шрам на голове.

— Пива не держим, — ответил старик, — а откуда, позвольте узнать, такие жуткие линии на вашей светлой голове? — старик надел на нос роговые очки и подслеповато прищурился, пытаясь разглядеть шрам.

— Авария, — коротко ответил Артем, — я даже помер на несколько минут. Клиническая смерть называется. Потом еще в коме лежал.

— Хм… — нахмурился старик, — сам пережил киническую смерть. Еще в шестидесятом. Тогда политика партии была расселить коммуналки. Вот меня на стройке балкой и придавило. Ви угосчайтесь, — старик придвинул ближе к Артему стеклянную банку с подозрительной серой пастой.

— Я еще и в психушке лежал, — гордо продолжил разговор Артем, намазывая на хлеб селедочное масло, — во… видал? — он протянул руку, на которой синела корявая татуировка «1408». — Сам колол. Это дата, когда я с родителями в аварию попал. С тех пор меня Психом стали звать.

— Хах! — засмеялся дед. — Таки я угадал. Мэшугэнэр! Я вас вчера Психом и назвал. А как вас в миру величают? — спросил он у Артема.

— Артем, — ответил тот и зачем-то добавил: — Сергеевич.

— Иосиф Михалыч, — старик приподнял на голове невидимую шляпу, — очень приятно, Артем Сергеевич.

— Не, я тебя дедом называть буду, — махнул рукой Артем. — Все эти Иоси-Хероси долго. А скажи мне, дед… Я пока спал, ты мог спокойно ментов вызвать, а не вызвал. И счас меня вон чаем поишь. С чего это? — подозрительно сощурил глаза Артем.

— Ви избранный, Артем Сергеевич! Уж не знаю, почему оно выбрало именно вас. Прошлое странная весчь, — старик задумчиво поскреб ногтем бороду.

— Вот правильно народ говорит, что ты в маразм впал, — хмыкнул Артем, — и чо я тут сижу и слушаю бред старого жида? — он поднялся и, найдя глазами на вешалке в коридоре свою черную куртку, шагнул по направлению к входной двери.

— Погодите! Артем… Сергеевич… — старик схватил его за рукав, — ви пришли сюда за богатствами старого еврея? Таки я вам их дам. Почти безвозмездно.

— Даром? Это с какой такого хера? — Артем вырвался из рук старика.

— Будет одно условие. Только одно… Ви должны навешшать меня. В любое время, — в глазах старика было отчаяние и мольба. Казалось, еще секунда — и из выцветших карих глаз потекут слезы.

— Ладно… Ладно тебе, дед… — Артему стало его жалко, и он снова плюхнулся на покачнувшуюся табуретку, — буду я к тебе ходить. Если ты и правда богат, как говорят люди, то я даже готов слушать твой бред. Только скажи мне, что это за богатства? Золото? Бриллианты?

— Лучше, Артем Сергеевич! Намного лучше. Поверьте старому еврею, — и старик серьезно посмотрел Артему в глаза.

Артем выполнил свою часть договора. Каждый день, воровато оглядываясь по сторонам, он приходил к Линдерману. Ему не хотелось, чтобы его дружки или просто знакомые случайно увидели, как он идет к старику. Первое время он молча сидел на колченогой табуретке и без особого интереса слушал рассказы старика о жизни в Советском Союзе. О комсомольских стройках, о пятилетках и победном марше пролетариата. Все эти рассказы были для него странными, а жизнь, о которой говорил старик, далекой, как ледниковый период. Со временем он стал замечать, что идет к Линдерману с удовольствием. Он стал с интересом слушать рассказы старика, смотреть старые фотографии и вырезки из газет.

После работы он стал забегать в эконом-универсам и брать там дешевые сладости. Старик с благодарностью принимал гостинцы, и они пили на кухне жидкий чай под тихо бурчание приемника на стене и бой часов с кукушкой.

— Вот скажите мне, Артем Сергеевич, почему ви так не любите евреев? — они сидели за столом и пили чай с вафельным тортом.

— Лично я или вообще? — Артем отхлебнул из чашки чай и откусил кусок вафельной палочки.

— Вообче, — кивнул старик.

— А хер его знает. Так принято. Если ты жид, значит, тебя не любят, — Артем равнодушно пожал плечами.

— Жид… Люди даже не знают, откуда пошло это слово. Они думают, что, назвав меня «жидом», они меня обижают. «Иуден», «Джуден». Так раньше нас называли. Отсюда и пошло жид. Еще есть обидное «пархатый». Слышали? — вопросительно поднял брови старик.

— Слышал. Так на митинге говорили, — кивнул Артем.

— На митинге? — старик отставил чашку с чаем и внимательно посмотрел на Артема. — Ну-ка, расскажите, шо там на митинге была за беседа?

— В общем… говорили, что в России должны жить только русские. Что наша нация самая сильная и могущественная. Что всех этих… как их… иноверцев нужно гнать из России поганой метлой, — Артем подмигнул старику, — а ты думал, что я тока пиво пью да с пацанами семки лузгаю?

— Вай ме… — покачал головой старик, — это кто ж такое в ваши юные головы сеет?

— Там главный был. Настоящий мужик, скажу тебе. Имя не помню. Фамилию тока: Лимонов. Он много интересного рассказывал. И говорил все правильно. Что в России не место черножопым и пидорам всяким, — гордо завершил свою речь Артем.

— Лимонов… Эх, Артем Сергеевич! Дам я вам книжицу одну, уж не поленитесь, прочитайте. Ее как раз написал Эдуард Лимонов. Эдичка… А все эти лозунги были придуманы намного раньше. Только говорил их не старый гомосексуалист Лимонов, а вождь Вермахта. Почти слово в слово, — старик зашаркал валенками по полу в сторону полки с книгами, — а вот скажите мне, Артем Сергеевич, ви русский? — спросил старик, садясь на свое место и кладя перед Артемом тонкую книжку в пестрой обложке.

— А то! — кивнул Артем. — Мать русская, отец тоже.

— А я бы усомнился в этом. Судя по вашим чертам лица, в вас течет голубая кровь, — закончил изучать лицо Артема старик.

— Знаешь, чо я тебе могу за голубую кровь сделать? — нахмурился Артем и сжал кулаки. — Да иди ты… знаешь куда?

— Погодите! Не сердитесь на старого еврея. Голубая кровь — значит благородная кровь. Возможно, у вас она дворянская и, скорее, немецкая или австрийская, — закончил свою мысль старик.

— Да ладно… — удивился Артем и пошел в коридор к большому зеркалу, висящему на стене.

Из мутного желтоватого от старости стекла на Артема смотрел светловолосый парень с тонким длинным носом, мягкими четко очерченными губами и серыми глазами. Из-за того, что глаза были глубоко посажены, взгляд их казался тяжелым и немного циничным.

— Если бы ви отрастили волосы, то вполне могли сойти за молодого немецкого аристократа, — улыбнулся ему в зеркало старик.