Одной из основных задач, порученных Астерием своим людям, стало составление подробного плана города. Для этого созвали всех местных зодчих. Три дня без сна и отдыха работали они, запершись в одном из помещений дворца и наконец позвали Астерия, чтобы показать ему результаты своего труда. Увиденное ошеломило нового царя: вместо плана города зодчие нарисовали на одной из стен гигантскую фреску, на которой в беспорядке изобразили сцены из повседневной жизни города и несколько эпизодов кровавого захвата власти ахейцами.

Астерий потребовал объяснений — и тут же получил самые подробные. Оказалось, что картография в Кноссе считалась искусством устным и поэтическим. Имя каждой улицы было связано с неким событием и могло меняться в зависимости от времени года, суток и настроения говорившего: давая названия, кноссцы предпочитали использовать сложные метафоры. Так, например, улица, которая по диагонали пересекала то, что можно было бы назвать «Старым городом» (так, по крайней мере, сказали бы о ней ахейцы), летним утром называлась «Улицей глубоких снов», в память о крестьянине, заснувшем средь бела дня под фасадом одного из стоявших на ней домов. Ночью ее название менялось на «Бессонную улицу» в память о том, как тот же самый крестьянин, проснувшись, бродил по ней до утра; а зимой какой-нибудь человек в расстроенных чувствах вполне мог назвать это место «Улицей кошмаров». Чтобы указать путь, горожанину могло пригодиться тонкое поэтическое чутье, а план города превращался в эпос, продиктованный самой Богиней в самом изысканном стиле. Краткое изложение и пришлось выслушать Астерию, а фреска, нарисованная на стене, была лишь попыткой отобразить содержание в живописи. Сцены же захвата города ахейцами, как объяснил Астерию самый вменяемый из архитекторов, включили в «план города» из-за того, что после падения Кносса его улицы сильно изменились, а следовательно, их названия тоже.

Все усилия Астерия заставить зодчих уточнить план оказались напрасными. Венцом их совместных стараний стала странная, расширяющаяся книзу спиралевидная фигура, не дающая никакого представления о городе.

Убедившись, что так он ничего не добьется, Астерий поручил составить план своим людям. Очень скоро к нему стали поступать противоречивые сведения о домах, появляющихся ночью и пропадающих днем, о башнях, видимых из пригородов, но незаметных внутри города, о тупиках, что внезапно превращаются в широкие проспекты. Двоих ахейцев, принесших такие новости, пытали, и они после нескольких часов мучений признались, что все выдумали. Но, как бы то ни было, Астерий понял, что составить даже приблизительный план города будет очень трудно, а то и вовсе невозможно.

Через два месяца после переворота греки решили провести парад победителей. Астерий сам выбрал самый короткий и простой, как ему казалось, маршрут через город. При полном равнодушии критян ахейцы под его предводительством горделиво прошествовали по улицам Кносса. Однако вскоре греки заблудились: ночь застала их растерянными и сбившимися с пути на одном из бесчисленных перекрестков города. Вернуться во дворец они смогли, лишь разбудив одного из местных жителей, который любезно согласился проводить их до дома.

После этого случая Астерий забросил идею составить план города.

Ценные подношения

Как ни пытались Астерий и его люди привить критянам свое понимание жизни, вскоре стало ясно, что изменить этот счастливый народ будет непросто. Мало-помалу ахейцы сами начали приспосабливаться к их образу жизни.

Очень скоро Астерий понял, что жители Кносса были не так уж богаты: они просто держали все, что имели, на виду. Постепенно, шаг за шагом, стараясь запомнить свой путь, царь начал углубляться в хитросплетения дворцовых галерей, подвалов и террас, стараясь найти то место, где Европа, как ему казалось, должна была хранить свои сокровища. Не раз царь рисковал окончательно потеряться в дебрях этого лабиринта, так непохожего на степи и леса, милые сердцу кочевника. Заблудившись, Астерий криками призывал на помощь свою супругу. Европа не обращала никакого внимания, а если кто-то из придворных дам приходил сообщить ей, что Астерий вновь потерялся в залах «Крыла рождения», или в центральных подвалах, или на западных террасах, царица лишь смеялась и не прекращала заниматься вышивкой. Лишь спустя некоторое время она приходила на помощь царю, притворяясь разгневанной и обиженной, со слезами на глазах выговаривая ему: «Нам снова пришлось дожидаться тебя на ужин», — или: — «Я несчастная жена, брошенная мужем, который, вместо того чтобы пойти на охоту или обнять мое стареющее в одиночестве тело, бродит без дела по пустым залам?».

В один прекрасный день Европа застала Астерия, застывшего в растерянности на пересечении двух коридоров, и спросила его:

— Что ты ищешь?

Беспомощность Астерия, как это часто случалось, мгновенно переросла в бешенство:

— Ну все, ведьма, я сыт по горло! Отвечай, где ты прячешь свои сокровища?

Европа удивленно посмотрела на него:

— С чего бы это мне прятать свои драгоценности? Я ничего не прячу. Ты видишь их всякий раз, как приходишь в мои покои.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что за все время своего правления ты ничего не накопила? Куда же тогда делась прибыль от торговли с другими островами?

Европа плохо знала, как управлять государством: за нее это делали специально отобранные наместники. Она объяснила Астерию, что как дворец, так и весь город постоянно растут. Каждый день строятся новые дома, чтобы приютить новых горожан. А если Астерию понравятся те или иные драгоценности, он может просто попросить их у владельца, и тот с радостью их отдаст. Жителям Кносса доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие делать подарки, особенно тем, кто искренне проявляет интерес к их вещам. Именно поэтому во дворце никогда нет никакой сокровищницы.

Астерий потратил немало времени, проверяя, правду ли сказала Европа. Он останавливал первого встречного, будь то мужчина или женщина, и просил их отдать ему золотой браслет, серебряное колье или кольцо с драгоценным камнем. Люди в ту же минуту отдавали греку то, что он просил, и радостно обнимали его. К удивлению ахейца, даритель уходил от него, напевая веселую песню.

Астерий создал специальные отряды, которые собирали горы драгоценностей и приносили их своему царю. Но сокровищница от этого не пополнялась. Европа раздавала людям то, что он собирал, даже и не думая спросить у мужа его разрешения. «Я не знаю, кто это был, может быть, обыкновенный попрошайка, который постучался в мою дверь, но под рукой у меня ничего не было, вот я и отдала ему твою корону — пусть она поможет бедняге продержаться, пока он не найдет себе достойное занятие». Дошло до того, что некоторые люди Астерия заразились жаждой дарить: иногда они возвращались во дворец с пустыми руками, а то и сами раздавали собственное имущество.

Борьба за Милета

Европа всегда говорила, что из трех ее сыновей Радамант был самым умным, а Сарпедон — самым красивым и удалым.

— А чем же хорош Минос, на твой взгляд? — спросил однажды у Европы Астерий.

— Минос? — Европа на некоторое время задумалась, глядя, как тот отнимает у своих братьев банку с медом. — Я не знаю, чем он хорош, но в нем кроется какая-то темная сила. Минос честолюбив, но это вряд ли можно отнести к достоинствам.

Минос больше всех почерпнул из уроков своего отчима, который, взявшись за воспитание детей, первым делом запретил им общаться со своими сверстниками, и особенно с кносскими девушками.

— Продолжай в том же духе, и я сделаю тебя своим наследником, — говорил Миносу Астерий. — И осторожнее с критскими женщинами, сынок. Они обманут тебя при первой же возможности. Взять хотя бы твою мать. С нее же ни на минуту нельзя глаз спускать.

И Минос кивал головой.

Когда мальчики подросли, Астерий привел во дворец прелестного малыша, отнятого у нимфы Арии.

— Дети мои, — сказал он, — этого мальчика зовут Милетом, с сегодняшнего дня он будет вашим товарищем. Тот из вас, кто сможет завоевать его любовь и уважение, станет моим наследником.

Европа постаралась помешать тому, чтобы ее дети боролись между собой, не видели своей матери, да и еще росли без женского присмотра. В тот день, когда Милета привели во дворец, она добавила к своей свите трех девушек и постоянно отправляла их с поручениями в комнаты детей. Астерий, однако, прознал об этой хитрости и сказал служанкам, что обреет их наголо и бросит их косы в огонь, если хоть одна из них перемолвится с его наследниками. Служанки не на шутку испугались, ведь длинные волосы были самой большой ценностью для критских девушек, постоянно состязавшихся между собой в составлении изысканных причесок.

Появление Милета всерьез перессорило братьев. Через несколько дней отчаянной борьбы Радамант отказался от трона. Юноша беззаветно любил безымянную нимфу, что каждую ночь появлялась в одном из фонтанов дворца. Узнав о том, что придумал для своих детей Астерий, нимфа своим журчащим голосом, похожим на переливы весеннего ручейка, стала умолять Радаманта, чтобы тот не мечтал о троне, ибо лицезреть ее может лишь человек, у которого ничего нет.

— У меня даже нет имени, — сказала она, — и счастье нищеты объединяет нас. А если когда-нибудь ты вдруг обретешь богатство и власть, а царство — это очень, очень много денег и власти, ты придешь сюда искать меня, но найти не сможешь. И сколько бы я тебя ни звала, ты не отличишь мой голос от шума воды и пения сверчков.

Поняв, что Радамант выходит из игры, Минос постарался всеми силами опорочить Сарпедона. Однако вскоре он понял, что сделать это будет гораздо сложнее, чем ему казалось поначалу: Сарпедон умел очень многое из того, что может поразить мальчика в возрасте Милета. Он мог сбить копьем летящего голубя, поймать голыми руками дикого кота, за одно погружение достать три жемчужины и взвалить себе на спину взрослого осла. Подарки, которыми Минос осыпал Милета, ничего не стоили по сравнению с подвигами Сарпедона, чье сердце к тому же пленили невинность и детская красота мальчика.