Вслед за царевичем Миносом ахейцы отправились во дворец, возвышавшийся на холме за городом, за ними следовала причудливая толпа нарядных критян: женщины были одеты в юбки с цветными воланами, мужчины — в льняные или кожаные напередники. На каждом из толпы — драгоценные камни, золотые и серебряные кольца, серьги, браслеты… Ахейцы никогда еще не видели, чтобы столь богатый город был совсем не готов к приходу многочисленного вооруженного отряда чужаков, и потому великолепие Кносса и горделивое величие дворца пугали греков все больше и больше. Прежде чем войти во дворец, Минос предложил им оставить оружие у входа. Астерий дрожащим голосом осведомился:

— Должны ли мы считать себя пленниками?

— Ни в коем случае. Вы сможете забрать оружие, когда захотите, а если ваши военные законы запрещают вам выпускать его из рук, оставьте его при себе. Мы лишь просим проявить к нам уважение и, поверьте, будем вам благодарны.

Сбитые с толку ахейцы беспомощно уставились друг на друга. Астерий первым отстегнул ножны с мечом и отдал их вместе с луком и колчаном. Все остальные молча последовали его примеру.

У входа во дворец их встречала мать Миноса, Европа, которую ахейцам представили как Госпожу Луны. Астерий уже целых три месяца не видел ни одной женщины, а эта предстала перед чужаками в ритуальном платье Богини. Ее кожа была покрыта белилами, обнаженную грудь поддерживал легкий, почти незаметный корсаж, прозрачную короткую тунику перехватывал на талии широкий пояс. Европе не было еще и тридцати, ее лицо, покрытое слоем белой краски, лучилось неземной красотой, а глаза смотрели холодно и проницательно.

Астерий, запинаясь, осведомился, может ли он видеть царя.

— Я говорю от лица Богини. Если ты предпочитаешь беседовать с мужчиной, выбери любого и говори с ним, — ответила ему Европа под дружный смех своих придворных дам.

От царицы греки узнали, что, войдя в город, они стали гражданами Кносса, что, если они захотят провести в городе ночь, их отведут в дома, отведенные для приема гостей, и если они решат задержаться на Крите, то им придется работать по три часа в день, как и всем остальным жителям Кносса.

— Мы — воины, — гордо заявил Астерий, и, стремясь разузнать побольше о защите города, продолжил: — Мы могли бы служить в вашем войске.

— Это не работа. Нас защищает Богиня. В Кноссе, да и вообще на Крите, нет армии. Это самый крупный город острова, но во всех остальных селениях вы увидите то же, что и здесь. Если захотите, мы обучим вас любому ремеслу. Впрочем, сейчас вам нужно отдохнуть. Можете оставаться в наших домах для гостей столько, сколько вам будет нужно, чтобы решить, уйдете вы или останетесь. Решите остаться — для вас выделят постоянное жилище.

Прежде чем уйти, ахейцы забрали свое оружие.

— Прости нас за недоверие, Госпожа, но мы редко сталкиваемся со столь радушным приемом. К тому же на следующий день после нашей высадки на остров двое моих людей подверглись нападению неких воительниц, один из них умер. Мы не хотели бы оказаться в западне.

— То были не воительницы, а жрицы, — ответила ему Европа. — Быть принесенным в жертву во время ежегодного празднества обручения Богини Луны и Диониса — великая честь, и любой из жителей этого города был бы счастлив оказаться на месте твоего воина. Ты волен забрать свое оружие, но не пускай его в ход.

Власть вина

Первой же ночью Астерий и его люди разработали план действий: они останутся в городе, чтобы разузнать, как устроена его оборона, позволяющая жителям чувствовать себя в полной безопасности. Разнюхав все, они нанесут внезапный удар изнутри и захватят власть.

В соответствии с планом, на следующий день ахейцы попросили, чтобы им предоставили собственное жилье. Разбившись на группы по четыре человека, они поселились в недавно построенных домах на окраине города. Затем греки обошли мастерские дворца, и каждый из них выбрал то ремесло, которое было ему по душе, хотя большая часть ахейцев предпочла стать охотниками и земледельцами. Как они и ожидали, горожане обрадовались их решению, и греки стали выжидать.

Настоящим открытием для ахейцев, привыкших к грубому вкусу ячменного пива, стало виноградное вино, которое кноссцы обильно употребляли во время праздников.

— Скажи своим людям, — предупредила Европа Астерия, — что они могут выпить столько вина, сколько найдут в кладовых дворца. Но вы не должны прикасаться к священному вину, что хранится в храме Богини. Это напиток богов, опасный для непосвященных. Его можно пить только в присутствии жрицы, следуя ее указаниям.

Слова Европы, которые Астерий передал своим людям, вызвали обратный эффект. Не прошло и трех дней, как Мормоликион стащил кувшин амброзии. Многие видели, как он, ошалевший от выпивки, метался по улицам города. Вино сыграло с беднягой злую шутку: ему чудилось, что он вновь и вновь убегает от чуть было не разорвавших его на кусочки жриц. Его схватили и заперли в доме, но даже привязанный к кровати он снова и снова пытался спастись от кровожадных женщин. Успокоился Мормоликион лишь через неделю, когда смерть, которой он чудом избежал в священной роще, вновь вернулась за ним.

Речь Астерия

Время шло, а ахейцы все не могли понять, как устроена оборона города — более того, многие из них пришли к выводу, что Богиня, оберегавшая остров, должно быть, очень могущественна, раз она смогла сделать так, что жители Крита ничуть не опасаются нападения. Астерий беспомощно наблюдал, как решимость греков захватить город постепенно сходит на нет: зачем осложнять себе жизнь, если у них и так есть все необходимое? Никогда еще им не жилось так хорошо: еда, внимание, отдых… Жалкие три часа работы не слишком утомляли людей, привыкших странствовать, воевать и добывать пропитание грабежом, занятием на редкость опасным. Зачем захватывать власть в городе, где ты и так живешь по-царски?

Астерий понимал, что скоро окончательно утратит власть над своими людьми, и потому, собрав ахейцев как-то вечером во дворе своего дома, он обратился к ним с речью:

— Братья мои, мы вошли в этот город, не пролив ни капли крови. Нас дружелюбно приняли, дали пищу и кров. Иногда ко мне, как и к вам, ночью приходит женщина. Я слышу стук в дверь и открываю Она входит в дом и раздевается, отдается мне и уходит, прежде чем я успею ее остановить. В такие ночи я, как и вы, не могу уснуть; наслаждение, которое эта женщина дает мне, превращается в пытку, когда она уходит.

Мы поклялись кровью наших предков, что завоюем эту землю или погибнем. Но вы усомнились в своей клятве. Не бойтесь, я никого не виню. Вы сомневаетесь. Ваши сомнения мне понятны, я сам прошел через них. Зачем нам подчинять себе этот народ, — спрашиваете вы себя, — если он и так дает нам все, о чем мы только можем мечтать, не требуя взамен ничего, лишь мира.

Так говорю себе я, и знаю, что вы думаете так же.

Но во мне живет более глубокое предчувствие. Братья, не забывайте свои имена… Я — Астерий, сын Тектама, царя ваших отцов, сына Дора, царя ваших дедов, сына Аполлона. Я никогда не знал имени своей матери, которую мой отец похитил лишь затем, чтобы она родила ему сына и вырастила его. Потом он бросил ее, так же как ваши отцы бросили ваших матерей. Он мог убить ее, но мы же не дикари. Пусть хоть один из вас назовет мне имя своей матери. Ну же! Я жду ответа!

Я не знаю, откуда я родом, так же как не знали того мой отец и мой дед. Так же как не знали того ваши отцы и деды. Моего отца лишили его земли. Умирая, отец не оставил мне в наследство ни клочка — лишь путь. «Астерий, — сказал он, — без устали ищи, ищи, ищи нашу землю, а когда найдешь, без устали бейся за нее, до тех пор пока она не станет твоей. Эта плодородная земля должна быть богата серебром и рабами. Когда ты провозгласишь себя царем этой земли и разделишь ее со своим народом, — сказал мой отец, — когда все мужчины и женщины на этой земле преклонят пред тобой колени, тогда закончатся наши скитания, что начались много лет назад. Если ты не найдешь этой земли, ее найдет твой сын или сын твоего сына, но пока ты жив — ищи, ищи, ищи».

Вот что сказал мне отец, и я говорю вам, что мы наконец-то нашли ту землю, что искали столько лет, и все вы, старые и молодые, знаете, что это так. Именно поэтому мы решили захватить этот остров, и все принесли клятву.

А теперь, прошу вас, посмотрите вокруг. Скажите мне, весь этот мир, покой и процветание — для кого это? Когда мой дед Дор принял свою судьбу, уготованную ему его отцом Аполлоном, он ожидал не долгой и спокойной жизни, но тернистого пути страданий и войн, поиска счастья не для себя и не для своего сына, но для всего своего народа. Он бросил свой кров и отказался от своей жалкой судьбы, потому что отец его Аполлон предсказывал ахейцам счастливое будущее, если они поступят так же, как их вождь. Скажите мне, если вы сложите оружие и превратитесь в простых крестьян, кто продолжит дело ваших отцов и отцов ваших отцов?

Мало того, вы знаете, что, если спросить у любого кносского ребенка, кто он, в ответ вы услышите его имя и имя его матери. «Я Минос, — сказал нам первый мальчик, которого мы повстречали, — сын Европы». Спрашивали ли вы себя, сколько проживет память о вас, о ваших отцах, о ваших дедах? Скажите мне, как вы собираетесь узнать своих детей, рожденных кносскими женщинами? Как вы узнаете, ваш ли это ребенок, если он не будет расти рядом с вами? Если так продлится и впредь, мы будем повинны в исчезновении нашего народа, мы — поколение, которое не смогло увековечить имени своих предков и покрыло их позором.

Да, мы сомневались. В этом нет ничего постыдного. Но я говорю вам, что жизнь, которую мы ведем здесь, — преступна. Ахейцы — народ, который царствует или гибнет. Мы не пастухи, не крестьяне — мы воины и уж точно не народ, живущий под властью женщин и слушающий волю капризной Богини. Те богатства, что я собрал, окропив кровью лезвие моего меча, никогда не будут растрачены на то, чтобы кормить каких-то там голодранцев; они перейдут моему сыну, который будет называть мое имя всякий раз, когда его спросят, кто он. «Сын Астерия, — скажет он, — сына Тектама, сына Дора», — скажет мой сын. Вы — ахейцы, и ваши дети будут ахейцами, и дети ваших детей тоже будут ахейцами: народом воинов и властителей, народом, который скоро станет править Кноссом.