Чтобы не испытывать его терпение, я постаралась как можно быстрее перечислить основные пункты анкеты. Уж в этом я поднаторела за последние два года. Теннис, лыжный спорт — да, альпинизм — нет, марафоны — ни в коем случае, бег трусцой пришлось оставить (во всем виновата незначительная травма левого колена, полученная год назад во время катания на лыжах), дельтапланеризм — нет, спортивные самолеты — нет (боязнь высоты), парусный спорт — немного, изысканная кухня — посредственно, изысканное постельное белье и ночные рубашки, вино — да, ликер — нет, неизлечимая страсть к шоколаду, зачатки испанского и подзабытый французский, выученный еще в школе, над которым от души потешаются парижские официанты. Остальное он без труда смог бы домыслить сам. Если порасспросить Роджера, мой бывший муж тоже кое-что добавил бы. За последние два года никаких серьезных отношений (Господи, уже целых два года!), зато множество рандеву в заурядных итальянских ресторанчиках и в нескольких приличных французских. Одинокая разведенная дама ищет… что? Что, собственно, она ищет? Или кого?.. Мужчину в отглаженной белой рубашке и опрятных брюках цвета хаки с голубым блейзером в руках и галстуком от Ральфа Лорена в кармане. А что такое бионика? Я понятия не имела, но стеснялась спросить его об этом — не хотелось обнаруживать свое невежество.

Он снова попытался расшифровать мне это понятие по дороге в «Ритц», куда мы отправились перекусить после Лувра. Когда он предложил мне туда поехать, я была приятно поражена. Он сказал, что уже останавливался там с друзьями, но не стал особенно распространяться на эту тему. Я решила, что у него был бурный роман, и мысленно рисовала себе подробности, сидя рядом с ним в такси. Несмотря на приветливость и открытость, его окружала атмосфера таинственности. И сексуальной притягательности. В каждом движении и жесте, в том, как он говорил. В его манере вести беседу, не задавая лишних вопросов. В том, о чем он старательно умалчивал. В «Ритце» он заказал коктейль с мартини и подробно объяснил официанту, как его приготовить. Джин. Очень сухой. Неразбавленный. Оливки — две штуки.

Мы покинули «Ритц» около девяти часов вечера. Итак, мы вместе уже почти десять часов. Неплохо для первого свидания. А было ли это свиданием? Что это было? Да ничего. Я немного захмелела от белого вина, а он был потрясающе галантен. Мы поели устриц в бистро на Монмартре, и я рассказала ему про Сэма и Шарлотту, пожаловалась на страсть Шарлотты к пирсингу и упомянула про кольцо в носу. Я настолько размякла, что описала ему знаменательную сцену с атласными креслами и поведала о том, в какой оригинальной форме Роджер заявил мне, что больше меня не любит.

Потом настала его очередь. Его бывшую жену звали Джейн, они разошлись после ее двухгодичного романа с семейным терапевтом. Теперь они живут в Сан-Франциско, и, рассказывая об этом, Питер не выглядел расстроенным. Он только заметил вскользь, что к тому времени брак был давным-давно мертв. Я невольно подумала: а вдруг то же самое и Роджер говорил Хелене? И говорил ли он с ней обо мне? Я была совершенно уверена, что Хелена никогда не ела устриц вместе с Роджером в Париже или где-то еще. Скорее всего они посещали дискотеки или дешевые мотели, так что им вовсе не обязательно было беседовать друг с другом. Питер упомянул и о своем сыне и сказал, что очень к нему привязан.

Мы вернулись в отель незадолго до полуночи и в молчании поднялись в лифте на второй этаж. Я понятия не имела, что сейчас произойдет и чего бы мне хотелось, но он решил эту проблему за меня. Он пожелал мне спокойной ночи, поблагодарил за прекрасный вечер и сообщил, что завтра утром улетает в Лондон. Я сказала, что была очень рада с ним познакомиться, и поблагодарила за изысканный обед. Это была интерлюдия, краткое мгновение на моем жизненном пути. Я вошла в номер, закрыла за собой дверь, окинула взглядом комнату и сказала себе, что субъекты в белых рубашках и хаки идут по десять пенсов за дюжину. Но мой новый знакомый, похоже, является исключением из общего правила. Это действительно так. Я это чувствовала.

Питер Бейкер — редкостный экземпляр, подарок, мифический единорог в современном мире. Он похож на нормального человека. Очень приятного и обходительного. Я мысленно представляла себе, как меня выводят на арену Колизея в голубом нижнем кружевном белье, хотя сегодня я надела розовый комплект. Я затруднялась сформулировать, чего именно ждала от него, чего мне хотелось и на что рассчитывал он сам. Вероятнее всего, ему ничего от меня не надо. Но он обронил мимоходом, что как только вернется в Нью-Йорк, то позвонит мне. А вот это вряд ли ему удастся — он ведь не спросил мой номер телефона, а в справочнике он не указан. Кроме того, я буду не в Нью-Йорке, а в Хэмптоне вместе с детьми. Зато в Колизее я частый гость. Меня уже не раз подавали львам на завтрак, обед и ужин. Роджер отхватил лучшие куски. Что от меня осталось — загадка. Да и нужна ли я Питеру? Конечно, нет. В этом-то я нисколько не сомневалась. Раздевшись, я почистила зубы и легла спать. Ночь была теплой, и я не стала надевать ночную рубашку. Из соседнего номера не доносилось ни звука. Даже храпа не было слышно. Тишина до самого утра. Утром он позвонил.

— Я хотел бы сказать до свидания, — начал он непринужденным тоном. — Кстати, вчера вечером я забыл спросить у вас номер телефона. Вы не против, если я позвоню вам домой?

Против! Это ужасно! Не смей мне звонить! Я не хочу тебя больше видеть. Ты мне очень нравишься и даже более того, но я с тобой едва знакома. Под голодный рев львов я дала ему свой номер, уповая на то, что он мне никогда не позвонит. Мерзавцы и бездельники всегда дают о себе знать, а вот от порядочных мужчин этого не дождешься.

— Я позвоню вам сразу по возвращении в Нью-Йорк, — сказал он на прощание. — Желаю вам приятного отдыха вместе с детьми.

«Счастливо оставаться», — мысленно добавила я. Вслух же пожелала ему удачной поездки в Лондон. Он сообщил, что будет там работать, а потом вернется в Штаты через Калифорнию. По крайней мере он не надоедливый. У него есть работа. Он зарабатывает себе на жизнь. Он очень привязан к своему сыну. У него нет проблем с экс-супругой. Судимостей у него тоже нет, в тюрьме он не сидел, а если и сидел, то вряд ли признается. Он любезен, приятен в общении, привлекателен, умен, прекрасно воспитан, хорош собой — словом, чудесный человек. Таких не бывает.

Глава 3

Через день после отъезда Питера Бейкера в Лондон Роджер высадил детей у моего отеля, едва сдерживая радость. К тому времени я уже побывала в музее Родена, пробежалась по всем бутикам на левом берегу Сены и накупила кучу одежды, с которой теперь не знала, что и делать. Мои приобретения были молодежными и сексуальными по стилю и немилосердно обтягивали фигуру. Я помучилась сомнениями, но потом решила, что, если они мне не подойдут, я всегда смогу отдать их Хелене или Шарлотте, когда та подрастет немного.

Дети выглядели отдохнувшими и загоревшими. Шарлотта покрасила ногти бледно-розовым лаком вместо зеленого и снова проколола ухо — для второй сережки (похоже, это должно было наконец удовлетворить ее страсть к уродованию своей персоны хотя бы ненадолго). У Роджера был измученный вид. Едва бросив мне «привет», он выскочил из вестибюля, махнул на прощание рукой и сказал, что спешит на встречу с Хеленой. Она задержалась в «Гальяно», чтобы сделать покупки, и Роджер должен был за ней заехать. За тринадцать лет нашего брака мой экс-супруг ни разу не сопровождал меня в походах по магазинам. Ни разу! По-видимому, Хелене удавалось выявлять в нем такие таланты, о которых я и мечтать не могла.

— Чудак наш папа, — объявил Сэм, устроившись в кресле с батончиком «Марс». Они заплатили за него целых два доллара в отеле «Плаза-Атене», где остановились Роджер и Хелена. На следующее утро они собирались вылететь во Флоренцию.

— Нет, не чудак, — поправила брата Шарлотта, шаря в моем платяном шкафу в поисках обновок. Она с любопытством осмотрела белую мини-юбку и прозрачную блузу с белыми хлопчатобумажными кармашками на соответствующих местах. — Он придурок. Неужели ты будешь все это носить? — спросила она, смерив меня презрительным взглядом. Итак, добро пожаловать, Шарлотта.

— Я-то, может, и буду, а вот ты уж точно нет, — возразила я, радуясь, что снова вижу ее после двухмесячной разлуки. Вторая сережка в ухе такая крошечная, что ее почти не видно. — Нельзя так говорить о своем отце. — Я старалась придать своему голосу суровость, но мою дочь не проведешь.

— Ты тоже так считаешь, не притворяйся. А Хелена все такая же дурочка. На юге она все время ходила с голой грудью, и папа страшно бесился, — сообщила она, широко ухмыляясь. — Однажды у бассейна к ней пристали два парня, и папа сказал, что в следующем году они поедут отдыхать на Аляску.

— А нам тоже придется туда ехать? — тревожно осведомился Сэм.

— Обсудим это позже, Сэм. — Это мое любимое заклинание — иногда оно срабатывает, как, например, сейчас.

Сэм доел шоколадный батончик (удивительно, как он умудрился не заляпать кресло), и мы отправились гулять по городу. Я показала им все достопримечательности, которые представляли для них интерес, и дети были в восторге. Когда мы пришли обедать в кафе, я подумала о Питере Бейкере. Позвонит он или нет? Я словно раздвоилась: какая-то часть моей души надеялась, что он не позвонит никогда. Снова влюбиться — значит снова испытать боль. Но в то же время я с нетерпением ждала его звонка.

— Ну а как ты проводила время? — спросила Шарлотта в тот самый момент, когда я вспоминала, как выглядел Питер в день нашего знакомства, сидя за столиком и читая «Геральд трибюн». — Ты никого не встретила, пока мы отдыхали? Симпатичного француза, к примеру? — Тринадцатилетние девочки проницательны, как ясновидящие марсиане.

— А зачем маме встречаться с французом? — недоуменно осведомился Сэм.