— Привет, — хмуро пробурчала я, а он подхватил меня на руки и закружил, пока все не поплыло у меня перед глазами. На руках у него были серебристые рукавицы, отороченные маленькими горностаевыми хвостиками, и он театральным жестом бросил их к моим ногам, как рыцарские перчатки. Только тут я впервые заметила, что он обновил свой багаж: фиолетовые чемоданы от «Гермеса» исчезли, и вместо них появились ярко-красные чемоданы от Вуттон с инкрустированными крошечными стразами инициалами «П.К.».

— Похоже, ты не очень-то рада меня видеть, — разочарованно протянул он, снимая пиджак.

Он был прав. Я больше не могла играть в эту игру. Два дня назад я с ним попрощалась, успокоилась и смирилась с тем, что вижу его в последний раз. И мое сердце обратилось к Питеру. Я думала только о нем. Глядя на Поля, я уже жалела, что Питер решил направить его ко мне.

— Он уехал, — печально промолвила я, и слезы покатились у меня по щекам. Мне вдруг нестерпимо захотелось напялить на себя поношенную фланелевую ночнушку, мягкую и уютную. Сейчас мне было не до веселья, и Поль явился совсем некстати. Моему терпению пришел конец. Как можно жить внутри вращающейся двери, кидаясь от одного к другому? Но теперь я знала, кому принадлежит мое сердце. Правда, для Питера это не имеет значения, а Поль не может или не хочет этого понять. Впрочем, я понимаю, и этого достаточно.

— Я знаю, почему ты грустишь, — радостно заметил Поль, с беспечной ухмылкой шествуя на кухню. За ним тянулись снежные следы. Он распахнул буфет, где раньше я держала виски, и вытащил оттуда бутылку водки. За каких-нибудь пару секунд он сделал два огромных глотка и налил себе полную рюмку. Я впервые видела, чтобы он пил водку, но, судя по всему, водка ему нравилась. — Питер сказал, что ты очень по мне скучаешь, — пояснил он с самодовольной миной, окинув меня нежным взглядом. — Поэтому он меня и прислал.

Поль прохаживался по моей кухне с хозяйским видом, и это меня окончательно взбесило. Он всего-навсего клон, и ему ничего здесь не принадлежит — ни моя кухня, ни я сама.

— Напрасно он прислал тебя, Поль, — заявила я со всей прямотой, на которую была способна. — Мне все это надоело. Тебе не следует тут оставаться, — печально добавила я.

— Не будь глупышкой, — небрежно возразил он, развалясь в кресле и заглатывая водку. — Он тебе не подходит, Стеф. У тебя от него депрессия. Точнее, от его унылых костюмов и пиджаков.

Глядя на Поля, я не могла отделаться от мысли, что он в своих ослепительно-красных леггинсах напоминает гигантскую клубничку.

— Мне нравится, как одевается Питер, — кинулась я защищать своего избранника. — Он выглядит очень респектабельно, мужественно и сексуально.

— Ты считаешь серую фланельку сексуальной? — Я кивнула, и он испустил глухой стон, облизывая губы после водки. — Нет, Стефани, серая фланелька совсем не сексуальная. Она смотрится на редкость скучно и уныло, — уверенно добавил он.

— Я люблю его, — твердо сказала я, глядя на Поля и спрашивая себя, как я могла в него влюбиться. Поль — не больше чем карикатура на человека. Он ничто, и мы с ним оба знаем об этом. Но его такое положение дел отнюдь не обескураживает.

— Нет, не любишь, Стеф. Ты любишь меня — разве не так?

— Я люблю проводить с тобой время. Мне нравится, когда ты рядом. С тобой весело. Ты такой забавный, милый.

— А в постели просто виртуоз, — добавил он, отхлебнув водки. — Не забывай об этом.

— Не обязательно выделывать акробатические трюки, чтобы считаться виртуозом секса, — спокойно парировала я. Превращать постель в цирковую арену мне больше не хотелось.

— Перестань его оправдывать. Мы же знаем, кто из нас лучше. Он жалкий тип.

— Нет, — отрезала я, распаляясь все больше и больше, — это ты достоин жалости, а не он. По-твоему, можно врываться ко мне в дом, как только он уезжает, кувыркаться со мной в воздухе, напиваться до бесчувствия и дурачить меня перед моими друзьями? И я буду тебя за это боготворить и забуду его? Этому не бывать. Никогда. Если хочешь знать правду, я даже не уверена, что он вообще меня любит. Но как бы то ни было, я его люблю и буду любить всегда.

— Какие мерзости ты говоришь, — промолвил Поль с оскорбленным видом, и я всерьез испугалась, что больно ранила его самолюбие. У него такие чувствительные внутренние системы, что обидеть его не составляло труда. — Но ты права. Он тебя не любит. Он даже не понимает, что значит любить по-настоящему. Поэтому-то он и создал меня. Я развлекаю и веселю. И делаю это отменно. Согласись, Стеф, мое присутствие заставляет тебя смотреть на него совсем другими глазами. Без меня он ничто — ноль.

— А без него ты ничто, — выпалила я, и Поль вздрогнул, словно я его ударила.

Эти роковые слова вылетели у меня сами собой. Я поняла, что должна поговорить с ним откровенно, если не хочу окончательно спятить. Я от него без ума: мне нравится его общество, с ним весело, и я испытываю к нему теплые, нежные чувства. Но за последние два дня я осознала то, о чем уже и раньше догадывалась. Я не люблю его. Я люблю Питера. Самозабвенно, искренне, всем сердцем. И наплевать, что Питеру не нужна моя любовь. Все равно уже ничего нельзя изменить.

— Ты обижаешь меня, Стеф, — промолвил Поль, хватая со стола бутылку водки и отпивая прямо из горлышка. Отставив ее, он громко рыгнул — одна из его милых особенностей, которая меня очаровывала.

— Извини, Поль. Я должна была это сказать.

— Я тебе не верю. И Питер тоже. Он знает, что ты меня любишь.

— Откуда тебе это известно?

— Он сам мне сказал, — храбро ответствовал Поль. — Он позвонил мне, перед тем как улететь в Сан-Франциско.

— И о чем вы говорили? — спросила я, сгорая от любопытства. Интересно, может, они и меня обсудили между собой? При этой мысли я не на шутку встревожилась. Какая женщина обрадуется, узнав, что ее возлюбленные встретились?

— Питер сказал, что после его возвращения ты ходишь как в воду опущенная, и он решил уехать. Думаю, он очень привязался к тебе. Он так тосковал в разлуке с тобой. А когда вернулся, то увидел, что ты тоскуешь обо мне. Ведь так, правда? — Он ухмыльнулся с победным видом.

— Да, я всегда по тебе скучаю, — честно призналась я. — И мне было грустно сознавать, что мы больше никогда не увидимся.

— Почему? — с недоумением спросил клон.

— Я не смогу с тобой встречаться, если мы с ним расстанемся. Мы с тобой уже обсуждали эту тему.

— А зачем тебе расставаться с ним, если ты его так сильно любишь?

— Потому что меня он не любит. И я не могу больше играть в его игры и спать с вами обоими по очереди. Это непорядочно, в конце концов. С тобой я скачу по потолку и распугиваю всех прохожих на Пятой авеню, а с ним пытаюсь выглядеть представительной дамой и приспосабливаюсь к его требованиям. И каковы бы они ни были, не уверена, что я вхожу в список его приоритетов. Когда он уезжал в Калифорнию, то попрощался со мной так сухо и холодно.

— Это потому, что он понял, что мое место рядом с тобой.

— Твое место в лаборатории с отвинченной головой. А по мне давно плачет психушка. — В глубине души я все же была уверена, что Питер — моя судьба. До конца моих дней, если он только позволит. Впрочем, вряд ли.

— Он не хотел нам мешать, — доверительно сообщил мне Поль, как будто изучил Питера лучше, чем я, и говорил от его имени.

— В таком случае он еще глупее, чем ты.

Мне не удалось развить свою мысль, поскольку в эту минуту приехали дети и прямо с порога бросились мне жаловаться. Они настолько привыкли к Полю и его экстравагантным нарядам, что едва кивнули ему, проходя на кухню.

— Классные штаны, — мимоходом отметила Шарлотта, вытаскивая из холодильника пакетик «Доктора Пеппера» и продолжая ругать Хелену — какая, мол, она дрянь и как отвратительно выглядит со своей силиконовой грудью. Я пыталась ее одернуть, но тщетно.

Пока мы с Шарлоттой препирались, Поль удалился вместе с Сэмом с таинственным видом. Полчаса спустя я отправилась их искать. Когда я открыла дверь в комнату Сэма, меня чуть не хватил удар: Поль протягивал моему сыну живую игуану, которая, оказывается, пряталась у него в чемодане.

— О Господи! — взвизгнула я. — Что это?

— Ее зовут Игги, — гордо сообщил мне Сэм. — Друг Питера привез из Венесуэлы.

— Тогда скажи ему, чтобы он увез ее обратно. Нельзя же держать дома такое ужасное животное, Сэм! — в панике воскликнула я.

— Ну мамочка, пожалуйста… — принялся канючить Сэм, с мольбой заглядывая мне в глаза.

— Нет! Ни за что! — Я обратила к Полю гневный взгляд. Он не только явился в мой дом без приглашения, непрошеным гостем, но и притащил с собой это чудище. — Из игуаны можно сделать отличную пару сапог — на один сапог по крайней мере Игги точно хватит. А его друг из Венесуэлы пусть пришлет тебе вторую. Их не придется даже отдавать в покраску — они и так зеленые. А теперь убирай это чучело обратно в чемодан!

Поль снял игуану с головы Сэма, где та уже успела удобно устроиться, и нежно погладил ее, укачивая на руках. Сэм продолжал упрашивать меня оставить игуану.

— И думать забудь о ней! Чтоб ее духу здесь не было! Или я вас обоих отправлю обратно в Венесуэлу. Прощай, Игги! — многозначительно добавила я и пошла на кухню готовить обед.

И что мне с ним делать, спрашивается? С Игги или без, но Поль здесь не останется. Это я твердо решила.

Я занялась приготовлением спагетти. Спустя некоторое время Поль зашел в кухню с самым серьезным видом.

— Ты меня разочаровала, Стеф. Где твое хваленое чувство юмора?

— Я его утратила начисто. Впрочем, тебе этого не понять. Ты же ненастоящий. Быть тебе вечным Питером Пэном. А я не могу больше с тобой играть. Я взрослая женщина, у меня двое детей.

— Ты говоришь как Питер. Он все время талдычит об одном и том же. Вот поэтому все и считают его занудой.