– Думаю, не позже декабря. А что?

– Вашу тетушку вы там увидите? И мою тетушку, Ольгу Гавриловну?

– Надеюсь, да, – ответил Призванов, несколько удивленный ее допросом. – Когда мы вытесним из Вильно французов, окрестные помещики съедутся туда из своих деревень.

– Я хочу доехать с вами до Вильно! – неожиданно заявила Софья. – Да, я хорошо подумала и считаю, что более удобного случая мне не представится. Ольга Гавриловна больна, а я дала слово с ней повидаться. Я должна успеть, вы понимаете?

Призванов молчал, обескураженный столь решительным намерением девушки, а Эжени, всплеснув руками, запричитала:

– Да ты с ума сошла, Софи, как тебе такое в голову пришло? Ехать с солдатами, неизвестно по какой дороге, когда вокруг война, опасности, да и зима на носу! Нет, это безумие, и я тебя не пущу!

Софья еще раздумывала, чем убедить старшую подругу, как вдруг на помощь девушке неожиданно пришел Призванов:

– Знаете, Эжени, пожалуй, предложение вашей барышни не такое уж безумное. Наполеоновские войска сейчас отступают на запад, по разоренной Смоленской дороге. Наша армия их преследует и закрывает путь к южным губерниям. Враг с каждым днем слабеет. А когда наш небольшой отрядец отправится в путь, французы и вовсе отъедут далеко, стычки с ними нам уже не будут грозить. Могу поручиться, что довезу вашу барышню до Вильно в целости и сохранности. Ну а там уж, когда уеду в действующую армию, оставлю ее на попечение тетушки. Пусть побудет у Ольги Гавриловны, а после вернется в Старые Липы. Лучше не спорьте, Эжени. Ведь если такая девушка, как Софья, что-то решила, вам ее все равно не остановить.

Будь на месте Призванова кто-то другой, Софья поблагодарила бы его за поддержку; но в данном случае у нее язык не поворачивался сказать что-то хорошее, и она, молча кивнув, встала и отошла в сторону. Эжени бросилась за ней и горячо зашептала:

– Как ты можешь с ним ехать? Ведь сама говорила, что он твой враг, что ты его ненавидишь!

Софья пожала плечами, не найдя слов возражения, и вдруг за спинами собеседниц раздался ироничный голос Призванова:

– Понимаю, мадемуазель, что вас устроил бы другой провожатый, не я. Но, может быть, в Вильно, куда съедутся многие русские офицеры, вы встретите и Юрия Горецкого. Война, бесспорно, сделает его мудрей, и он помирится с вами.

Эти слова одновременно и смутили Софью, и еще больше убедили в правильности принятого решения. Она упрямо тряхнула головой и повторила:

– Я поеду в Вильно! И чем скорей, тем лучше!

Глава двенадцатая

Спустя десять дней небольшой отряд во главе с Призвановым был уже в дороге. За время, проведенное в ниловском имении, Софья окрепла и чувствовала себя достаточно сильной для длительного путешествия, в чем убедила и Евгению, долго не желавшую отпускать девушку.

Франсуа принимал деятельное участие в излечении раненых и тем расположил к себе всех ополченцев отряда. За прошедшие дни его поврежденная нога перестала болеть, и он готов был вместе с женой продолжить путь в Харьковскую губернию. Никита Иванович хотел задержать лекаря в своем отряде, но Призванов решил, что французу оставаться среди подмосковных мужиков, озлобленных войной, еще опасно, и дал супругам Лан повозку с двумя лошадьми, а также контуженого унтер-офицера в сопровождающие.

Когда Софья прощалась с друзьями, бывшими верной опорой в ее злоключениях, не обошлось без слез и обоюдных наставлений. Но, внезапно поймав во время этой трогательной сцены пристальный и, как обычно, чуть насмешливый взгляд Призванова, девушка тут же вытерла слезы и встряхнулась, не желая выглядеть в его глазах сентиментальной барышней.

Софья давно уже решила про себя, что, коль уж ей предстоит довольно долгий путь в обществе этого опасного и циничного человека, то она ни за что не покажет перед ним слабости – ни телесной, ни душевной, и будет держаться так гордо и независимо, чтобы он не посмел проявить по отношению к ней даже малейшей фамильярности.

Именно для того, чтобы показать себя достаточно сильной для похода в военное время, она предпочла ехать верхом, а не в повозке, хотя та была довольно вместительна и имела откидной кожаный верх. Решив, ради удобства путешествия, одеться в мужскую одежду, Софья нашла в одном из сундуков, спрятанных в чулане, штаны и старую венгерку Павла, которые Эжени подогнала ей по росту. На голову девушка надвинула казачью шапку, спрятав под нее волосы.

– Ишь какой бравый казачок, – усмехнулся Призванов, когда она уселась в седло.

Сам он был одет уже не в кафтан ополченца, а в свой гусарский мундир, на котором выразительно блестел Георгиевский крест.

Кроме Призванова и Софьи верхом ехали еще двое офицеров и двое солдат; третий офицер, корнет Чижов, был еще слаб после ранения и ехал вместе с денщиком в повозке, где помещался также ворох теплой одежды и погребец с провиантом.

Девушка старалась держаться подальше от Призванова, но он сам подъехал к ней и, поглядывая на нее сбоку, заметил:

– Все же напрасно вы не сели в наш походный экипаж, мадемуазель. Дорога долгая, а вы непривычны к седлу, скоро набьете себе эти… деликатные места.

– Избавьте меня от ваших фамильярностей! – прошипела она и, сверкнув на Призванова яростным взглядом, отъехала вперед.

Однако он не отставал и, снова оказавшись рядом с Софьей, повторил свой совет:

– Ей-богу, в повозке вам будет лучше. Как только устанете от верховой езды, не стесняйтесь, пересаживайтесь в нашу карету. И мне будет спокойней. Я все-таки за вас отвечаю.

Софья не утерпела и задала ему вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:

– А почему вы согласились взять меня с собой в дорогу? Ведь это для вас лишняя обуза.

– Но вам ведь хотелось поехать? Я решил исполнить ваше желание.

– По-моему, вы из тех людей, которые исполняют прежде всего свои желания, а не чужие.

– Гм, вот как вы обо мне думаете… Но, может быть, у меня в этом деле свой интерес. Или, может, я хочу исправить то зло, которое вам невольно причинил, а?

– От вас не дождешься искреннего ответа, Призванов. Вы все время скоморошничаете. Даром что граф. Знаете, не удивлюсь, если ваш отец… – Софья замолчала, не желая говорить лишнего.

– Что? Продолжайте. – Он внезапно стал серьезным. – Не удивитесь, если мой отец окончательно предпочтет мне серьезного и заботливого младшего сына, хоть и незаконного? Вы это хотели сказать?

Призванов уже знал из разговора с Эжени о посещении путниками графского имения, о знакомстве с Артемием Степановичем и Захаром. Софья сразу поняла, как болезненна для него эта семейная тема, соперничество с братом, которого Даниил явно не считал достойным человеком.

– Успокойтесь, Призванов, ваш брат не произвел на меня благоприятного впечатления, – заметила она вполне искренне. – Но это не потому, что он незаконный сын, да еще и от простолюдинки. Благородство заключено не в происхождении, а в самом человеке.

– Гм, я не ошибся, взяв вас с собой. Мы все время будем спорить, и дорога не покажется мне скучной.

Софья, услышав за спиной смешок, оглянулась на ехавших следом офицеров и заметила, что те переговариваются, поглядывая на нее и Призванова. «Что они думают обо мне?» – мелькнула у нее мысль, и девушка невольно нахмурилась. Два этих офицера – уланский поручик Киселев и капитан пехотной роты Луговской, были не очень молоды и как будто доброжелательно к ней настроены, и все же она испытывала неловкость, замечая игривое любопытство в их взглядах. Разумеется, женщина в мужском отряде, да еще знакомая известного ловеласа Призванова, не могла не наводить их на определенные выводы. «Да что страдать, все равно моя репутация безнадежно испорчена», – подумала она с какой-то фаталистической бесшабашностью, усвоенной ею в смутные дни войны.

Словно угадав ход ее мыслей, Призванов вдруг заметил:

– Кажется, вы опасаетесь, что я опять вас чем-то скомпрометирую? О, напрасно. Сейчас не до этого, сейчас наша главная забота – без потерь добраться до Вильно. Впрочем, стычки с противниками по пути нам почти не грозят, ведь французы уже отошли на запад. Наша армия их преследует, двигаясь параллельно по южной дороге и не вступая в общее сражение, а казаки Платова буквально сидят у них на хвосте и не дают им отдыха на ночлегах. Так что если мы где и встретим каких наполеоновских вояк, то разве что усталых и голодных оборванцев, которым уже не до сражений. Но чаще будем натыкаться на мертвых, чем на живых.

Софья отвернулась от Призванова и тут же вздрогнула, увидев на обочине дороги несколько полураздетых трупов, которые, судя по обрывкам мундиров, при жизни были французскими солдатами. Черные отъевшиеся вороны кружили над ними, нарушая тишину зловещим карканьем.

– Да, граф, ваши слова подтверждаются, – пробормотала она, поеживаясь и отводя взгляд от мрачной картины.

– Увы, барышня, вам придется к этому привыкать, – вздохнул собеседник. – Боюсь, что дальше будут еще более неприглядные зрелища. Может, все-таки вернетесь, пока не поздно?

Софья, не заколебавшись ни на секунду, твердо заявила:

– Нет, я своего решения не изменю. Если не поеду в Вильно и не увижусь с Ольгой Гавриловной, то никогда себе этого не прощу. Не бойтесь, я не буду вскрикивать и падать в обморок, как кисейная барышня. Вы ведь сами сказали, что я плебейка, дочь мужички, и, значит, мне не полагается быть чувствительной.

– Помилуйте, Софья, я не называл вас плебейкой, – возразил Призванов. – И я совсем не огорчусь, если вы проявите присущую женщинам чувствительность. Но, впрочем, могу вас немного успокоить: когда мы минуем Бородино, то свернем южнее, на проселочную дорогу, там не было боев и трупов будет меньше.

– А раньше, до Бородина, нельзя свернуть?

– Можно. Но поймите меня правильно, – тут он оглянулся на следовавших чуть позади солдат и офицеров, – эти люди были ранены в Бородинской битве, они хотят перед отъездом на запад, перед возможной гибелью в дальнейших боях, еще раз взглянуть на те места, где сражались, были героями, теряли своих товарищей. Пусть вам не кажется странным такое желание.