После завтрака она поднялась к себе в комнату, чтоб захватить свитер, потому что все трое собирались сегодня сходить на конюшни. Однако, переступив порог, Эмма увидела на полу у кровати рюкзак и сумку, собранные накануне. Этого оказалось достаточно, чтоб стены, которые она так старательно возводила всё утро, рухнули в одно мгновение. Проглотив застрявший в горле, мешающий дышать ком, она закрыла дверь и с тяжелым вздохом опустилась на кровать, оглядывая комнату, которую целый месяц звала своей. Конечно, последнее время она спала в спальне Реджины, но именно тут, в гостевой комнате особняка, Эмма впервые почувствовала себя дома.


Здесь Реджина будила её, прогоняя мучавшие Эмму ночные кошмары, и они сидели рядом, прислонившись к спинке кровати, или уходили на кухню, чтоб выпить чаю или горячего шоколада с корицей, который так любила Эмма, и разговаривали до рассвета.


Иногда Генри помогал ей заниматься по утрам,  забираясь к ней на спину во время отжиманий, а иногда просто сидел на кровати и сбивчиво считал, глядя на неё, время от времени переключаясь на испанский, которому учила его мама.


Эмма вспомнила, как Реджина первый раз забрала в стирку её одежду. Эмма куда-то ушла, а вернувшись, обнаружила, что все её вещи аккуратно разложены по ящикам комода или развешаны на плечиках в шкафу. Там же, на верхней полке шкафа, лежали сложенные сумка и рюкзак. Это вторжение в личное пространство беспокоило Эмму примерно полсекунды. Её вещи никогда прежде не были такими мягкими и не пахли так приятно. Реджина проявила к ней больше заботы и внимания, чем всё её опекуны вместе взятые. С тех пор Эмма стала вешать одежду в шкаф.


А сейчас сумки были упакованы, и содержимого в них было больше, чем когда Эмма приехала. У неё появился новый свитер - красный, с серым рисунком рыцаря на груди и надписью «Собственность сторибрукских рыцарей». «Сторибрукскими рыцарями» называлась школьная спортивная команда, и талисман у них был соответствующий. Не удивительно, что Генри так увлекается этой темой. Реджина носила этот свитер, когда была в старших классах. Вообще-то Эмма собиралась потихоньку стащить его в качестве трофея (и только потому, что он пах Реджиной), но, обнаружив его сложенным в своей сумке, блондинка поняла, что, видимо, её намерения не были такой уж тайной для Реджины.


Открыв рюкзак, она с улыбкой достала письма и рисунки, которыми дорожила больше жизни, потому что они послужили всему началом. В стопке появились новые фотографии, и Эмме не терпелось развесить их по прибытии в форт Беннинг. Стены вокруг её койки больше не будут серыми и пустыми, и кроме распорядка дня и списка маршрутов патрулей их будут украшать лица её друзей, запечатленные на фотографиях. Те, кого она любит, смогут присматривать за ней, когда их будут разделять многие мили.


Сверху лежали фотографии, на которых Эмма была с Августом и Нилом, но блондинка отложила их. Она просматривала новые фото. Вспоминая те моменты, когда снимки были сделаны, девушка чувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.


Первую фотографию Реджина сделала на третий день после приезда Эммы, в дождливую апрельскую погоду. Эмма, держа зонтик над головой, вела Генри за руку по дорожке к особняку. Генри, одетый в голубой дождевик с красным капюшоном и желтые резиновые сапожки, выглядел так, словно Медвежонок Паддингтон внезапно превратился в маленького мальчика. Ни Эмма, ни Генри не знали, что их снимают. Малыш был слишком занят, меряя глубину лужи под ногами, а Эмма была сосредоточенна на том, чтоб надежно укрыть его от дождя. Реджина глядела на них, стоя на пороге, и, поймав момент, быстро сфотографировала парочку.


На первых снимках Эмма была вдвоём с Генри: он обычно сидел у блондинки на коленях, обнимая её за шею. На одной фотографии было видно, как Эмма посадила его на плечи. Реджина тогда чуть разрыв сердца не получила, но они оба пообещали женщине быть очень-очень осторожными, и брюнетка уступила. Эмма и Генри дружно решили, что маме вовсе не обязательно знать о том, что однажды Свон слегка не рассчитала высоту двери, и мальчишка случайно стукнулся о дверной проём головой.


Реджина начала появляться на тех фотографиях, которые были сделаны на дне рождения малыша. В тот день Эмма и Генри несколько раз фотографировались вместе в своих сияющих доспехах, и Реджина сохранила все снимки, но в двух экземплярах распечатала только один – тот, где Эмма надела ей на голову бумажный колпак, и все трое стояли на лестнице. Генри широко улыбался на руках у матери и одной рукой тянулся к стоящей с мечом на плече Эмме, чтобы обнять. Реджина тоже улыбалась и, даже не смотря на дурацкий колпак с бумажной ленточкой, выглядела настоящей королевой.


За каждой фотографией была история, воспоминание. Эмма поклялась вечно хранить эти воспоминания в памяти. Некоторые снимки были сделаны совсем недавно, на её дне рождения, как, например, этот, на котором она сидела на диване между Руби и Тиной. Или вот этот, более забавный, на котором все сидели за столом, улыбаясь в камеру, которую держал Генри, настоявший, что хочет их сфотографировать. Кадр был покосившийся, нечеткий, один край отливал красным. Просматривая вечером снимки на своём Canon-е, Реджина не удивилась, обнаружив, что Генри слегка закрыл объектив пальцем.


Наконец Эмма посмотрела на последнюю фотографию, и её сердце больно сжалось. На этом снимке были только они с Реджиной.  Фотографию сделали через два дня после дня рождения блондинки. Тогда женщины просматривали фотографии, и Реджина заметила, что нет ни одной, где они были бы только вдвоём.


- Давай это исправим, - блондинка выхватила у Реджины фотоаппарат и подняла его, держа над головой. Реджина, усмехнувшись, встала рядом с ней, положив подбородок на плечо Эммы. Они посмотрели в объектив камеры, широко улыбаясь.


Эту фотографию Реджина тоже распечатала в двух экземплярах.


Необходимость оставить всё это позади просто убивала Эмму. Какая ирония, думала она, размышляя о том, что привело её к сегодняшнему дню. Не будь она сиротой, она не таскалась бы по приютам, и другие дети не стали бы мерзко относится к ней из-за стоптанных кроссовок и слишком больших футболок. И не было бы агрессивного поведения и постоянных нарушений правил. И проблем с копами тоже не было бы, а значит, она не предстала бы перед судом и не отправилась бы в тренировочный лагерь. А не пойди она в армию, никогда в жизни не встретила бы Реджину и Генри. Так что она должна быть благодарна армии. Армия дала ей второй шанс во всех смыслах. И все же единственное, чего Эмма действительно хотела сейчас, так это послать армию как можно дальше ради возможности остаться в Сторибруке… Она потерпит ещё несколько лет, решила Эмма. Ещё только пять лет, и она полностью выплатит свой долг государству. Может, после следующей командировки можно будет попытаться подать прошение на перевод в Национальную Гвардию.


Услышав громкий плач Генри, Эмма резко вскинула голову. Наскоро запихав письма и фото в рюкзак, она вылетела из комнаты, сбежала с лестницы, перепрыгивая по две ступеньки зараз, и вбежала в игровую комнату, готовая поцеловать любую шишку и прогнать какого угодно монстра. Но в игровой она увидела только Реджину, стоящую на коленях около входа в детскую палатку с грустным выражением лица.


- Солнышко, пожалуйста, не плачь, - Реджина тихонько скребла ногтями по брезенту, словно это могло успокоить плачущего внутри ребенка.


- Что случилось? - Эмма присела на корточки рядом с женщиной и попыталась заглянуть в окошко палатки. В лицо ей полетела плюшевая подушка, яростно запущенная Генри.


- Эй, - сердито сказала Эмма, - нехорошо бросаться в людей подушками, мистер!


Генри, плача, колотил по мягкому полу палатки руками и ногами, видимо, нарочно стараясь произвести как можно больше шума.


- Почему он плачет? - в этот раз ничего не понимающая Эмма посмотрела на Реджину, ожидая ответа.


Та прикусила губу, склонив голову на бок.


- Я сказала ему, что он сегодня не пойдет в садик, - извиняющимся тоном ответила она.


- Я думала, он знает, - Эмма, недоумевая, глянула на Реджину. - У них сегодня урок рисования или что?


-Да, но не в том дело, - Реджина наклонилась к Эмме и нежно сжала её ладонь. - Я сказала, что тебе надо ехать на работу, поэтому мы пойдем гулять вместе, а потом проводим тебя в аэропорт.


Эмма открыла рот, поняв, в чем дело. Она повернулась к палатке, где Генри уже не мог плакать и только, задыхаясь, тихо всхлипывал.


- Он не хочет, чтоб ты уезжала, - добавила Реджина, хотя это уже было ясно нахмурившейся Эмме. Блондинка нагнулась, собираясь отодвинуть край палатки, закрывающий вход. Реджина остановила её, взяв за руку:


- Тебе нельзя войти в его замок, пока он не разрешит.


Эмма не обратила внимания на эти слова и, прищурившись, приподняла брезент. Не успела занавеска подняться полностью, как раздался громкий визг. Эмма быстро отпустила ткань и смущенно кивнула Реджине, пославшей ей взгляд «Я же тебе говорила». Молча опустившись на живот, Эмма подползла к тому входу в палатку, куда обычно присоединялся туннель.


- Генри? - позвала Эмма, тихонько постучавшись. Всхлипы стали тише, но не прекратились. -Дружок, можно мне войти?


- Нет.


- А чего так?


- Не хочу в аэропорт!


- Но я хочу увидеть тебя до того, как уеду, -возразила Эмма.


- Тогда оставайся, - его тон был настойчивым, почти приказным.


- Я бы очень хотела остаться, Генри, - как же сильно она хотела бы пообещать ему, что останется. Если бы только она могла!