Он посмотрел в том направлении, куда ему указали, а когда обернулся, чтоб поблагодарить её, увидел, что женщина уже вышла из зала и повернула на наружную лестницу. Поглядев на Августа через окно, она усмехнулась и кивнула ему, напоминая о том, что нужно торопиться. Издав тихий смешок, мужчина затрусил к комнате Эммы. Он успел как раз вовремя, чтобы, открыв дверь, увидеть осуждающее лицо Руби, одетой в пурпурное платье до колена и с букетом роз в руках.


- Ты опоздал, – брюнетка сердито на него посмотрела. Поцеловав её в щёку, Август прошел в комнату.


- Я люблю эффектно появляться, – он кивнул Нилу, сидящему на стуле в углу комнаты, одетому в такой же смокинг, и хлопнул его по плечу. – Где Эмма?


- Август? – голос Эммы, тихий, но уверенный, раздался из-за занавески. Август шагнул в закуток за трюмо, на котором лежала плойка и стояло столько косметики, сколько он ещё в жизни не видел. Бут деликатно постучал в стену прежде, чем заглянуть за занавеску.


Эмма поманила его.


Счастливая ухмылка Августа не шла ни в какое сравнение сияющей улыбкой Эммы.


Август всего несколько раз видел Эмму в платье, например, на прошлом ежегодном Рождественском балу в ратуше Сторибрука, когда отставной капитан счастливо улыбалась рядом с женой, одетая в красное коктейльное платье с длинным рукавом.


Конечно, Эмма и Реджина поженились сразу, как только однополые браки были легализованы в Мэне. Это, и правда, было романтично, так подумал Август, услышав эту историю вечером того дня, когда пара предстала перед судьёй и поставила подписи в своём свидетельстве о браке. Эмма разбудила Реджину, когда рассвет ещё только занимался, и даже в полусне брюнетка поняла, что девушка собирается сказать.


- Выходи за меня, – прошептала Эмма в поцелуе, глядя на неё до безумия взволнованными глазами и без всяких колец, но искрясь чистейшей любовью.


- Да, – кивнула Реджина и, притянув Эмму к себе, уложила её обратно в кровать, бормоча что-то насчёт того, что Бюро регистрации браков откроется только через четыре часа.


Они были официально женаты уже больше года, и сегодня заново подтверждали свои обязательства друг перед другом в присутствии семьи и друзей. Это событие Эмма с Реджиной начали планировать в ту самую секунду, как стали семьёй Свон-Миллс. Август был зол, как чёрт, и кипел от возмущения, узнав, что ему не дали поприсутствовать при заключении брачного союза двух женщин, но, стоя рядом с Эммой, всего за несколько минут до того, как она, поднявшись по ступеням, скажет всему миру, как сильно любит Реджину, он решил, что раз в жизни может придержать язык.


Эмма стояла в отгороженном занавесками от остальной комнаты углу, рядом с мягким креслом. Светлые волосы были частично подняты наверх, придерживаемые заколкой-цветком из горного хрусталя, по плечам свободно рассыпались локоны. Макияж никогда не входил для Эммы в список жизненных приоритетов, и женщина не пользовалась им даже в юности, а на службе и вовсе считала нанесение макияжа непрактичным. Но сейчас, с лёгкой основой на лице и матовыми розовыми тенями на веках, она просто сияла. Шрам, лишь слегка поблёкший за эти годы, всё так же украшал её щёку, но за улыбкой, такой яркой, что казалось, она может осветить всю комнату, его просто не было заметно. Платье блондинки было простым, лишенным той экстравагантности, какую предпочитают большинство невест, но Эмма при выборе подвенечного наряда искала именно простоты, поэтому остановилась на платье цвета яичной скорлупы, нижний слой из атласа длиной до щиколотки, верхний – кружевной, и дизайн кружева сочетался с заколкой в волосах. Кружево прикрывало атлас и переходило в лиф с V-образным вырезом, скрывая плечи. Август знал, что временами Свон всё еще стесняется своего протеза, но теперь, улыбаясь ему, она выглядела так, словно это последнее, что беспокоит её. Единственным украшением на Эмме был круглый кулон, поблескивающий между ключиц, и он говорил так много, что с ним не могли бы сравниться все бриллианты и жемчуга мира.


К глазам подступили слёзы, и Августу почему-то стало трудно дышать. Это. Вот это действительно слишком хорошо, чтоб быть правдой. Его маленькая сестрёнка идет под венец. Больше пятнадцати лет он наблюдал, как упрямая девочка-подросток превращается в прекрасную, сильную женщину, которую он видит перед собой сейчас, и вот она стоит перед ним в день своей свадьбы и выглядит такой счастливой, будто… чёрт, да даже радость от выигрыша в многомиллиардную лотерею не пошла бы ни в какое сравнение с тем счастьем, которым лучится Эмма.


- Ну? – с надеждой спросила она, взяв в руки лежащий на стуле небольшой букет пурпурных калл, чтоб довершить образ.


По щеке Августа покатилась слеза, Руби подтолкнула его, глядя чуточку насмешливо. Август молча встал перед Эммой и мягко, медленно повернул к себе спиной. Потянувшись, он взял с кресла фату, бережно расправляя шифон. Уверенные пальцы закрепили фату как раз под заколкой, Август аккуратно оправил ткань, доходящую женщине до середины спины. Эмма медленно повернулась в его руках, растроганно улыбаясь.


- Ты, – серьёзно сказал Бут, целуя её в лоб, – самая красивая невеста.


Она засмеялась, пожав плечами:


- Нет, думаю, у меня второе место.


- О, Боже. Да ты уже успела надраться, – шутливо застонал Август.


Эмма снова засмеялась и обняла его. Мужчина быстро обнял её в ответ.


- Я волновалась, что ты можешь не успеть.


- И не увидеть, как моя маленькая сестрёнка принимает лучшее решение в своей жизни? – Август нежно потрепал её по подбородку. – Никогда!


- Скоро начинаем, ребята, – позвал Нил и открыл двери. С верхнего этажа донеслись звуки музыки.


Август согнул руку в локте и улыбнулся, когда Эмма продела в сгиб свою ладонь.


- Давай закрепим всё официально, – и Август раздвинул занавеси.



* * *

В детстве Эмма никогда не накидывала на голову наволочку, воображая, что это фата, не делала букетов из туалетной бумаги, не скользила по полу, представляя, что идёт к алтарю, где её ждёт Прекрасный принц (или Принцесса). В общем-то, она куда более четко представляла свои похороны, чем свадьбу, поскольку точно знала, что похороны когда-нибудь случатся наверняка.


Письма к Реджине всё изменили.


Почти тринадцать лет жизни Реджины Миллс и Эммы Свон были переплетены так тесно, будто сами Норны ткали полотно, сплетая их судьбы в одну нить. Последние пять лет стали для маленькой семьи настоящими американскими горками. Дело было не только в том, что Эмма продолжала страдать от ПТСР, но и в том, что Реджине и Генри приходилось учиться принимать её присутствие в жизни, учиться уступкам. И хотя иногда девушка боялась, что они будут обижаться на неё за это, Миллсы никогда не жаловались. Доктор Хоппер выразил своё беспокойство по поводу их такого поспешного воссоединения, но эта семья была более чем готова сделать всё для того, чтоб узнать друг друга заново.


Сеансы терапии – индивидуальные, парные и семейные – проходили каждую неделю. Генри перестал появляться на индивидуальных встречах через полгода после возвращения Эммы. Ему, ребенку, для которого чудеса и волшебство всё ещё были так близко – только руку протяни, было проще, чем взрослым. Их парная терапия практически сошла на нет в прошлом году. Как бы то ни было, почти четыре года Реджина раз в неделю ездила с Эммой в Портленд к психологу, чья квалификация позволяла ему помочь бывшему солдату влиться в жизнь в большом мире после её уединенного пребывания в Брукхевене. Чаще всего, Реджина во время этих визитов сидела в комнате для посетителей, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла и начисто забывая про книгу, которую всегда возила с собой. Эмма выходила из кабинета доктора эмоционально опустошенная и вымотанная и, пока они ехали домой, держалась отстраненно. Часы, проведенные за чтением книг по психологии, поиски информации в сети и разговоры с Арчи помогли Реджине научиться правильно вести себя в сложных ситуациях, и она всегда могла поддержать своего солдата, когда той нужна была поддержка.


В годовщину попадания Эммы в плен им обеим приходилось тяжело, и Реджина резко вскакивала среди ночи и трясла блондинку за плечи, заставляя открыть глаза, желая убедиться, что она дышит. Но Рождественские песни, которыми Генри наполнял дом, и ветви омелы, которые Август, даже не скрываясь, развешивал везде, где только можно, помогали облегчить наполнявшую женщин тревогу. Со временем Эмма стала приходить к доброму доктору раз в несколько месяцев. Когда её страхи и сомнения захлёстывали слишком сильно, и ни она, ни Реджина не могли справиться с ними самостоятельно, девушке хватало обычного дружеского разговора и простого подтверждения, что она всё ещё на верном пути, чтобы прийти в норму.


Несмотря на все трудности, они были рядом друг с другом. В ночи, когда Эмму донимали кошмары, Реджина была рядом, чтоб успокаивающе провести ладонью по щеке и напомнить Свон, что она в безопасности. И когда стресс, который испытывала Реджина, заставлял её срываться на всех, в слепой ярости растравляя старые раны, Эмма притягивала её к себе, и массировала её плечи, и тихо напоминала, что теперь они вместе. 


Они снова начали ходить на свидания. Обеды, игры, прогулки. Они даже иногда возвращались в тот кинотеатр под открытым небом, устраивая вечера воспоминаний. Осторожно, словно раздувая умирающее пламя, которое может погаснуть от излишней настойчивости, они открывали друг друга заново. Эмма с Реджиной ссорились чаще, чем обычно, потому что, стоило Эмме выйти из дому, и в Реджине просыпалась чрезмерная опека, а Эмма всё ещё упрямо желала всегда оставаться сильной в глазах своей семьи. И после каждой ссоры женщины любили друг друга ещё крепче, слишком много времени уже было отнято у них, и они выучили этот трудный урок, раз и навсегда осознав, что нельзя тратить ни одной секунды понапрасну. Они всей семьёй ездили в Квебек и вместе подбадривали Генри на скаутских церемониях; и одевались на Хэллоуин Джимом Хокинсом, Джоном Сильвером, капитаном Амелией и доктором Допплером. Словом, они с удовольствием навёрстывали упущенное.