- Я только что сказала вам, что у меня всё начало налаживаться, а вы хотите, чтоб я вернулась к тому, с чего начала? Снова ждала…


Реджина фыркнула и хлопнула ладонью по дивану. Понго, встревоженный громким звуком, вскинул голову и чихнул.


- Я в порядке.


- Вы не хотите отпускать Эмму, держитесь за неё. Но нельзя использовать Августа как замену.


- Уж не намекаете ли вы, что между мной и мистером Бутом возникла романтическая связь?


- Нет, не намекаю, – поспешил заверить Арчи. – Сомневаюсь, что ваше сердце готово сейчас для отношений. Но вы говорили, что они с Эммой – приёмные брат и сестра. Очевидно, в нём есть что-то от Эммы, что-то, к чему вы хотите быть ближе. Поэтому вам комфортно от того, что он физически находится рядом. Он не уезжает, Реджина. Он хочет пустить корни в городе. Вы сами говорили, что он устроился к Марко в мастерскую. Вы думаете, что это признаки того, что он собирается вас оставить?


- Я не понимаю, зачем ему жить отдельно, – сказала Реджина, совершенно игнорируя заданный вопрос. – У меня в доме комнат более, чем достаточно.


- Он взрослый человек, и может сам принимать решения.


- Взрослый, как и…


Миллс не договорила и сосредоточилась на ниточке, выбившейся из диванной подушки. Доктору явно нужна новая мебель.


- Реджина, – мягко позвал Арчи. Брюнетка подняла голову и нахмурилась. – Вы добились определенных успехов, но часть вашей души не хочет, чтоб вы исцелились полностью.


- Я делаю всё, что вы говорите, – вздохнула она раздраженно.


- И я горжусь вами, – Арчи наклонился вперед и ободряюще сжал её колено. Потом, понизив голос, будто доверял ей большой секрет, сказал. – Вы можете звать её по имени.


Взгляд Реджины вспыхнул, а дыхание участилось, пусть даже совсем чуть-чуть. Она откинулась назад:


- Я зову.


- Правда? – спросил он. – Когда говорите с Генри или Августом? Судя по письмам, которые вы мне показывали, я знаю, что вы часто мысленно называете её имя, но за семь месяцев нашего общения вы произнесли его всего дважды. Как так?


- Я могу произносить её имя, – Реджина глубоко вдохнула, сосредотачиваясь. – Эмма.


Она склонила голову набок, отмечая маленькую победу.


- И как?


- Трудно. Вынужденно, – процедила Миллс сквозь зубы.


- Во многих смыслах? – понимающе спросил Хоппер.


Получив в ответ многозначительный тяжелый взгляд, он сменил тему.


- Как ваши друзья? Кэтрин, Руби, Тина. Ваши отношения улучшились с того дня, как вы признались им, что Эмма пропала?


- Мы разговариваем.


Когда Арчи промолчал, Реджина неосознанно потянулась к цепочке и провела пальцем по кулону.


- Не понимаю, зачем мне расширять круг общения, если в данный момент я совершенно довольна жизнью.


- Ваш круг общения – это ваша поддержка, – пояснил он, и Реджина мысленно закатила глаза. Сколько раз доктор ей это повторял? – Насколько я могу судить, единственное изменение в вашей жизни – это приезд мистера Бута, и я не говорю, что это плохо. Совсем нет. Но вы сами сказали, что вам трудно проводить время с друзьями, вы не можете расслабиться. Вы волнуетесь, теряя Генри из виду. Стоит ему упомянуть Эмму, и вы почти не можете говорить с сыном. А теперь вы боитесь, что Август вас бросит. Как думаете, о чем это говорит?


- О страхе быть брошенной и проблемах с доверием к людям? – неприязненно отозвалась она. – Если конечно вы не намекаете на проблемы отношений с родителями и обсессивно-компульсивное расстройство.


- Первое – совершенно точно, но, если хотите, можем попозже вернуться и ко второму, – Арчи усмехнулся, надеясь, что Реджина перестанет хмуриться, но закашлялся, увидев, что выражение лица брюнетки только стало угрюмее. – Но первоочередной вопрос в том, что, хотя присутствие Августа в вашей жизни и делает вас счастливее, вам нужно помнить, что он – не Эмма.


- Я это знаю, – почти прорычала Реджина. – Знаю, что, хотя он и ведет себя, как ребёнок, точно так же, как его сестра, но он её не заменит. Это что, преступление, что, найдя человека, с которым я могу проводить больше пары часов за раз, я разочарована тем, что он хочет уйти?


- Конечно нет, – мягко сказал Арчи. – Но сейчас вы ведёте себя так же, как после смерти ваших родителей.


Миллс резко выдохнула, но выдержала его взгляд.


- Так что, да, мы обсудим проблемы взаимоотношений с родителями, но сейчас важно то, что вы замыкаетесь в себе, держа всех на расстоянии. Хотя в этот раз у вас есть Генри и Август, – Реджина медленно выдохнула через нос. – И я спрашиваю снова, вы с Генри говорите о ней?


- Он всё время спрашивает о ней, – понизила голос брюнетка.


- А вы? Вы сами говорите о ней?


Реджина промолчала, и Хоппер продолжил:


- Всегда проще забыться в привычных делах. Особенно если рядом есть кто-то, кто, как Август, так близко связан с Эммой. Никому не хочется придаваться скорби.


Она закрыла глаза:


- Вам нужно использовать именно это слово?


Врач удивился:


- А какое слово вы находите более подходящим?


- Просто не это.


Арчи кивнул, делая в блокноте пометку.


Реджина зажмурилась, откидываясь на спинку дивана:


- Слишком долго.


- У вашей встречи нет крайних сроков, – напомнил Арчи, – нет контакта или требований. Нужно время.


Время. Реджина горько рассмеялась. Всё крутится вокруг него, да? Неподходящее время. Подходящее время. Сделать время подходящим. Ждать, чтобы время прошло, и хотеть его остановить. Она выпрямилась и, устало вздохнув, убрала упавшие на лицо волосы:


- Что ещё я могу сделать?



* * *

Реджина ненавидела ошибаться. Ненавидела, когда кто-то другой оказывался прав. Но после того, как доктор Хоппер объяснил её, что избегание – это почти то же самое, что отрицание, она отправила Августа и Генри в парк и, скрепя сердце, вытащила из шкафа сумку с вещами Эммы.

Стоя на коленях, Реджина дрожащими руками расстегнула змейку и вытащила фотографии. Пальцы ласково пробежали по глянцу снимка. Он был обтрепанный по краям и с загнутыми уголками. Они с Эммой сидели на диване в гостиной и смотрели в камеру, которую блондинка выхватила у неё, когда Миллс заметила, что у них нет ни одного общего фото.


Давай это исправим. 


Сердце Реджины сжалось. Она села на пол, прижимая фотографию к груди. Когда она видела Эмму последний раз, девушка сидела перед камерой и поздравляла Генри с днём рождения. И её взгляд говорил громче, чем слова.


Двадцать семь месяцев назад.


Она не смогла сдержать слёзы, хлынувшие из глаз, и только прижала руку ко рту, чтоб заглушить всхлипы. Реальность снова ударила её. Двадцать семь месяцев, а она только сейчас набралась храбрости посмотреть на Эмму. Чувство вины накрыло её с головой. Слеза упала прямо на улыбку девушки на фотографии. Она почти забыла морщинки, которые появлялись в уголках зелёных глаз, когда Эмма смеялась или радовалась. Когда они были вместе, эти маленькие лучики почти не исчезали с её лица. От этой мысли сердцу стало ещё больнее.


Почему она так долго не смотрела на неё? Не видела Эмму? Она ужасный человек. Она злилась, она была в ярости, ей было больно от того, что Эмма не вернулась домой. Но разве настолько, чтобы не суметь выдержать даже взгляда на фотографию? Реджина поперхнулась рыданием.

Она не пережила это. Она не может отпустить. Она крепко держится за воспоминания, и всё внутри неё противится возможности отпустить. И если боль – единственный способ, который у неё есть, чтобы быть рядом с Эммой, она рада этой боли.


Но нельзя же так жить. В жизни Реджины уже было такое. После смерти родителей её сердце обледенело, а после смерти Эммы у неё два выхода: иллюзии или отрицание. Ни то, ни другое не принесёт ничего хорошего.


Выровняв дыхание, брюнетка перевернула фотографию и увидела на обороте надпись, сделанную почерком Эммы. Синие чернила уже выцвели, но надпись всё еще можно было прочесть: «Май 2004. Мы с Реджиной #1».


Один? Реджина перестала дышать, когда поняла, что значит эта цифра. У них не было возможности сделать вторую совместную фотографию. И третью. И четвертую. Или заполнить тот альбом, который она готовила блондинке в подарок и который сейчас лежал в шкафу вместе с остальными вещами, слишком напоминавшими Эмму. Этот измятый снимок, сделанный больше трёх лет назад – единственное свидетельство их отношений. Дыхание участилось, и брюнетка прижала ладонь к груди. Три года? Неужели этому фото три года?


Судорожное дыхание нарушало тишину в комнате, когда Реджина уронила фотографию и взяла следующую. Она, Генри и Эмма на его третьем дне рождения. Королева, Принц и Рыцарь. Стоят в доспехах из фольги и в бумажных колпаках, тесно обнявшись.


Её охватила тревога, и, с силой запихнув фотографии обратно в сумку, Реджина поднялась на ноги, всё еще держась за грудь. Она всё ещё одна. Августа и Генри нет. Они остались вдвоем с призраком белокурого солдата.


Привычка привела её в кабинет, где Реджина некоторое время смотрела на дверцу бара, а потом, минуя её, вытащила лист бумаги и ручку. И вывела два слова, которые всегда успокаивали её:


Дорогая Эмма…