Ее знакомый парикмахер решил стать модельером. Он выпустил единственную коллекцию, но дело не в этом, а в том, что он пригласил Настю стать его моделью на показе.

Там ее заметил некий Дмитрий, симпатичный молодой человек в замшевой куртке. Насте Дима показался воплощением всех ее желаний: двадцать девять лет, привлекательный, три красивых автомобиля, загородный дом. Он возил ее на все моря и океаны, одел в лучшие наряды, научил водить машину.

А через пару лет Дима разорился. То ли он что-то украл, то ли фирма прогорела, но вдруг от его богатства не осталось ничего, кроме чемодана с итальянской одеждой.

Такие личности встречаются часто: резкий взлет, большие деньги, бешеная пляска на вершине мира, одно неверное движение – и кубарем путь вниз.

Дом он снимал. Машины продал. Тайно от Насти сбыл ее драгоценности.

Исчез на несколько месяцев, сказав: «Так надо».

Настя к тому времени завела себе подружек из другого круга – таких же, как она, счастливых обладательниц богатых мужей, и одна из них пригласила ее в Париж. Настя стала чем-то вроде ее компаньонки – сопровождала более счастливую подругу в свет и бегала по поручениям.

Ее представили мужчине пятидесяти семи лет, французскому аристократу. Он никогда не был женат, не имел детей.

Аристократ возил ее в свои замки, познакомил с матерью, которая оказалась не хрупкой старушкой в блузе с бантом и костюме Шанель, какой ее представляла себе Настя, а дамой восьмидесяти лет с признаками нескольких успешных подтяжек. Она носила черное, блистала камнями невероятной чистоты, и сын называл ее по имени.

Настя забеременела. Аристократ сказал, что она может делать все, что пожелает, но он никогда не признает свое отцовство. Он купил ей квартиру в Москве.

Потом Настя, у которой уже была годовалая Кира, вышла замуж за немецкого банкира, перебралась за город и родила новому мужу двух мальчиков.

Она выращивала цветы, помыкала домработницей и время от времени звонила старым подругам.


Но тогда мы с Настей порхали, а Саша по уши осела в Бескудникове.

Никита наел щеки.

Наступила унылая зима, когда ты благодарен небесам уже за то, что есть дом, и есть чай, и есть к кому прижаться в постели.

– Ну как семейная жизнь? – спросила я у него с подтекстом.

Никита выглядел растерянным.

– Все нормально, – без уверенности произнес он.

– Боже мой, ну что опять не так?! – воскликнула я.

– Все так, – уныло ответил Никита.

Учиться жить – больно, тяжело и страшно. Лишь годам к тридцати появляется ощущение, будто ты что-то понимаешь в устройстве мира. Откуда-то берутся уверенность, система, обзор.

Вот ты шел по бурелому, ноги увязали в грязи, ветки хлестали по лицу, и вдруг – дорога. Экстаз. Теперь все будет хорошо.

Но тогда, в том далеком году, Никита страдал. Все жертвы страдают. Он отказался от своего образа жизни, от приключений – ради Саши, ради настоящего чувства, но не мог сказать наверняка, что сделал хороший выбор.

Он тосковал.

Жертва должна умереть. В этом весь смысл. И Никита ощущал себя неживым.

Он ненавидел внутренний голос, который твердил: «Ты не должен делать это ради Саши, ты должен сделать это ради Саши».

Никите, как и многим другим, нужен был внешний враг. Поэтому он обвинял Сашу в том, что ради нее он отказывается сам от себя.

Я решила с ней встретиться.

– Ерунда какая-то! – воскликнула она. – Такое ощущение, что нам лет шестьдесят.

С Никитой, который ее не пугал, не удивлял, которого не надо было добиваться, ей было тоскливо. С тем же успехом она могла выйти замуж за своего Мишу.

– Саш, а ты Никиту любишь? – спросила я.

Саша задумалась.

– Не понимаю, – призналась она.


Раньше все было просто. Общество вынуждало тебя принести клятву верности, родить и вырастить детей. До сих пор существуют религиозные течения, которые не признают мирских законов, а из закона Божьего выбирают то, что им больше подходит. Женщины рожают пятнадцать детей, а мужья могут уйти от них в любое мгновение. И такой женщине суждено остаться одинокой, потому что она – «порченый товар». Из столетия в столетие соблюдаются традиции, но потом жизнь прорывается через эти каменные устои, и новое поколение живет по-новому.

Счастье – как хамелеон. Оно умело прячется и всегда разного цвета.

К Фрейду приходили женщины, которых мнение общества довело до истерии. Они занимались сексом, но знали, что люди это осуждают.

Фрейд думал, что все страдания связаны с сексом. Фрейд зависел от кокаина, был тяжело болен, ему сделали сорок шесть операций на гортани – и он не намеревался создавать культ из секса.

Он просто хотел помочь тем, кого презирали за то, что они – живые. И не подозревал, что открыл золотую жилу.

К сожалению, нет такого закона, который способен вынудить человека быть хорошим. Можно привязать отца к матери и к ребенку, но это не значит, что он не станет пропивать все деньги.

Нельзя заставить женщину родить и стать хорошей матерью.

Нельзя принудить мужчину и женщину любить друг друга.

И уж точно никто не взрослеет раньше времени.

Смекалка никогда не заменит опыт, который, в конце концов, подсказывает нам, что любовь к одному-единственному избраннику, верность, ущемление своих желаний – это все огромное счастье, которое стоит того, чтобы кастрировать собственный эгоизм.

Но это все приходит потом, с возрастом, с опытом. И не к каждому.

В молодости надо как можно больше гулять, веселиться, думать о праздном, вести глупые беседы и прожигать жизнь.


Саше и Никите не повезло. Они встретились тогда, когда жизнь сама по себе важнее определенного человека. Они чувствовали себя приговоренными друг к другу – и это было печально.

– Надо расставаться, – говорила Саша. – Но когда я думаю об этом, хочется повеситься! И ты знаешь, мы как-то плохо друг на друга влияем. У нас ничего не получается. У Никиты машины не продаются. Намертво встали. Я туплю с дипломом. Ни одной мысли в голове!

Они начали ругаться. У них появилась цель – сделать совместную жизнь невыносимой.

– Ты почему не отвечал на мои звонки?! – орала Саша на пороге квартиры.

– Потому что не слышал! – не оставался в долгу Никита.

– Ничего, что я стою три часа под дверью?!

– Да какого черта ты тут стоишь?!

– Я ключи забыла!

– А я тут при чем?! Или ты их нарочно забыла?!

– Да пошел ты на хрен! Я у девочек переночую!

– Раньше не могла догадаться?!

Саша могла бы догадаться, позвонила бы мне с Настей. Но ей хотелось дождаться Никиту и устроить ему скандал.

– Где моя майка?! – бросался Никита на Сашу.

– В коридоре.

– Где?! – Никита выбегал из комнаты с красными глазами.

– Вот! – орала Саша, ткнув пальцем в грязную тряпку, на которой стояли ботинки.

– Ты ох?!

– Я стираю и глажу твои чертовы майки, а ты потом вытираешь ими сок со стола, так почему бы не вытирать ими обувь, если тебе на все наплевать?!

Они уже почти ненавидели друг друга.

– Ты видел крышку от моего контейнера?! – подбоченивалась Саша.

– Какого контейнера?

– От контактных линз!

– Не видел.

– Но ты убирался на кухне! Ты что, ее выкинул?

– А эта… штука на кухне?

– На кухне! Я надевала линзы на кухне, потому что мне надо в институт, а ты занимал ванную!

– Да отвяжись ты от меня! Не брал я твою крышку!

– А кто брал! А?!

– Да купи, бл… себе новый еб… контейнер! – орал Никита и убегал из собственного дома.

– Саша, это никуда не годится… – ужасалась я. – Собирай вещи и уезжай. Вы сожрете друг друга.

– Ну почему у нас ничего не получается? – рыдала Саша. – Почему?!

Я гладила ее по голове.

Мне было очень жаль их обоих, таких несчастных, растерявшихся. В полном отчаянии кто-то из них произнес: «Давай попробуем на время расстаться».

Эта фраза – как обезболивающее.

Саша в бреду перевозила вещи. За несколько дней сильно похудела. У нее временами дрожали руки.

Никита с пугающим остервенением играл в GTA и заказывал пиццу на дом.

– Пойдем погуляем… – ныла я. – Бескудниково прекрасно в весеннем уборе…

– Не хочу я гулять! – раздражался Никита. – Хочу сидеть дома с закрытыми шторами!

– Никитос, ты здесь закиснешь! Пошли! От тебя потом пахнет.

– Ничего, я принюхался…

Я все-таки вытащила его на улицу, и мы на метро поехали в центр. Был такой хороший теплый день, что даже Никита пару раз улыбнулся.

– Все будет хорошо, – говорила я. – Все у нас впереди.

К сожалению, я его обманула. Не нарочно.

Просто наш мир не так уж велик. Мы встречаем не так много людей, которых можем любить.


Например, у меня есть подруга Лариса. И у нее есть подруга. С последней мы каждый день находим похожие черты. Иногда кажется, что мы – один и тот же человек. Мы даже говорим с одинаковыми интонациями. Но если Лариса – почти моя сестра, то с ее подругой мы общаемся только втроем. Нам вдвоем с ней не о чем говорить. То есть я ее люблю, она любит меня – никакой неприязни не существует, но у нас нет ничего общего при всем при том, что мы почти отражаем друг друга.

Весь мир состоит из таких тонкостей.

Люди, которых ты действительно любишь, навсегда оставляют след в твоей душе. Иногда это рана. Она никогда не заживает, как язва желудка у хронических невротиков. Появляются люди-лекарства, которые на время снимают боль, но мы возвращаемся к ней снова.

Сейчас Никите тридцать восемь лет. У него нет девушки. Сейчас с ним живет друг, которого выгнали с работы.