Наташа превратила их отношения в коммерческое предприятие: почему-то ей казалось при этом, что именно она – настоящая женщина.

А нам это представлялось отсутствием достоинства – относиться к себе как товару.

У меня, насмотревшейся на этот аттракцион, даже промелькнула мысль о выгоде быть настоящей сукой.

Мысль эту я подавила, ведь все зависит от того, чего ты хочешь в жизни.

Жизнь Наташи, например, очень скоро изменилась. Умер отец – влиятельный мужчина, на котором в их семье все держалось. Ее мать, оплакав мужа, сделала себе несколько пластических операций и уехала в Монако, заявив, что вдоволь намучилась и теперь хочет пожить для себя.

Наташа, которой было всего девятнадцать, растеряла былую уверенность в себе. Ей было трудно, и мы взяли ее в свою банду.

Дело приняло странный оборот – на глазах у любовника Насти, которого та очень ценила, Наташа с Настей целовались, позабыв обо всем, после чего у них начался странный роман втроем, в ходе которого Наташа забеременела.

Но все это случилось позже.

А пока Никита возил Наташу по ресторанам и, конечно, смело платил по счетам. Он даже купил новую машину.

Он ухаживал!

Мы старались, чтобы Саша поменьше об этом знала, но она знала.

Мы утешали ее тем, что у Никиты пошлый вкус. Если бы ему предложили Карлу Бруни или Памелу Андерсон, он бы выбрал последнюю. Вне всяких сомнений.

Это было глупо.

– Все бы выбрали, – уверяла Саша.

– Кроме Мика Джаггера, – напоминала Настя. – Он ведь был любовником Бруни.

– И кроме Эрика Клептона, – встревала я. – Ну не понимает человек хорошего отношения! К тому же у тебя есть Сергей.

Сергей вел себя так, словно Саша была венцом творения.

– Я не истеричка, – говорила Саша. – Но вы понимаете, действительно ему чего-то не хватает. Нет остроты. Он такой милый, такой хороший… У нас такие гладкие отношения, что мне как-то не по себе, и шуток он не понимает, честное слово. Он тут как-то засмеялся, а я испугалась – раньше не слышала его смеха. Жуть.

Многие мужчины будут правы, если возмутятся:

– Чего хотят женщины?

Пренебрегает – плохо. Заботится – еще хуже. Но в отношениях обязательно должна быть страсть – может, не классическая, по Шекспиру, с ядами, кинжалами и прочими атрибутами средневековой драмы, но без накала чувств, без неуверенности, без отчаяния любовь превращается в один из тех ироничных фильмов Энди Уорхола, в которых пятнадцать часов показывают, как художник спит.


Однажды я купила новую сумку и показала ее своему молодому человеку.

– О, здорово, – сказал он. – Нормально.

А вечером мы пошли в ресторан, и там был приятель, почти моя подружка, доверенное лицо.

– Смотри, что я купила! – Я сунула ему сумку.

Приятелю не было никакого дела до моей обновки. Он ничего не понимает в сумках. Он любит только футбол. Но он меня знает.

– О боже, боже, боже! – голосил он. – Какая прелесть, ах-ах-ах!

– Вот теперь ты понимаешь, как надо? – с упреком спросила я моего любовника. – Учись.

А ведь когда все только начиналось, и он был таким. Хотел мне угодить. Был на одной волне.

У женщин другой эмоциональный диапазон. У мужчин на этой частоте закладывает уши, а мы не слышим их, потому что они скупы на чувства. Мы поворачиваем ручку громкости до упора в надежде донести до них свои переживания, но они корчатся от боли.

– Мне кажется, я влюбилась в него только потому, что он такой красивый, – вздыхала Саша.

– И Никита красивый. Это уже тенденция, – указывала я.

– Ну как-то так. Есть у меня такая слабость. Люблю все красивое.

– Ты когда вырастешь, будешь шить мужскую одежду?

– Вряд ли. А что?

– Тогда в твоем распоряжении были бы прекрасные мужчины – модели. И ты бы видела их в трусах!


Саша встретила Никиту в магазине на Чистых прудах. Там был всего один магазин, где среди ночи можно купить сигареты.

Никита ее не узнал.

И дело не в том, что она отстригла длинную челку. И не в том, что теперь она носила то, что шила – и это выделяло ее из толпы.

Она стала другой. О ней заботились. В ней уважали женщину.

– Привет, Никит. Как жизнь? – спросила она, забирая сдачу.

– Подожди секунду, я воды куплю! – засуетился он.

Они вышли на улицу, где Саша закурила, а Никита неловко крутил пробку и облился.

– Ну что, ты как? – Никита переминался с ноги на ногу.

– Все хорошо, – сообщила Саша. – А ты как?

– Да у меня тоже все нормально.

Он врал. Ему было скучно с идеалом, девочкой из сказки. Он получил свою принцессу, но оказалось, что это лишь отчасти то, чего он хотел.


Иногда нас подводит воображение. Мир заманчивых грез таит опасности – только опытные путешественники чувствуют себя в нем относительно уверенно. Надо всегда быть готовым к тому, что, треснувшись лбом о кривое зеркало фантазий, можно расшибить голову, и осколки вопьются в душу, ранив ее навсегда.

В Воображариуме есть страшные места, куда лучше не заходить.

Мировая сеть, современная версия владений Фата Морганы, талантливо иллюстрирует хрупкость границ между сном и явью.

Влюбиться в призрака, блуждающего по электронным лабиринтам, просто, если не стремиться увидеть его воочию. Чудесные партнеры, замечательные собеседники на четверть пятых состоят из наших фантазий – мы льстим им, украшаем, как новогоднюю елку, ретушируем тех, кого лучше никогда не видеть, чтобы осколки зеркала не застряли в сердце.

Дотронувшись до своей принцессы Грезы, Никита не ощутил прикосновения к волшебству. Не возникло искры.

Все достоинства, что он ей приписывал, оказались мнимыми. Сказочная девочка была куклой.

Она была холодной и увлекалась только нарядами и вечеринками. Она не очень любила секс. Говорила: «Сделай мне чай, принеси мне сок, сходи в аптеку за анальгином, купи мне телефон, позвони в мой спортзал и скажи, что уборщица мне нахамила».

Наташа была классической госпожой, только без плеток и веревок. Она требовала унижения и подчинения. И еще не знала тогда, что дело не в ее чарах, а в том, что человек стремится к тому, чтоб им помыкали.

Саша же скучала с Сергеем, но неожиданно ей понравилась такая жизнь. Ничто ей не мешало. Она ушла в учебу – и это вдохновляло ее больше любовных переживаний. Всем показалось, что она стала немного суровой, надменной, но Саша объяснила это тем, что думает об образовании и не хочет пока отвлекаться.


А над Никитой мы решили подшутить.

Он тогда все реже виделся с Наташей и как-то пригласил меня и Настю в гости. Мы поехали к нему в расчете выпить хорошего вина и получить на закуску что-нибудь вкусное (ведь он был богаче), а нас встретили пельменями и мерзким салатом из морковки.

Он становился все меньше похож на нас – беззаботных гедонистов.

И вот мы позвали его в ресторан. Не бог весть в какой – мы были не мстительницы, а хулиганки. Я, Настя и наша приятельница Лариса.

Мы заказали самые дорогие блюда и коктейли.

Я ведь точно знала, что Никита носит с собой много денег.

Принесли счет.

– А у нас нет таких денег! – воскликнула Настя.

Никита расстроился.

– Ладно, потом отдадите, – буркнул он.

Конечно, никто отдавать долг не собирался.

– Что происходит? – возмутился Никита, позвонив мне где-то через неделю.

– Никита, ну ты прямо какой-то стремный! – воскликнула я.

– Какого черта? Кто вы такие?!

– Мы твои друзья, б…ь! – заорала я в ответ. – Были!

Я не хотела с ним ссориться. Но есть такая порода мужчин, которые не могут довольствоваться одной-единственной неудачей. Если от них уходит женщина, они бросают работу, ссорятся с родными, с друзьями. Всех убью – один останусь.

Мне было жаль его. Но уже тогда я не умела сочувствовать тем, кто делает все, чтобы превратить собственную жизнь в ад.

Никита расклеился. Как настоящий мужчина он отвергал помощь – это казалось ему признаком слабости, и Никита не ошибался: он был слаб, вот только не желал в этом признаться.

Жалко и некрасиво страдать у себя в Бескудникове казалось ему более мужественным, чем сказать:

– Друзья! Мне плохо. Нужна ваша поддержка.

Потом я часто сталкивалась с такими мужскими выходками.

Мы, самостоятельные девушки, увлеченные своей работой, часто говорили, что мужчины вырождаются, что они – истерички и слабаки. Но все это было со зла, от горя и разочарования, и лишь позже мы всерьез задумались над тем, что это может быть правдой. Мужчины распустились.

Мы видели, как сильные мужчины выгоняют жен на улицу. Вычеркивают из памяти детей.

Мы наблюдали, как бездельники и неудачники вместо того, чтобы благодарить жену, которая тянет на себе семью, унижают и обижают ее.

Мы замечали, что многие мужчины гордятся тем, что не уходят из семьи – и вроде бы заботятся о жене и детях, но презирают их чувства – изменяют, гуляют, не обращая внимания на переживания близких людей.

Мы знали, что и сильные и слабые бьют своих женщин.

Мы благодарили Бога, что родились на двадцать лет позже. Иначе мы были бы одними из них. Нас приучили бы к мысли, что без мужчины мы ничто. Нас сделали бы заложницами семьи.

Мы превратились бы в сумасшедших, которые глотают таблетки, чтобы отомстить мужу, показать, какой он плохой человек.

Мы готовили бы и убирали, чтобы потом швырнуть мужу мокрой тряпкой в лицо.

Мы запрещали бы своему мужчине видеться с ребенком – просто ради того, чтобы потешиться.

И, конечно, мы бы мстили нашим детям за то, что их отец ушел.

Мне с подругами повезло. Мы родились в хорошее время. Мы можем добиться чего угодно, кроме приличного мужчины своего возраста.